— Это очень…»

И настанут дни, когда посмотрят они на гладь океана и воскликнут неожиданно: «Корабль, какой-то корабль!.. Точно, корабль!.. Неужели ты не видишь, как поднимается к небу столб его дыма… Да вот же, он держит курс прямо к нашей гавани!» И тогда радостно будут смотреть они друг на друга и говорить со смехом: «Зачем такими жалкими и унылыми были мы!.. Почему не верили, что нельзя повсюду уничтожить цивилизацию!.. А я ведь вам всегда говорил… В Австралии, в Южной Африке, на каком-нибудь далеком острове…» Но не будет никогда корабля, и лишь легкое облачко медленно проплывет и растает на горизонте. Или кто-нибудь очнется от послеобеденной дремы и вскинет голову. «Конечно!.. Я знал, так будет!.. Это шум самолетного мотора… Я не могу ошибиться». Но это цикады трещат в кустарнике, и никогда не будет самолета. А другой вставит батарейки в радиоприемник и, прижав одной рукой наушники, будет другой медленно вращать ручки настройки. «Есть! — воскликнет он внезапно. — Тихо, тихо вы все!.. Точно, точно! Прямо на Девятьсот двадцатой!.. Кто-то говорит. Я отчетливо слышу, кто-то говорит по-испански… Вот снова заговорил! А сейчас пропадает!» Но не зазвучит живая человеческая речь в эфире, только раскаты далекого грома прогремят.

«Да, мне очень удобно», — думал Иш, прижимаясь к спинке большого кресла. …И неожиданно вскинулся. Это с улицы донеслись звуки двух резких хлопков, и понял Иш в ту же секунду — это не что иное, как треск из выхлопной трубы большого грузовика! Иш сорвался с места и через мгновение уже стоял возле дома и смотрел на замерший посередине улицы грузовик. Большой, красивый грузовик — ярко-красный, с голубой полосой и большими белыми буквами на борту: «ПРАВИТЕЛЬСТВО США». Из кабины выбрался мужчина, и, хотя это он вел машину, одет был (ясно почему) в визитку. Да к тому же с шелковым цилиндром на голове. Человек не произнес ни слова, но Иш и так знал — перед ним губернатор штата Калифорния. И тогда Иш почувствовал, как переполняет его счастье, Невыразимое словами. Потому что опять здесь был порядок и законная власть, и вместо кучки испуганно жмущихся друг к другу в окружении тьмы — сила многих. И теперь он — Иш — не был слабым, брошенным ребенком, в одиночестве бредущим по враждебному миру… И в смятении счастья, настолько огромного, что не вынести одному, он проснулся. Проснулся с отчаянно бьющимся сердцем и мокрыми от пота ладонями. И стоило лишь вновь увидеть знакомое окружение гостиной, растаяло счастье, как тает умирающий свет, и место его заняла тоска — глухая тоска, столь же невыразимая словами, как и растаявшее счастье. А потом утихла тоска и ушел принесенный ею страх — это пробужденное сознание заставило их отступить. И осталось лишь воспоминание о счастье. Теперь он понимал, что обязан за часто повторяющийся сон всему пережитому. Сон «исполнения желаний», как его называли люди. Как бесконечно часто за этот двадцать один год снились ему похожие друг на друга сны! Наверное, только в первый и во второй год они не приходили к нему, а потом, когда с каждым годом накапливалось чувство заброшенности и неуверенности, сны стали приходить все чаще и чаще, и даже рождение каждого нового ребенка не могло уничтожить в душе порождавшие их корни страха. Сегодня, как и всегда, явившиеся к нему образы были понятны и очевидны. Сначала его удивляло, почему так часто снится ему Правительство Соединенных Штатов. В Старые Времена Иш никогда не считал себя ярым патриотом и, наверное, никогда серьезно не задумывался о преимуществах быть рожденным в этой стране. Человек не задумывается о воздухе, которым дышит, пока его не лишают этого воздуха. Ощущение могущества раскинувшейся на тысячи миль по всему континенту страны с названием «Соединенные Штаты Америки», вероятно, все же оказывало влияние на подсознание каждого гражданина, о чем этот гражданин мог даже не догадываться. Совершив короткий экскурс в подсознание, Иш вернулся к реально окружающему его миру и от этого нервно задвигался в кресле. Судя по положению солнца, он проспал не больше часа. С улицы снова донеслись приглушенные хлопки ружей охотников за перепелками. О слабо улыбнулся, вспомнив ассоциации с треском выхлопной трубы приснившегося грузовика. В любом случае, что бы ему ни снилось, сегодня вечером они обязательно должны собраться все вместе, как он задумал. К концу дня запасы привезенной воды заметно поубавились, но, кажется, ни один из обитателей Сан-Лупо не испытывал мук жажды. По приглашению Иша все старшие, включая Роберта и Ричарда, которым исполнилось уже шестнадцать, собрались в его доме. Судя по благодушному настроению, никто из присутствующих не испытывал особых неудобств. Это хорошая мысль (таковым стало общее мнение) — попробовать выкопать колодец у одного из домов, — гораздо лучше, чем переносить дома к естественным источникам воды. И конечно, им придется уделить большее внимание гигиене и проследить, чтобы все дети это как следует усвоили. На высоком собрании не было глубокоуважаемого председателя, но Время от времени кто-нибудь интересовался мнением Иша, и, как он понимал, сие почтительное отношение было вызвано не столько признанием его умственного превосходства и руководящего положения в обществе, а скорее естественным чувством уважения к нему как к хозяину дома. Не было на собрании ведущего протокол секретаря, как, впрочем, не было прений по обсуждаемым вопросам и заключительных голосований. Мероприятие в доме Иша в Сан-Лупо походило скорее на сбор общественности, чем на официальное парламентское заседание со свободным обменом мнений.

— Надо еще подумать… А как мы узнаем, что в этом колодце будет вода?

— Колодца без воды не бывает.

— А что это за колодец — дыра в земле?

— Так туда нужно воду наливать!

— А может, так будет лучше… Проложить трубу к какому-нибудь ручью и соединить с нашими трубами.

— Как ты думаешь, Джордж, это мысль?

— …А чего, конечно… я думаю… Ага… думаю, смогу соединить несколько труб.

— Придется сделать запруду. Земляная запруда — то, что надо.

— Разве мы сможем такое сделать?

— …Ага… Придется, конечно, попотеть. И пока беседа протекала в столь миролюбиво-благодушном настроении, Иш чувствовал, как начинает постепенно раздражаться. Для него сегодняшний день казался отступлением, отбросившим их туда, откуда уже не будет возврата. И снова он понял, что стоит посередине комнаты и держит речь перед десятком окружавших его людей.

— Этого не должно было случиться, — говорил он. — Мы не имели права допустить этого. Полгода прошло — целых полгода, за которые мы могли и должны были увидеть, что уровень воды в резервуаре падает, но никто — никто не удосужился заглянуть туда. И вот, пожалуйте! Все, что здесь случается, как всегда, застигает нас врасплох и отбрасывает туда, откуда мы никогда не сможем вернуться, чтобы восстановить привычный порядок вещей. На нашей совести слишком много ошибок. Мы должны были учить детей читать и писать (никто из вас не утруждал себя помощью в этом мероприятии). Мы должны были снарядить экспедицию и узнать, что происходит в других местах. Поймите, это опасно — не знать, что происходит всего лишь за соседним холмом. У нас должно быть больше домашних животных — кур каких-нибудь. Мы должны были выращивать пищу… И когда лихорадка красноречия вознесла его на небывалую высоту, кто-то захлопал в ладоши, и, чувствуя себя глубоко польщенным, он, ожидая всеобщей овации, остановился. Но все смеялись громко, от души, и опять до него дошло, что бурные овации имели несколько иронический оттенок. Сквозь шум аплодисментов услышал он реплика одного из мальчиков:

— Наш добрый папочка опять взялся за старое! И кто-то подхватил сквозь смех:

— Теперь очередь за Джорджем и рефрижератором! И ничего не оставалось Ишу, как присоединиться к общему веселью. Сейчас он не злился, сейчас он сам виноват в том, что, бессознательно повторяя собственные слова, затянул старую песню и опять не смог выделить главный смысл своей речи и сегодняшнего общего сбора. А тут заговорил Эзра — добрый товарищ Эзра, всегда готовый смягчить впечатление от неловкого поступка или слова ближнего своего.