Мысль о том, что ее молодость и красота будут принесены в жертву ради политики или внешних приличий, возмущала его.

— Нет, — сказал он наконец. — Я не думаю, что ты должна выходить замуж за Реммли. Ни в коем случае.

Она облегченно вздохнула и в ее взгляде появилась надежда.

— Значит, ты поможешь мне?

— Возможно, — сказал он. — Ты все еще точно не объяснила, что имеешь в виду.

— Ничего сверхсложного, поскольку осталась всего неделя до того, как Роджер официально объявит о моем браке. Сначала я хотела избежать этого, заболев в последнюю минуту. Тогда бы я не смогла прийти на бал, который собирается устроить Роджер. Вот зачем мне понадобилось средство Лилит.

— Подожди, подожди. Ты хотела выпить что-то, от чего тебе станет плохо?

— Да, и Роджер с этим ничего не смог бы поделать. — Ее глаза засверкали. — Правда, здорово?

— Скорее, глупо, — возразил он. — Почему ты не хотела поступить, как делают все женщины, и изобразить головную боль?

— Очевидно, ты не настолько знаешь Роджера, как думаешь. Ничто меньшее, чем безостановочная рвота и вид, как в гробу, не остановили бы его. Он вытащил бы меня из постели и вывел в зал. Но теперь все равно выбора нет, хотя я до сих пор не понимаю, что случилось с содержимым бутылочки.

— Пролил, — ответил Кристиан. — Я чертовски неуклюжий.

— Ты мог бы сказать мне об этом, вместо того чтобы отдавать пустую бутылочку.

— Возможно. Не была бы ты так великодушна отдать мне в обмен другую?

— Теперь мы этого не узнаем. — Ее улыбка уступила место сосредоточенности. — Почему ты так жаждешь получить заклинание из бутылочки?

Кристиан поначалу чуть не решился сказать правду. Но здравый смысл возобладал.

— Я помогаю другу, — сказал он.

— А теперь поможешь и еще одному старому другу. Мне. Похоже, что ни случается, все к лучшему. А ты как думаешь?

— Для тебя — возможно, — произнес Кристиан. — Это не ты расшибаешься в лепешку, чтобы вернуть то, за что уже заплачено по-королевски.

— Перестань ворчать. Ты получишь назад свою бутылочку, и у тебя будет много времени помочь другу.

— При условии, что мне удастся испортить твою репутацию?

— Да, но уж для тебя это не составит никакого труда. Мне нужен намек на скандал. Все, что от тебя требуется, это чтобы тебя видели со мной почаще и при несколько компрометирующих обстоятельствах. Кстати, я знаю, что Реммли не особенно жалует тебя. Одно предположение, что ты мой особенно близкий друг, запятнает меня так, что сделает нежеланной кандидатурой в его глазах.

— Он такого высокого обо мне мнения? — сухо спросил Кристиан.

— Боюсь, да. Как и многие другие из высшего общества.

— Лицемеры.

— И слава Богу, а то мой план никогда бы не удался. — Далила улыбнулась. — Итак, мы должны начать немедленно. Сегодня вечером я собираюсь с друзьями в театр. Ты можешь подойти к нашей ложе и настаивать, что хочешь поговорить со мной наедине, и тогда…

— Нет.

— Нет?

— Нет. Если я соглашаюсь сделать то, о чем ты просишь, мне не нужно давать указания и управлять мной словно марионеткой. Я вполне сам способен скомпрометировать женщину.

— Да, я знаю.

Кристиан молча выругался. Он сам дал ей в руки иголку, и она, не тратя время, уколола его ею. За время, что он будет с ней, его шкура превратится в подушку для булавок. Если он согласится с ее планом.

— Так как? — напомнила Далила. — Ты сделаешь это?

— Если да, обещаешь отдать мне бутылочку… с заклинанием… в тот вечер, когда твой брат устроит бал, вне зависимости от исхода?

Далила побледнела от мысли о возможной неудаче, но кивнула.

— Обещаю.

Кристиан обдумывал, на что решиться, не зная, какое из зол предпочесть. Будь он проклят — в буквальном смысле, — если отступит и уйдет без заклинания. С другой стороны, если он согласится с ее планом, это будет означать, что ему прячется потратить на Далилу массу времени, а что-то предупреждало его, что это может обернуться дополнительными неприятностями.

Внезапно Кристиан понял, что его ждут новые опасности, с коими он уже сталкивался несчетное количество раз в своей непутевой жизни. Языки пламени лизали ему пятки, а Далила держала сковородку и ждала, чтобы он прыгнул в нее.

«Старые привычки умирают с трудом», — подумал он, вздохнул и собрал все силы для того, что с неизбежностью всегда делал в подобные моменты.

Он прыгнул.

Джентльмен предупредил бы Далилу заранее, где и как он намеревается встретиться с ней. Именно поэтому Кристиан этого и не сделал. Он не был джентльменом. «Кроме того, — думал он, стоя в тени возле дороги, — сделка больше походит на шантаж, чем на уговор». По крайней мере сам он считал так.

Он обнаружил, что не только старые привычки умирают с трудом. Никакой опыт семи прошедших лет не шел впрок, когда находишься рядом с Далилой. Кристиан испытывал волнующее предвкушение, которое напрягало его мускулистую грудь и ниже, как и семь лет назад, когда он шел через бальную залу Гринуолла в ее родном доме.

Он не хотел ехать туда. Не любил вечера в загородных домах, предпочитая встречаться где-нибудь в другом месте, но более соблазнительное приглашение не состоялось по причине неожиданного возвращения мужа той дамы. Он приехал в Гринуолл в отвратительном настроении, сожалея, что позволил уговорить себя приехать. Затем он увидел Далилу и был сражен наповал.

— Потанцуйте со мной, — сказал он без обиняков, как только приблизился к ней.

Это была не просьба. Судя по ропоту, который черным облаком прокатился по изящно убранной зале, это было утонченное насилие, на которое в светском обществе мало кто осмеливается. Далиле было шестнадцать, невинна, как первый снег, и это был ее первый сезон в Лондоне. А ему исполнилось двадцать четыре, блэкмурский дьявол, мужчина обширного и порочного опыта, которому следовало бы очень хорошо знать, какую западню строит ему пара огромных зеленых глаз особы, неистово флиртующей с ним через танцевальную залу.

Конечно, он отлично это знал. Он давно за десять футов обходил девственниц, вот почему он ни в тот вечер, ни впоследствии не мог предложить разумного объяснения своим поступкам. Ни тогда. Ни сейчас.

К его чести надо сказать, что он никогда не преследовал Далилу на протяжении той недели, включавшей пикники, вечера и балы. Да ее семья и не позволила бы ему этого, если бы он попытался. Но Кристиан не пытался противиться ее тайным преследованиям. Она заказывала музыку, но танцевал он, а уж в фигурах Кристиан разбирался гораздо лучше Далилы.

Он изображал легкую добычу и попадался во все ловушки, которые она неумело расставляла ему. Таким образом, они провели много часов вместе, гуляя по прохладным тенистым лесным тропинкам, заплывали на лодке в уединенные гроты, которые она показывала ему, и разговаривали, постоянно разговаривали более свободно и естественно, чем с кем-либо из бесконечного числа бойких на язык и утонченных женщин, с которыми сводила его судьба.

Он, конечно, понимал, что происходит. Она готовила победу над ним. Ее самую первую, как он полагал, сладостную победу и именно по причине его скандальной репутации. И в процессе этой взаимной игры, когда он искренне считал, что позволяет ей проявлять свою страсть, он безумно влюбился в нее.

Безумно, до потери рассудка. Это было необъяснимо. Черт, это был какой-то сон и в то же время реальность. Единственное объяснение, которое он мог найти своему поведению в ту неделю.

Больной от любви. Он вздрагивал от этой мысли, но был достаточно честен, чтобы признаться, хотя бы себе, что это так. После стольких лет удачных маневров с более опытными женщинами его одним движением сразила наповал какая-то девчонка. Его ослепили ее искренность и энтузиазм, очаровал смелый взгляд на мир и, даже больше, свежий, новый взгляд, каким мир смотрел на него, пока он кружил вокруг Далилы. Он не мог объяснить, какими чарами она околдовала его, но и отрицать этого тоже не мог.