Их лесть была приятна мне, и я выпил за столом несколько больше обычного. Когда поздней ночью я вернулся в роскошную гостиницу, в свои покои, предоставленные мне городским начальством, я пребывал в отличном настроении. Все будет прекрасно, – думалось мне, – я смогу развеять наваждение.

Хризантема ждала меня, она надела красивое платье персикового цвета, которое восхитительно облегало ее молодую фигуру. Она смотрела на меня своими чудесными глазками, и я уже собирался обнять ее, как вдруг – другая, заклятая, встала передо мной, и я не смог прикоснуться к Хризантеме.

Сильная дрожь сотрясла мое тело. Бормоча неловкие оправдания, я выбежал в сад. Я чувствовал, что задыхаюсь, – мне хотелось больше воздуха. Но в саду было душно и жарко, и я отправился к озеру.

На цыпочках прокрался я мимо дремлющего привратника и вышел на пустынную улицу. Добравшись до озера, я долго смотрел на спокойную воду, а сердце мое погрузилось в глубокую пучину отчаяния.

Какая мне польза от моего тщательно разработанного плана? Как смогу я править людьми, если сам – не человек? Наконец я понял, что существует один-единственный выход.

Как только я принял решение, душа моя успокоилась. Я ослабил завязки своего пурпурного одеяния и сдвинул высокую черную шапку с вспотевшего лба. Неторопливо прогуливаясь вдоль озера, я искал то место на берегу, где смог бы выполнить свое намерение. Кажется, я даже мурлыкал себе под нос какую-то песенку.

И правда, не лучше ли вовремя покинуть изукрашенный зал, когда красные свечи еще не погасли и вино еще не остыло в золотых кубках?

Я наслаждался красотой чарующего пейзажа: слева – купы миндальных деревьев, гнущихся под тяжестью белых цветов и исходящих густым сладким запахом. Справа – серебристая, освещенная луной гладь озера.

Я увидел ее за поворотом извилистой дорожки, бегущей вдоль озера. Она стояла на берегу, у самой воды, одетая в белые шелковые одежды, перехваченные зеленым поясом. Белая водяная лилия сияла в ее волосах. Когда она повернулась ко мне, свет луны обласкал ее прекрасное лицо. И тут во мгновение ока я понял, что это та женщина, которая способна рассеять зловещие чары, женщина, которую послало мне Небо.

И она это поняла. Когда я подошел к ней, не было произнесено ни одного из рутинных приветствий и вежливых вопросов. Она лишь сказала:

– Как рано этой весной зацвел миндаль.

А я ей ответил:

– Нежданные радости – особенно сладки.

– Неужто всегда? – спросила она с насмешливою улыбкой. – Пойдемте, я покажу вам место, где только что сидела.

Она свернула с дорожки и пошла по неширокой прогалине; я поспешил вслед за ней.

Мы сели рядом в высокой траве на отлогом склоне. Согнувшиеся под тяжестью цветов ветви миндаля сплетались над нами наподобие балдахина.

– Как это странно, – сказал я, исполненный восхищения, и взял в свои ладони ее холодную руку, – словно мы – в другом мире.

Она только улыбнулась и искоса посмотрела на меня. Я обнял ее за талию и прижал свои губы к ее влажным красным губам. Она разрешила заклятье, которое меня изводило. Ее объятья излечили меня, а вспыхнувшая страсть заставила забыть боль. Ликуя, я подумал, что теперь все будет прекрасно.

Когда я лениво обводил пальцем тени, отбрасываемые ветвями на ее прекрасное тело, белое и нежное, как драгоценный нефрит, я внезапно обнаружил, что рассказываю ей о заклятье, которое ей удалось с меня снять. Она спокойно смахнула лепестки, налетевшие на ее прекрасную грудь, села и задумчиво произнесла:

– Когда-то, очень давно, я уже слышала нечто подобное. – И после минутного колебания добавила: – Скажите мне, вы не из судейских?

Я безмолвно указал ей на свою шапку, которую повесил на ветку, – лунный свет сиял на золотых знаках отличия. А потом ответил с кривой улыбкой:

– И не из последних. Я – в чине Следователя Столичного Суда!

Она понимающе кивнула, потом опять легла на траву, заложив за голову округлые, классической формы руки.

– Я расскажу вам, – улыбнулась она, – старую историю, которая должна заинтересовать вас. Она касается мудреца, который был судьей здесь, в Хань-юане, много веков назад. В то время…

Я не знаю, как долго я слушал ее нежный, завораживающий голос, но когда она замолчала, холодный страх сдавил мое сердце. Я резко поднялся, надел свою форменную одежду и подпоясался.

Надев шляпу на голову, я хрипло произнес:

– Тебе не стоит дурачить меня своими причудливыми баснями. Говори, женщина, как ты проникла в мою тайну?

Она молча смотрела на меня, а ее чарующие губы по-прежнему подергивались в улыбке, вызывающей и капризной.

Ее совершенная красота победила мой гнев. Став перед ней на колени, я воскликнул:

– Неважно, как ты узнала мою тайну. Меня не волнует, кто и кем ты была! Поверь, мои намерения чище тех, о которых ты рассказала! Я клянусь тебе, что только ты будешь моей царицей! – Я поднял ее повлажневшее платье и, нежно глядя на нее, произнес: – Ветерок дует с озера, ты замерзнешь.

Она отрицательно покачала головой. Но я встал и прикрыл ее обнаженное тело шелковой одеждой. Вдруг неподалеку раздались громкие голоса.

На поляну вышли из зарослей несколько человек. В великом замешательстве я стоял перед женщиной, распростертой в высокой траве. Пожилой мужчина, в котором я узнал судью Хань-юаня, внимательно посмотрел на лежащую. Потом он низко мне поклонился и сказал с восхищением в голосе:

– Значит, вы все-таки нашли ее, господин! Когда мы вчера осмотрели ее комнату в Квартале Ив и нашли оставленную ею записку, мы решили обыскать и эти места. В озере есть протока, соединяющая его с этой бухтой, и в протоке довольно сильное течение. Но это поразительно – вам удалось найти ее раньше нас! Однако вам не стоило утруждать себя и переносить тело с берега, господин! – Потом судья обратился к своим людям и приказал: – Принесите сюда носилки!

Я повернулся к своей недавней возлюбленной. Белое платье, покрывающее ее тело, как саван, было тяжелым и мокрым. Слипшиеся длинные волосы угрюмо змеились на иссиня-белом, мертвом лице.

Спускались редкие сумерки, Судья Ди сидел на открытой террасе, расположенной на втором этаже здания суда, и неторопливо потягивал чай. Он сидел, выпрямившись в кресле, у низкой, резного мрамора, балюстрады, неторопливо разглядывая расстилавшийся перед ним пейзаж.

В городе, среди тесно сбившихся крыш, один за другим загорались вечерние огоньки. За ними виднелось озеро – широкое пространство спокойной темной воды. Противоположный берег был скрыт в тумане, колебавшемся у подошвы горной гряды.

Жаркий и душный день сменялся не менее гнетущей ночью. Ни один лист не шелохнулся в кронах деревьев, росших на бежавшей вниз улице.

Судья раздраженно повел плечами под тяжелой церемониальной одеждой из плотной парчи. Старик, безмолвно стоявший рядом, внимательно посмотрел на него. Этим вечером местная знать Хань-юаня давала обед в честь судьи в цветочной лодке, на озере. Ди полагал, что, если только погода не изменится, это вряд ли будет таким уж приятным развлечением.

Неторопливо поглаживая свою длинную черную бороду, судья бесцельно следил за движением утлой лодочки, кажущейся очень маленькой на таком расстоянии, – застигаемый тьмою рыбак торопливо греб к пристани. Когда лодка исчезла из его поля зрения, Судья Ди вдруг поднял взгляд и сказал:

– Я никак не могу привыкнуть жить в городе, не окруженном стеной, старшина. Это рождает чувство какой-то неуверенности…

– Хань-юань расположен всего лишь в каких-нибудь шестидесяти ли от столицы, Ваша Честь, – заметил старик, – и, таким образом, мы не так уж далеко от столичной гвардии. Кроме того, провинциальные гарнизоны…

– Я не имел в виду вопросов обороны, – нетерпеливо прервал его судья. – Я говорю об обстановке здесь, в самом городе. У меня сложилось такое ощущение, что здесь происходят вещи, относительно которых мы совершенно ничего не знаем. В городах, окруженных стенами, ворота все-таки запираются на ночь; ты чувствуешь, что порядок, так сказать, у тебя под контролем. А тут городок, свободно разлегшийся у подножия гор, на берегу озера, и каждый может войти в него и уйти восвояси, когда ему заблагорассудится!