В Сече между тем произошла перемена. Гусака сменили; вместо него кошевым атаманом избран был некто Федько. При этом новом кошевом Петрик написал к запорожцам новое послание от 27 мая, извещал, что уже все орды двинулись в путь с Калгою, и приглашал кошевого с товариством встречать союзников у Каменного Затона[55], с тем чтоб утвердить по своему усмотрению постановленный им с татарами договор. 22 июня Петрик прислал третье послание к запорожцам, и притом очень пространное: в нем излагал он цель своего предприятия и надежды на его осуществление. Он вспоминал, что когда прибыл из Батурина в Сечь, то говорил уже добрым молодцам, в каком печальном состоянии находится малороссийский край, приводимый к упадку соседними монархами. «Неудивительно, — рассуждал теперь Петрик в письме своем, — что так поступает польский король: мы были когда-то его подданными, с Божиею помощью при Богдане Хмельницком отбились от подданства его власти и так много вреда ему наделали, что он до сих пор не оправится. Неудивительно, если крымский хан с нами враждует: мы из давних времен причиняли вред Крымскому государству и теперь всегда чиним. Но дивны поступки московских царей: не мечом они нас приобрели, а предки наши добровольно им поддались ради христианской веры. Переселивши с правой стороны Днепра на левую наших жителей, москали обсалились нашими людьми от всяких неприятелей, так что откуда бы неприятели ни пришли, — будут прежде жечь наши городы и села, наших жителей забирать в полон, а Москва будет находиться от них в безопасности за нами, как за стеною. Этим не довольствуется Москва, а старается всех нас обратить в своих невольников и холопов. Сперва они гетманов наших Многогрешного и Поповича[56], которые за нас стояли, забрали в неволю, а потом и всех нас хотели поворотить в вечную неволю. Нынешнему гетману допустили они раздавать городового войска старшинам маетности, а старшины, поделившись между собой нашей братиею, позаписывали ее себе и своим детям навеки в неволю, и только что в плуг не запрягают! Москва дозволяет нашим старшинам чинить подобное для того, чтоб наши люди оплошали и замужичали, а москали тем временем завладели бы Днепром, Самарою и настроили бы там своих городков! Я также вам сообщал, что король польский, недовольный московским царем за то, что не воевал Крыма, хотел сам, помирившись с ордою, идти на Москву и отобрать в свое подданство нашу Украину. А каково было бы тогда нашей Украине? Не были ли наши братья и на кольях, и в водных прорубях? Не принуждали ли козацких жен спаривать кипятком детей своих, не обливали ли ляхи наших водою на морозе, не насыпали ли им в голенища горящих угольев, не отбирали ли жолнеры[57] у наших людей их достояние. Все это вы помните, и ляхи этого не забыли и разве не стали бы они того же чинить над нами снова!.. Во время моего нахождения в Сече я много советовал начальным товарищам взяться за дело и не допустить нашей милой отчизны Украины дойти до крайнего упадка. Но из ваших милостей никто не захотел постоять за своих людей; поэтому я, как уже раз покинувши отца, мать, жену, родных и немалое имущество, прибыл к вам, добрым молодцам, в Запорожье, так и теперь, призвавши на помощь Бога и Пречистую Его Матерь, христиан заступницу, принялся за дело, которое касается целости и обороны отчизны и общей свободы: я в Кизикермене договорился о мире с беем кизикерменским Камень-мурзою, а в Перекопе хан утвердил мирные статьи, чему свидетелями были и ваши посланцы Левко Сысой с товарищами. Посылаю вам эти статьи. Прочтите их в раде: надеюсь, не найдете ничего зловредного отчизне!.. Но, может быть, кто-нибудь скажет: как нам воевать своих отцов, матерей, братьев и друзей; или, быть может, скажете: где мы сами денемся, когда опустошим свой край, кто нам даст тогда хлеба? Не дай Бог воевать свою отчизну; не хороша та птица, что собственное гнездо марает, не добрый тот пан, что собственную вотчину разоряет! Но когда захотите помогать нам и прибудете в Каменный Затон, тогда учиним совет, куда нам с ордою обращаться, так чтобы не причинять никакой беды нашим городам и селам. Не затем начали мы наше дело, чтобы воевать своих людей, а затем, чтоб освободить их и себя от хищничества москалей и панов наших. Сами вы, умные головы, рассудите и сообразите, лучше ли быть в неволе или на воле — чужим слугою или самому себе господином, — у москаля либо у ляха мужиком, или вольным козаком? Когда славной памяти Богдан Хмельницкий с войском Запорожским при помощи орды выбился из лядского подданства, разве дурно было тогда Украине? Разве не было тогда у Козаков золота, серебра и сукон дорогих, и табунов лошадей, и черед рогатого скота?.. Всего было вдоволь. А как мы стали московского царя холопами, так опустела вконец чигиринская сторона, а у перегнанных на левую сторону Днепра наших братии не только что не стало достояния, да и лаптей негде было взять! Большая часть наших братии осталась в неволе в московских городах, а других татары каждый год в полон вместо дани забирают, о чем сами вы знаете, как делалось прошлою зимою в полку Переяславском, а ранее перед тем в полку Харьковском под Змиевым и на других местах. Пусть вам, господа, будет еще и то известно, что сам гетман, с совета всех полковников, присылал ко мне секретно человека своего известить, что как только мы с ордами приблизимся к Самаре, то все они от Москвы отстанут, сойдутся с нами и станут вместе воевать Москву. Человек этот при мне, и когда, Бог даст, прийдем в Каменный Затон, я вам покажу его! Будьте доверчивы и ничего не опасайтесь».

Письмо это было писано в Акмечете (нынешнем Симферополе). На пути из Крыма к Каменному Затону, из урочища Черной Долины, 12 июля Петрик послал еще четвертое письмо к запорожцам, убеждая всех пристать к татарам ради освобождения малороссийского народа от московского ярма, а через несколько дней после того Петрик и Калга-салтан со своими ордынцами были уже в Каменном Затоне. 23 июля гетман через своего «дозорцу» в Переволочне получил известие, что кошевой атаман с куренными атаманами приняли от Калги-салтана дары и условились:запорожцам вместе с татарами идти на малороссийские города, производить смятение в посольстве. подстрекать мужиков к избиению арендарей и панов. Подробности, этого события мы узнаем в показании пойманного впоследствии в полон сообщника Петрикова, Кондрата. Было дело так. Прибыли к Сече Батырча-мурза и Калга-салтан; с ними был Петрик и послал в Сечь письмо, приглашая кошевого атамана и все товариство встречать его с хлебом-солью. Ему на это сперва прислали такой ответ: «Пусть встречает тебя тот, кто посылал тебяс. Тогда Петрик послал сказать сечевикам: «Если меня с хлебом-солью не встретите, то я прикажу переловить всех ваших ватажных людей, которые теперь промышляют на Молочных Водах и на Берде[58], и велю отдать их в неволю татарам!» После такой угрозы собралась рада и приговорила: ради спасения ватажных людей выйти к Петрику в Каменный Затон с поклоном, но во всяком случае допроситься от него, кто его послал. Кошевым атаманом был тогда опять Гусак. Федька недавно отставили. Этот кошевой вышел с 38 куренными атаманами и с двумя тысячами войсковых товарищей. Поднесли Калге-салтану хлеб-соль. Калга был доволен и сказал запорожцам: «Петрик явился к нам в Крым от вас всех; хотя с ним не было ваших писем, но он уверял нас на словах, что вы его обнадежили». Тогда куренные атаманы обратились к Петрику и сказали: «Ты писал, как прибудешь к нам с татарами, тогда узнаем, кто посылал тебя, — говори же, кто посылал тебя?» «Какое дело вам до того, кто меня послал?-отвечал Петрик. —Сами увидите, что будет, когда только приступим к Полтавскому полку. Этот полк весь мне сдастся, да и Миргородский потом весь перейдет к нам. Гетмана и старшин, и панов, и арендарей — всех побьют, и настанут у нас такие вольности, какие были при Богдане Хмельницком! Если мы теперь не выбьемся из-под московского ярма, так уже не выбьемся из-под него никогда». «Я учиню раду в Сече, — отвечал кошевой атаман, — и коли рада приговорит идти, тогда и я пойду!» Дали взаимное обещание: малороссияне не будут чинить «препятия» татарам, когда те пойдут назад, а татаре не станут трогать запорожских ватажников, сновавших за промыслами на Молочных Водах и на Берде. Калга подарил кошевому доброго коня, а двум куренным атаманам по «чуге» (одежда).