Почему именно с фоторепортёром? Выбор пал на него не случайно. Во-первых, он был немного похож на Грегори Пека. Секретарша недавно ещё раз смотрела фильмы с участием прославленного киноактёра, и всякий раз при встрече с фоторепортёром у Марии сладко сжималось сердце. Вылитый Грегори Пёк, работающий в одном с ней учреждении, не мог не стать предметом мечтаний романтически настроенной девушки, более того, совсем немногого не хватало, чтобы он стал предметом обожания. Во-вторых, фоторепортёр был разведён, следовательно, свободен. В-третьих, его образ жизни был таким, о котором жены, особенно работающие, могли лишь мечтать. Он не гнался за домашними обедами, вообще не уделял еде особого внимания, был нетребователен в бытовом отношении и не морочил голову. Ну и в-четвёртых, у него была нянька, воспитавшая его с младенчества и всю жизнь обслуживавшая своего выкормыша. И теперь, когда её подопечный давно уже стал взрослым, она продолжала трогательно заботиться о своём обожаемом мальчике, убирала его квартиру и содержала в идеальном порядке его бельё. Правда, о всем бельё секретарша пока судить не могла, но рубашки фоторепортёра всегда были отлично выстираны и выглажены. Одна эта женщина перетягивала все прочие аргументы в пользу выхода замуж именно за фоторепортёра.

И Мария начала предпринимать широкомасштабные действия, которые стали приносить видимые результаты, как вдруг… Как вдруг фоторепортёр вместе с несколькими коллегами увлёкся каким-то таинственным делом, и все усилия девушки пошли насмарку. Он просто перестал её замечать!

Чрезвычайно расстроенная, секретарша тем не менее решила так просто не сдаваться. И она стала проводить в редакции ещё больше времени, оставаясь после работы, очень рискуя тем, что её усердие может привести к нежелательным последствиям. Но чего не сделаешь во имя святой цели! В свободные от выходов очередного номера журнала вечера главный редактор отправлялся домой в третьем часу дня, она же оставалась на своём рабочем месте, хотя делать ей было абсолютно нечего.

Главный отправлялся домой, но остальные заговорщики запирались в комнате редактора и занимались там какими-то секретными делами. Иногда они занимали комнату, отведённую художнику, и что-то с жаром обсуждали, стараясь говорить шёпотом. Секретарша не подслушивала, вообще не лезла к ним нахально, раздумывая над тем, как бы подипломатичнее найти подходы к заговорщикам. Вот она и сидела, стараясь придумать самый что ни на есть достоверный предлог, с помощью которого удалось бы тоже подключиться к тайне, занимавшей все помыслы её возлюбленного. Иногда мысли девушки с достоверного предлога перескакивали на другие — что бы ещё сделать такое, чтобы привлечь к себе внимание фоторепортёра, пусть, наконец, заметит, как она хороша. Казалось, фоторепортёр уже начал было замечать её прелести, казалось бы, дело шло на лад, но вот отвлекло его что-то… Ну да ладно, не стоит отчаиваться.

И поэтому, когда предмет её мечты внезапно появился перед ней и уселся на стул напротив, Мария быстренько сменила озабоченное выражение лица на самое доброжелательное, и не подумав упрекать предмет за недостаточное к ней внимание. Нет, никаких недовольных слов, никаких упрёков! Напротив, она одарила коллегу лучезарной улыбкой, продемонстрировав ещё раз свои ослепительные зубки, взглядом поощряя начать разговор. Правда, ей показалось, что из кабинета редактора фоторепортёр не столько вышел, сколько вылетел, будто его силой вытолкнули, даже споткнулся и упал бы на пол, если бы на его пути кстати не оказался стул, на который он и плюхнулся. Однако Мария твёрдо решила — ничему не удивляться, лишних вопросов не задавать. Вот и теперь она сделала вид, что ничего не заметила. И правильно сделала, как показало дальнейшее развитие событий.

— Марысенька, тут такое дело, — нерешительно начал репортёр. — Самому мне ни в жизнь не справиться. Уж и не знаю…

Секретарша решила немного подбодрить молодого человека, видя, как тот хочет о чем-то попросить, но стесняется.

— А в чем дело? — добродушно поинтересовалась она. — У тебя что-то не выходит?

— Выходить-то выходит, нет, я не жалуюсь, дела идут неплохо, только вот какая сложность… Мне нужно купить одну вещь, а я в таких вещах совершенно не разбираюсь. Может, ты, коханая, поможешь? Если б ты могла…

— А что за вещь?

— В том-то и дело, забыл, как она называется. Вроде бы такая проволока… Или провода?

Секретарша всегда отличалась живым воображением, и после этих слов Грегори Пека в её переполошённом сознании сначала предстала длинная череда телеграфных столбов с проводами, потом эту картину сменила ещё более страшная — высокая стена колючей проволоки. Она с трудом избавилась от этого страшного видения, но живое воображение не успокаивалось, подсунув взамен огромную деревянную катушку с намотанными на ней электропроводами. К сожалению, ни в одном из трех видов этих проводов секретарша совершенно не разбиралась и, следовательно, упускала шанс оказать какую-то огромную услугу человеку, которого решила во что бы то ни стало обольстить.

Улыбка на лице девушки померкла, и, совсем отчаявшись, она слабым голосом все-таки попыталась уточнить:

— Какие же провода?

— Да такие, знаешь, — не совсем вразумительно пояснил фоторепортёр, изобразив пальцами тоже нечто непонятное. — Такие, на которых вяжут крючком. Забыл, как называются. Кажется, спицы? Ты не знаешь?

— А! — произнесла секретарша, стараясь не показать, какое облегчение испытала при таком пояснении. — Спицы, на которых вяжут крючком. Вот видишь, как ты мне понятно объяснил. Теперь даже я поняла. Они действительно называются спицами.

— Так ты могла бы мне помочь? — обрадовался фоторепортёр. — Мне надо купить их, а я понятия не имею, где такое продаётся.

Секретарша уже открыла было рот, чтобы выразить согласие, как вдруг всю её пронзило страшное подозрение.

— А зачем тебе спицы? Для кого ты хочешь их купить?

Вопроса фоторепортёр не предвидел. Из кабинета редактора его и в самом деле вытолкнули, велев пообщаться с секретаршей. Все знали, что она неравнодушна к фоторепортёру, поэтому именно ему поручили раздобыть необходимые для экипировки будущих инопланетян спицы. Как-никак женское дело, секретарша наверняка знает, где их раздобыть. А вот делиться секретами с ней категорически запрещалось. Сначала вообще решили было поручить доставку спиц кому-нибудь из женатых конспираторов, но тут горячо воспротивился сатирик.

— Никаких жён! — категорически заявил он. — Не найдётся такой жены, которая купит необходимое нам количество спиц, не поинтересовавшись, зачем такая прорва. А кто из вас способен не ответить, когда спрашивает жена?

Вот почему спицы поручили фоторепортёру. Жене не ответить нельзя, а секретарше можно. И вот теперь бедный фоторепортёр сидел, уставясь на девушку с самым идиотским видом, кляня себя на чем свет стоит за то, что заранее не догадался придумать какое-нибудь логичное объяснение. Пришлось выдумывать на ходу. А ничего, как на грех, не приходило в голову.

Секретарша сжалилась над ним, — а может, наоборот, — с издёвкой поинтересовавшись:

— Наверное, у тебя есть бабушка, и теперь ты должен купить ей спицы, чтобы она связала тебе на этих спицах тёплые носки или рукавички?

— Вот именно! — подхватил фоторепортёр. — Может, и не носки, а этот, как его… шарфик! Вот! И не только. Хотелось мне старушку порадовать, для неё — единственная радость вязать на спицах…

И осёкся, вспомнив, сколько спиц ему велели закупить. Быстренько сосчитав в уме количество спиц и поделив их на необходимое количество старушек, нуждающихся хотя бы в десятке спиц, он пришёл в ужас и решился признаться только в наличии четырех бабушек.

— Знаешь, у меня ведь четыре бабушки! — брякнул он, не продумав до конца свою родословную. — И я решил уж сразу всем купить спицы, чтобы потом не отвлекаться на них. Отделаться, так сказать, сразу.

— Ах так, у тебя четыре бабушки, — протяжно произнесла секретарша, откинувшись на спинку стула и пристально глядя на молодого человека. — Выходит, у твоей мамочки было по две мамочки, и у твоего папочки было по две мамочки. Правильно, обычное дело. И всех этих бабушек ты решил одним махом осчастливить. Наверное, по случаю предстоящего Международного дня ребёнка. Так?