— Я против задумки Шарля. Не стоило вовлекать вас в наши дела. Мне стыдно смотреть вам в глаза, понимая, на какую жертву вы пошли ради меня.

— Мы все идем на жертвы. Мсье Жан-Батист, вы принесли самую большую жертву.

— Меня злят выдумки Шарля. Я вновь стану губернатором, можно сказать, благодаря вам, и меня этот факт восстанавливает против брата. Но я уверен, что он был прав насчет вашего детского романа с Филиппом. Вы не были бы счастливы в этом неравном браке. По словам Шарля, вы достойны лучшего.

Фелисите открыла дверь.

— Мсье, мне пора идти.

Днем Фелисите опять пожаловала с подносом. На нем стояло множество тарелок, и Жан-Батист поспешил, чтобы помочь ей. Он неловко толкнул поднос, и немного супа пролилось.

— Вы, наверно, очень голодны, — заметила девушка. Фелисите не сразу отпустила поднос, — возможно, она боялась, что он его не удержит, и они некоторое время глядели друг другу в глаза, держась за поднос.

— Вы правы, я голоден, — сказал Жан-Батист, — но меня гложет не физический голод, Фелисите. Вы, должно быть, знаете, что существует разного рода голод и жажда.

— Это правда, — ответила девушка, кивая. — Мсье Шарль ест очень мало, и мне кажется, что у него аппетит к свершению великих дел. Вероятно, у вас то же самое?

— Видимо, так. Но кроме этого…

— Хватит. Ваша еда остынет, а я принесла вам столько вкусных блюд. Во-первых, рыбный суп. Во-вторых, рагу. Кухарка старалась изо всех сил, и я должна напомнить баронессе, чтобы она не забыла поблагодарить женщину, хотя мадам даже не попробует этот обед.

Девушка ставила на стол поднос, а Жан-Батист так и не отвел от нее взгляда. Тогда Фелисите отодвинула кресло и предложила ему занять место за столом. Он сел и предложил девушке сесть рядом.

— Мне так не хватает местных новостей, — заявил Жан-Батист, — может, вы расскажете о старых друзьях?

Пока де Бьенвилль ел, она поведала ему о людях, живущих в Лонгее: старике Крикинхеде и Поликарпе Бонне, законнике Бенуа и тетушке Сулетте. У Фелисите было чудесное чувство юмора, и несколько раз Жан-Батист откладывал нож и вилку и начинал хохотать.

Увидев, что обед приблизился к концу, она решительно поднялась.

— Мне надо идти. Как теперь объяснить кухарке, что члены семейства вдруг стали больше есть?

Днем Жан-Батист обдумывал, что ему нужно из провианта, разных материалов, и сколько потребуется переселенцев. Бьенвилль ничуть не удивился, когда для обсуждения этой проблемы вместе с бароном пришла Фелисите. Она села между ними и положила перед собой на стол лист бумаги. Девушка оказалась внимательным и умным помощником, умеющим быстро ответить на любой вопрос. Сколько больших каноэ можно сразу приобрести, и какова будет их цена? Есть ли в специальных лавках мушкеты, которые стали свободно продавать после объявления мира? Где достать большое количество муки, соли и сахара? В быстрых ответах Фелисите содержалась нужная информация.

Когда стали обсуждать кандидатуры людей, которые могут отправиться в Луизиану, девушка тоже помогала изо всех сил. Она была очень наблюдательна и иногда говорила:

— Нет, он не подойдет. Слишком слабовольный, — или следующее: — Этот человек сильный и хороший работник, но из-за его легкомысленной жены сразу начнутся неприятности.

Как только зашла речь о хорошем плотнике и строителе, Фелисите хотела порекомендовать Филиппа, но барон объявил, что место уже занято.

— Кого ты собираешься предложить мне? — спросил де Бьенвилль.

— Лучшего человека в Монреале — Филиппа Жирара. Он уже отправился в Квебек вчера на рассвете. Жан-Батист, он действительно отличный строитель и приличный человек.

Жан-Батист обратил внимание, что Фелисите была поражена и обижена, когда узнала, что Филипп уехал. Он грустно спросил себя: «Неужели она все еще влюблена в Филиппа?»

Фелисите была расстроена, что Филипп уехал, даже не попрощавшись с нею. Девушка пыталась оправдать его — ведь она целую неделю находилась в Лонгее. Но неужели он не мог перебраться через реку и проститься со старыми друзьями? «Филипп, наверно, решил не ворошить прошлое, — думала девушка. — Теперь я его никогда больше не увижу».

Она побледнела, и в глазах у нее появилась грусть. Губернатор подумал: «Мне было жаль Филиппа, но сейчас… я ему завидую».

Барон просматривал бумаги.

— Кажется, мы все обсудили. Жан-Батист, ты можешь спокойно возвращаться обратно.

— Я отправлюсь сегодня вечером. Мне дорог каждый час. Мои люди ждут меня у реки, — он показал на юг. — Только член сумасшедшего семейства ле Мойн может преодолеть две тысячи миль, чтобы провести дома чуть больше двух суток. Если бы об этом узнали добропорядочные люди, вот они бы повеселились! Какая глупость, зряшная трата времени и сил! Шарль, я ни о чем не жалею, и уезжаю с предчувствуем, что все будет хорошо. — Он вытащил из кармана лист бумаги. — Шарль, тут имена людей, которые отправятся со мной. Они все жили неподалеку. Позаботься об их семьях, потому что эти мужчины вместе со мной преодолели огромное расстояние, и теперь отправляются назад, не повидав Монреаля или своих родных. Это очень преданные люди! И я их высоко ценю!

Фелисите поднялась и стала собирать бумаги. Она с трудом проговорила:

— Мсье Шарль, я сразу займусь этими делами. Де Бьенвилль проводил ее до двери.

— Если вы не желаете, то не должны выходить замуж за того человека. Я могу отказаться от моего поста, и вы будете свободны, — сказал он.

Девушка очень удивилась.

— Нет, нет! Этого нельзя делать, — громко ответила она, и барон удивленно взглянул на них. — Не беспокойтесь обо мне, — тихо добавила Фелисите, а потом быстро покинула комнату.

Де Бьенвилль уселся за стол и начал теребить тонкую золотую цепочку на шее, которую почти не было видно из-за галстука.

— Шарль, когда я узнал, что вы договорились об отплытии Фелисите во Францию, мне было очень плохо, и ночью я чуть не бросился в реку и долго не мог прийти в себя. Но потом немного успокоился, — Жан-Батист криво усмехнулся. — Как странно, что в жизни все повторяется…

Барон с удивлением уставился на брата:

— Что такое? Ты влюбился в Фелисите?

— Мне кажется, что я близок к этому, — вздыхая, заявил младший брат. — Из нее выйдет поразительная жена! Шарль, неужели нельзя по-другому расплатиться с отцом и сыном де Марья?

— Ты знаешь, что иного выхода нет!

— Дважды я стоял на пороге счастья, и дважды долг в лице моего старшего брата захлопнул передо мной заветную дверь! — де Бьенвилль снова вздохнул. — Она меня околдовала, это милое сероглазое дитя! Мое спасение только в том, что я сегодня уезжаю!

Фелисите была очень занята пс>сле отъезда де Бьенвилля. Барон почти не помогал девушке Ј работе, а постоянно рассуждал о том, что следует снести дрм на рю Сен-Пол и построить на его месте другой, более современный особняк. Кроме того, он обсуждал поездку в Европу и даже в Англию. Когда девушка приносила ему бумаги на подпись, он подписал все не глядя, заявляя, что полностью ей доверяет. Иногда он виновато говорил за завтраком:

— Малышка, я буду занят веер день. Накопилось много писем, и надо бы с ними разобраться. Ты меня не отвлекай.

Фелисите понимала, что он проведет день с отцом Бениг-нусом, славным священником, который увлекался произведениями ювелиров. Они неторопливо будут обсуждать искусную работу мастеров, создавших красивые чаши, миски, графинчики и витые ложки. На следующее утро Фелисите видела, что кипа неразобранных писем не уменьшилась.

Девушка заметила, что барон стал меньше работать с тех пор, как до него дошли новости о том, что Луизиану передали в ведение Антуана Кроза и его торговым партнерам. Это известие здорово подкосило мсье Шарля, и он никогда больше не обрел прежнюю силу, хватку и напористость. Отсутствие бойцовских качеств стало заметно многим, и барон иногда даже этим хвастался.

— Я поздно проснулся нынче. Каким лентяем я стал! Постепенно Фелисите стала выполнять почти всю работу.