К пяти часам дня солнце начало клониться к горизонту, и казалось, что оно вот-вот окажется за неровными вершинами западных холмов.

Воздух стал прохладным. Восточный пассат шевелил листву деревьев, и ветви перекручивались, наполняя воздух шорохом, несколько похожим на песни, которые иногда пели местные. Госпожа Бэлкум осталась сидеть у стола, за которым они пили чай. Кашемировая шаль грела ее. Шаль была яркой и очень красивой. Муж сказал, что она досталась ему случайно. Наверное, даже первая жена Наполеона, удивительная и трагичная Жозефина [11], или его вторая жена, дочь знаменитого дома Габсбургов [12], не обладали подобной шалью.

Госпожа Бэлкум сидела рядом с мужем и Преподобным Годфруа Юстасом Стоджкином, который приехал к ним на чай и развлекал их беседой. Вильям Бэлкум застонал, когда возвратился из города и обнаружил, что за круглым столом в тени деревьев восседает надоедливый гость. Он терпеть не мог нового викария.

Посетитель был высоким и костлявым человеком, с выдающимся адамовым яблоком и настолько близорукий, что стекла его очков были толщиной с небольшие камешки, которые мальчишки бросают по поверхности воды, чтобы они подпрыгивали несколько раз. Он оставался холостяком и как-то заметил, что ждет, когда подрастут сестры Бэлкум, и тогда он решит на ком жениться.

Когда об этом услышала Бетси, она подумала: «Не знаю, как Джейн, но это точно буду не я!»

Как всегда, больше всех болтал гость, о чем бы он ни говорил, всегда начиналось со слов: «Я против этого», «Я не могу согласиться с подобными доводами», «Не могу этому поверить!», или же «Никогда, никогда!»

Миссис Бэлкум не слушала его разглагольствования и первая обратила внимание на группу конников, которая остановилась на дороге, ведущей к дому.

— Они поворачивают к нам, — взволнованно заметила хозяйка дома. — Извините, господин Стоджкин, я должна отлучиться.

Она поднялась с кресла, уронив на пол клубок шерсти.

— Кто поворачивает? — поинтересовался близорукий священник.

— Мне кажется, что это — Наполеон Бонапарт со свитой, — ответил господин Бэлкум.

Он принял ванну после возвращения из города, и кюре пришлось его подождать. Сейчас на нем были надеты свежая одежда и галстук. Он себя чувствовал готовым к любым неожиданностям.

Челюсть священника «отвисла».

— Я не переношу войну, — заявил он. — Презираю военных лидеров и не желаю заводить знакомство с генералом Бонапартом. Если вы не против, господин Бэлкум, я покину дом по другой дороге и навещу одну женщину. Я не могу проявить вежливость и назвать ее по имени, потому что оно мне неизвестно. Я могу называть ее так, как остальные — Леди в Вуали. — Он помолчал, а потом добавил: — Мне придется проявить твердость в отношении ее!

Госпожа Бэлкум громко вздохнула. Так всегда трудно быть вежливой с человеком, страдающим от предрассудков.

Господин Бэлкум быстро взглянул на юг, где высились скалы и посреди деревьев можно было разглядеть окно. Он довольно часто смотрел в том направлении, потому что разделял интерес жителей острова, обращенный к загадочной леди, которая там жила и которая никогда не выглядывала из окна.

— Вы заявили, что собираетесь быть с ней тверды? А что сделала эта бедная женщина?

Священник поднялся с места.

— Господин Бэлкум, — сказал он, шмыгнув носом, так как постоянно страдал от простуды. — Я не могу примириться с тем, что на остров неожиданно прибывает женщина в вуали, нанимает с помощью адвоката дом, ее никто не может увидеть без вуали, и она не желает, чтобы кто-либо узнал ее имя. И это все происходит на нашем острове!

— Но у адвоката не возникло никаких вопросов в отношении этой леди. Он сказал, что у нее гладкая речь и приятный голос. Ему известно ее имя, но он не собирается его открывать кому бы то ни было. У банка также не возникло никаких сомнений, когда она там побывала. Из Англии к ним прибыли сообщения, которые сняли все их вопросы, чтобы выдавать ей деньги. Я имею в виду, что в сфере финансов к ней нет никаких претензий. Не секрет, что каждый квартал на ее имя переводится определенная сумма.

— Меня это абсолютно не волнует, — продолжал упорствовать священник. — Она не желает меня видеть…

— Господин Стоджкин, она вообще никого не принимает.

— Но я представляю церковь, — настаивал священник. — Она должна меня принять! Вам известно, что она никогда не появляется в церкви? Почему? Так… не должно быть. Возможно, мы сможем чем-либо помочь ей, дать ей утешение, если она в нем нуждается. Господин Бэлкум, это наша обязанность.

— Она никого не принимает, и сама никуда не выходит. Значит, у нее имеются веские причины, чтобы ни с кем не общаться.

— Я к ней заезжал три раза, и каждый раз ее служанка, которая не говорит по-английски и вообще, по моему, ничего не соображает, объясняла мне, что меня не могут принять. Поэтому я считаю, что пришла пора проявить твердость.

— Не будьте с ней чересчур строги, — продолжал его уговаривать господин Бэлкум. — Мне кажется, она — несчастная женщина и в ее жизни произошла трагедия.

— Я не позволю, — снова начал викарий, но не успев договорить до конца, передумал. В этот момент он увидел, что приближающаяся кавалькада находится на полпути к дому и впереди скачет человек в треуголке. Викарий поспешил скрыться из вида.

В это же мгновение фигурка в коричневом с желтым платье пробежала мимо деревьев и, задыхаясь, оказалась возле стола.

— Видите, папа, я была права! — сказала Бетси. — Я знала, что на обратном пути он обязательно заедет к нам. Папа, я действительно видела преподобного Стоджкина, который поспешил скрыться за домом? Как он вам, верно, надоел!

— Должен признаться, Бетси, что он мне страшно действует на нервы.

Девушка склонилась и подняла клубок шерсти.

— Маме не стоит так разбрасываться нитками. Придется пройти по дому, чтобы найти конец этого клубка, а я так тороплюсь…

— Дорогая, куда ты торопишься? Тебе вовсе не обязательно находиться тут.

Бетси спокойно улыбнулась.

— Вы так считаете, папа? Разве вы забыли, что у меня несколько лет была француженка-нянюшка и я могу вполне прилично объясняться на французском? По-моему, в этом доме никто больше, кроме меня, не говорит по-французски. Мне придется выступить в роли переводчицы, и мне следует хорошо выглядеть.

Спальня сестер была общая. Она располагалась в углу дома, и там было два окна, выходившие на юго-восток. Бетси влетела в комнату, чтобы побыстрее переодеться. Джейн в это время стояла у большого зеркала, висевшего на стене. Оно было не из дорогих. Дорогое красивое зеркало тоже разбилось вдребезги во время путешествия по морю. Джейн осталась довольной поездкой в город и сейчас, накинув на плечи вожделенный муслин, всматривалась в собственное отражение.

— Джейн, у нас будут гости! Весьма важные гости! — заявила Бетси, выскальзывая из платья и швыряя его на пол.

— Да, я тебя слушаю, — спокойно ответила сестра, продолжая любоваться отражением в зеркале.

Бетси подбежала к высокому комоду, которому тоже здорово досталось во время переезда, и начала быстро что-то искать. Она сбросила панталоны и начала искать другие. Говорить о фигуре четырнадцатилетней девочки еще было рано — она еще не сформировалась. Но у Бетси Бэлкум вырисовывалась складненькая фигурка. У нее были стройные и очень красивой формы ножки и, конечно, они были пухлыми, как это часто бывает в таком возрасте.

Она торопливо набросила на себя что-то, подошла к окну и выглянула вниз.

— Джейн! — негромко позвала она сестру. — Подойди сюда! Вот он рядом с нашим домом. Наполеон Бонапарт! У него красивая вороная лошадь, и как он чудесно выглядит! Адмирал Кокберн стоит рядом с ним, поодаль — герцоги, принцы и генералы. Я так думаю, Джейн, ты помнишь, как нам в школе рассказывали об историческом моменте?!