Временами он выглядел королем до кончиков ногтей, но не теперь. Он был одет в свою любимую короткую зеленую куртку, полностью открывавшую его ноги. Королевские ноги не блистали красотой. Они были короткими, тощими и кривыми. Колени – напротив, толстыми, и мудрый монарх не должен был выставлять их напоказ.

Король подошел к столику супруги и мрачно поклонился.

– Я не хочу прерывать ваше… новое увлечение, мадам.

– Мы играем только для того, чтобы скоротать время до вашего прихода, ваше королевское величество, – ответила королева Франции.

– Мадам, мне ясно, что вам нравится этот новый способ соревнования хитрости и ума. Вам придется примириться с тем, что я недолго смогу оставаться здесь сегодня с вами. – Казалось, что королю вдруг стало неудобно, и он отвел взгляд от королевы. – Мне следует немедленно заняться государственными делами. Прошу вас позволить забрать с собой… – он обвел глазами комнату, – Гуффье, Шабанна, Дюнуа, Кера. Мне следует обсудить с ними неотложные дела в моих покоях.

Королева с трудом сдерживалась. Она вытащила из-под широкого золотого сетчатого пояса льняной платок и промокнула кончик носа.

Король поспешил ретироваться, чтобы избежать ее возмущения.

– Моя дорогая, надеюсь, что вы хорошо проведете время.

За королем гуськом последовали четверо мужчин. Кер шел последним. Все старались держаться достойно, покидая комнату, хотя каждый понимал, что поддерживает открытый фарс. Обычно король выбирал именно эту четверку. Видимо, ему было так удобнее. Все молча проследовали за ширмы и отправились к главной лестнице. Четверо сопровождавших не стали подниматься наверх, в покои короля, а пошли по длинному коридору, который вел к другой лестнице.

За ними со стуком закрылась железная дверь. Винтовая лестница была довольно узкой, и спутникам короля опять пришлось следовать друг за другом. Лестница была сконструирована таким образом, что разные уровни ступенек не позволяли видеть, кто в данный момент поднимается или спускается. Кер часто размышлял о том, что эта лестница как бы олицетворяла сам королевский двор, где царили хитрость, тайны, подозрительность и осторожность.

Гийом Гуффье шел впереди Кера. Он обернулся и, улыбаясь, подмигнул. У Гуффье был такой орлиный нос, что уголки губ вдруг коснулись ноздрей.

– Какая удобная лестница для… некоторых прогулок, – шепнул Гуффье.

Они спустились до конца лестницы и проследовали по выложенному плитами коридору, в конце которого стоял караульный. Когда он заметил короля и его спутников, то сразу исчез. Он охранял тяжелую дубовую дверь, на которой были вырезаны ветви дерева. Король остановился и поклонился своим сопровождающим.

Перед ним открылась дверь, и все увидели хорошо освещенную комнату, высокий аналой, красные панели из гобеленов.

Король вошел внутрь, за ним быстро закрылась дверь. Всем было понятно, что это сделано специально.

Но до того как дверь затворилась, они услышали приятный женский голос, который насмешливо воскликнул:

– О, мой король, вы опять надели эту короткую куртку!

– Милая Агнес никогда не восхищалась ногами короля, – заявил Гуффье.

Государственные министры отправились в небольшую комнатку, расположенную в другой стороне коридора. Там для них уже были приготовлены четыре кресла. На столе стоял кувшин с красным вином и лежал треугольник сыра с зелеными прожилками. В камине пылал огонь.

– Сколько времени мы уже играем эту незавидную роль притворщиков? – спросил Дюнуа, когда все расселись.

– Слишком долго, – ответил Гуффье. Он подавил зевок и искоса взглянул на Кера. – Наверное, это всем уже надоело?

– Все прекрасно понимали, в чем тут дело, с самого начала, – проворчал старый солдат. – Всей Франции известно, что король днем обязательно навещает мадам Агнес, и слишком многим известно, каким образом он пытается замаскировать свои действия. Люди над ним за это посмеиваются.

– Они не забывают смеяться и над нами. Я в этом абсолютно уверен. – Гуффье опять взглянул на Кера. – Одному из нас следует убедить короля, что он не достигнет своей цели, занимаясь подобным притворством. У меня для этого разговора не хватает уменья высказать свое мнение. Может, это сделаешь ты, Жак Кер?

– Этот обман не зависит от желания короля, – коротко сказал Кер. – Сама леди Агнес настаивает на мерах предосторожности. Вам всем и-жестао, эта дама – истинно верующая, она не желает открытого признания…

– Адюльтера, – закончил фразу Гуффье, когда Кер заколебался, стоит ли произносить вслух это слово. Он отрезал себе кусок сыра и с жадностью стал его есть. – Нам четверым следует научиться играть в карты. Боюсь, господа, что мне станут неприятны ваши лица, если нам и в дальнейшем придется проводить столько времени вместе, ничего не делая.

– Мне давно не нравилась ваша физиономия, – резко заявил Дюнуа. – Еще до того, как мы все начали участвовать в этом постыдном фарсе.

Гуффье с неприязнью взглянул на него:

– Конечно, только военные могут себе позволить выражать свое мнение так открыто. Но со временем вы поймете, мой доблестный ублюдок, что не всегда стоит высказывать все свои мысли вслух.

Солдат взглянул на Гуффье, затем перевел взгляд на Шабанна, раскинувшегося в кресле.

– Здесь нас двое против двоих, поэтому с каждым разом для нас становится все труднее спокойно выдерживать эту обстановку. Кер и я желаем скорейшего продолжения войны. Вы выступаете за продолжение политики снижения активности. Бесполезно кому-либо пытаться убедить противоположную сторону в правоте своей точки зрения. Мне жаль, но приходится признать, что вас невозможно переубедить занять более патриотичную точку зрения. Нам легче сидеть молча и с неприязнью глазеть друг на друга. Но следует признать, что эту проблему вскоре все равно придется решать и откровенно высказываться.

– Если вы желаете откровенности, – воскликнул Гуффье, – я могу сказать вам, ублюдок из Орлеана, что считаю вас не кем иным, как только живым воплощением вашего меча! Ваши мнения не имеют веса, потому что они продиктованы эгоизмом и желанием продемонстрировать в действии ваше лидерство. Что касается Кера, я уже говорил в открытую много раз: нам следует только горевать, когда простые по происхождению люди получают высокие государственные посты. Если бы я мог проявить свою волю, Жак Лисица был бы лишен всех привилегий и его бы отправили туда, откуда он появился, – пусть продавал бы меха женам богатых горожан.

Жак Кер крепко сжал ручки кресла. Ему хотелось ухватить за горло насмешливо улыбавшегося министра, но выдержка, как всегда, одержала верх над безумным порывом гнева.

Кер никогда не обманывался в том, насколько его уважают при дворе. Хотя королевским декретом ему было пожаловано дворянство, аристократы никогда не признавали его. Этого не скучится и в будущем. Ему придется смириться с оскорблениями – это плата за слишком быстрое восхождение.

Казалось, что он не обращает внимания на оскорбления, но душа его содрогалась от каждой новой обиды. Так было с самого начала. Он пытался относиться к этому по-философски, пытался внушить себе, что его мучители были слишком узколобыми, что не следует обращать внимания на их слова и действия. Но постоянные нападки и унижения становилось выносить все труднее и труднее. Он терпел слишком долго, и, видимо, когда-нибудь наступит конец.

Кер не желал окончательно распрощаться со своей гордостью. Он помолчал некоторое время, затем обратился к Дюнуа:

– Как вам известно, я никогда не желал прославиться при дворе. Я служу королю по его приказу и предложению. Когда мои услуги ему станут не нужны, я с радостью займусь собственными делами. А пока я не буду для него хорошим слугой, если стану ссориться с его окружением, и даже пусть я его и презираю!

Дюнуа согласно кивнул:

– Кер, я надеюсь, вы нам докажете, что у вас сильная воля и крепкий желудок.

– Боюсь, что меня уже начинает тошнить, – ответил Кер. В комнате воцарилась тишина. Королевские спутники, казалось, были заняты разливанием вина и мирными беседами.