— Бито.

Плавали-Знаем остановился перед фигурой на своём поле, почесал в затылке, а Соскин крикнул в микрофон:

— Бито! Бито!

И Плавали-Знаем двинул ломиком по фигурке так, что от неё во все стороны полетели брызги.

Морячок засиял и махнул рукой детворе: «Не шуметь!»

Через несколько минут разлетелась вторая ледяная фигура, а когда очередь дошла до третьей, Плавали-Знаем, переглянувшись с Уточкой, стал быстро отодвигать её в дальний угол.

— Нечестно! — раздался звонкий голос. Схватив доску, возмущенный Соскин вылетел на верхнюю палубу.

— Нечестно! — крикнул он. — Так мы не договаривались!

— Что нечестно? — спросил Плавали-Знаем.

— Я вашу фигуру бил морским коньком! — крикнул Соскин и потряс зажатой в пальцах фигуркой.

Плавали-Знаем едва не сел на лёд. Так опростоволоситься! Он играл с каким-то малышом в то время, когда в эфире наверняка его искала Антарктида. Багровея, он показал пальцем в небо:

— Вон! Вон!

— Ну зачем же так сердиться? — сказал появившийся рядом Молодцов. — Всё было по-честному. Соскин парень серьёзный. Надо учиться играть. А идти мы и сами пойдём. Уже скоро тихий час.

Лейтенант спустился по трапу, а за ним дети, окружив со всех сторон Морячка, тянули его к берегу Камбалы.

— А пончики, пончики! — закричал выбежавший следом Борщик и стал рассовывать детям в руки горячие пахучие пончики.

Во время этого матча, не замеченный капитаном, Солнышкин вернулся на палубу, оделся и побежал вслед за командой. На прощанье он помахал Борщику. Боцмана Буруна на палубе не было.

Борщик не уходил с палубы по нескольким причинам. Во-первых, потому, что ему было приятно видеть, как дымятся в руках у ребят его пончики. Во-вторых, на льду находился Морячок, и имело смысл поглядывать, как бы с ним снова чего-нибудь не случилось. И в-третьих, на носу «Святлячка» наконец опять появился похудевший Супчик, и Борщик приглашал его в гости.

А Буруна не было на палубе по одной-единственной причине. Он давно готовился к своему дню рождения и решил угостить экипаж на прощанье настоящей морской бражкой.

Ещё на островах Фиджи боцман заложил в бочонок — в тот самый дубовый бочонок, с которым часто появлялся на палубе, — толчёных кокосовых орехов, ананасов, фиг, засыпал всё это сахаром и, закупорив, сунул под койку. А рядом посадил для охраны Верного. Поэтому-то пёс редко появлялся на палубе. Ночью он охранял остров старого Робинзона, днём — бочонок боцмана.

Иногда боцман прислушивался к бульканью в бочонке, с удовольствием думая: «Шипит!» Иногда с ещё большей радостью: «Бурлит!» И представлял, как будет угощать друзей шипучим напитком. Правда, в последнее время пёс отсаживался подальше и почему-то поглядывал на бочонок с опаской.

Дело в том, что во время аврала боцман подвинул заветный бочонок к горячим трубам и пузырьки внутри него стали собираться бунтующими, гудящими стайками. Трубы грели, крепкие пузырьки дружно толкались в стенки бочонка:

«Раз-два, взяли!» — и собирались с силами, чтобы с грохотом выбить дно. Не хватало только хорошего удара, который сдвинул бы их с места. Сейчас бочонок уже задиристо гудел, как маленький, но крепкий вулкан, и встревоженный Верный, отыскав боцмана, потянул его за штанину.

Солнышкин встретил команду Морякова, когда она уже была на обратном пути.

— Дело сделано, — сказал капитан. — Но последний удар ломом будет ваш. — И он показал Солнышкину на совсем тоненькую полоску льда, которую оставили, чтобы юные экскурсанты могли вернуться домой.

Солнышкин увидел шеренгу ребят, которые дружно шагали с громадными алыми раковинами и кокосовыми орехами в руках.

Вместе с ними шёл к берегу Морячок, а сзади переваливался, будто нашёл наконец Свою родную стаю, спасённый Солнышкиным пингвин.

Солнышкин хотел спросить, куда это они, но пингвин махнул крылышками, показал — туда, и побежал догонять малышей. А Морячок даже не смог помахать, потому что за руки его держали сразу несколько ребят, и он только мигал, не находя объяснения своему поступку.

Скоро они скрылись за пригорком, а на берегу остался один непослушный Соскин. Солнышкин хотел уже взяться за работу, но Соскин опередил его. Он стукнул по перемычке каблуком — и громадная льдина оторвалась от берега, закачалась и поплыла.

— Что, поплыли? — спросил удивлённо Молодцов. — Кино кончилось?

Соскин свистнул, засмеялся на всю Камбалу и бросился удирать: за ним громадными шагами бежал Молодцов.

— Кончилось, — сказал Солнышкин и, грустно посмотрев вслед пингвину и Морячку, пошёл к пароходу, на палубу, под которой в боцманской каюте, возле горячей трубы, набирался сил дубовый подарочек Буруна.

Плавали-Знаем вдруг почувствовал перемену ветра, задрал нос и заметался: льдина плыла! Она превращалась в дрейфующую станцию.

— Провели! Потеряют координаты! Сорвут матч!

Он в волненье взлетел на палубу и разволновался совсем. На судне стояла подозрительная тишина. Чего-то не хватало.

Он заглянул в кубрик — там не было Барьерчика. Зашёл на камбуз — там не было Супчика. Он хотел позвать Ваську и вспомнил — Васька сбежал.

Он перегнулся через борт и пересчитал скулящих собак — одного бобика не хватало.

В это время, глядя из рубки на сломанный перешеек, Упорный рассмеялся и сказал:

— Поплыли! Так вот где была зарыта собака…

— Собака? — вскинулся Плавали-Знаем.

— Ну да!

— Где?

Упорный махнул рукой в непонятном направлении — к пожарному ящику.

На красном пожарном ящике сидел чёрный кот, будто выбрал самое удобное для съёмки место.

— Опять ты! — сказал капитан. — Ну держись!

Он проворно схватил кота за шкирку, размахнулся и швырнул его за борт. Кот описал дугу и, влетев в открытый иллюминатор радиорубки Перчикова, издал перед микрофоном отчаянное «мяу!», на которое ринулась вся собачья свора. Льдина дрогнула. В каюте Буруна подпрыгнул и ударился о стенку бочонок. И в тот же момент рвануло так, что кота снова вытряхнуло из рубки на лёд, а Плавали-Знаем, слетев с палубы, плюхнулся около своего ледяного изображения, и льдина стала колоться.

На «Светлячке» Барьерчик влетел на мостик и схватился за штурвал.

А по коридору «Даёшь!» мчалась перепуганная взрывом команда.

— Мина, мина! — кричал боцман.

— Кровь, кровь! — кричал бежавший по коридору Борщик, и с его носа срывались красные капли.

Ещё несколько минут назад Борщик обнимал прибежавшего на угощение Супчика.

— Борщик! — радовался Супчик.

— Супчик! — улыбался расплывающийся от счастья Борщик. Он угощал друга пирожками, расспрашивал про компот из камбалы и советовал обо всём случившемся написать «Заметки кока Супчика».

— Так никто не поверит, — сказал Супчик.

— Пусть попробуют не поверить. Я тогда всё расскажу в «Рассказах кока Борщика».

Он уже отпустил для голодной команды «Светлячка» пакет муки, бутыль масла, баранью ногу и провожал друга к трапу, но Супчик вспомнил, что на «Светлячке» кончилась соль, и спросил, не даст ли Борщик и соли.

— Сколько угодно! — крикнул Борщик и выбежал с камбуза не только с солью, но с банкой любимого малинового варенья.

Он уже протянул их Супчику: «Держи!» Но в этот миг над палубой пролетел кот, а в следующий — раздался взрыв, и пакет соли рванулся куда-то на льдину, а банка с малиной врезалась Борщику в нос.

— Мина, мина! — кричал боцман.

— Кровь! — кричал кок.

— Шлюпки к спуску! Искать пробоину! Заводить пластырь! — командовал, пробегая по коридору, Моряков. Однако у каюты боцмана он остановился, принюхался и открыл дверь.