Входом служила дверь, расположенная на северной стороне на высоте почти половины Башни. Однако ведущие к ней каменные ступени не позволяли до нее добраться — между последней ступенькой и стеной зиял провал шириной футов в восемь. Через него была переброшена временная деревянная платформа, заменявшая подъемный мост. В случае опасности обороняющимся достаточно всего лишь убрать платформу, и никто не сможет попасть внутрь.

Начав карабкаться по ступеням, лейтенант увидел, что оба брата ждут его наверху. Нужно идти вперед. Деревянная платформа заскрипела у него под ногами — ему пришла в голову мысль, что этот звук может послужить предупреждением в случае появления незваных гостей.

— Только после вас, — сказал он Нино, стремясь скрыть свои опасения под маской вежливости.

— Конечно, комманданте, — ответил итальянец, видимо, догадываясь о мотивах Рэймиджа. — Подождите, сейчас я зажгу свечу.

Едва замерцал огонек, Рэймидж вошел внутрь. Зала, похожая на пещеру, оказалась огромной, занимая все внутреннее пространство по периметру Башни. От сводчатого потолка их отделяло не менее двадцати футов. Рэймидж огляделся в поисках ведущей наверх лестницы, но ее не было: лишь только слева от него в стене, той, что выходит на озеро, виднелась небольшая дверца. Возможно, за ней и находилась лестница: если так, то внутри кладки должна быть полость.

Нино поставил свечу на небольшой столик, составлявший, наряду со стулом, единственную мебель в комнате. Слева от входной двери Рэймидж заметил большой камин. Он подошел к нему: в очаге лежала кучка углей, но судя по паутине, опутывавшей его, словно миниатюрные рыболовецкие сети, камином не пользовались уже давно.

— Итак, Нино?

— Я уже сказал, комманданте, что есть определенные трудности. Я о том сообщении, комманданте. По чистой случайности я встретился с персоной, которая разбирается в алебастре, но ей ничего неизвестно о маленьком мальчике и Данте. Эта персона ждет друзей, комманданте, но она обеспокоена.

Рэймидж подметил, что итальянец старательно избегает указаний на то, является эта персона мужчиной или женщиной. Что же, прошло немало лет, и ничего удивительного, если из памяти маркизы ди Вольтерра истерлись воспоминания о нем и его Данте. Но она должна помнить его мать. Не исключено, конечно, что по причине преклонного возраста память стала изменять маркизе. Ей сейчас должно быть уже… да, лет семьдесят. Внезапно ему пришла в голову мысль.

— А эта дама, разбирающаяся в алебастре, она ведь весьма пожилая, так ведь, Нино?

Глаза Нино приняли удивленное выражение.

— Нет, не пожилая, совсем напротив! — воскликнул он. Похоже, у него возникла какая-то идея.

Значит вышеупомянутая персона все-таки женщина, подумал Рэймидж, и она очень молода. Это должно означать, что старая маркиза умерла, и речь идет о ее дочери. Верно. Как ее звали — Джина? Нет — Джанна, точно. Она была младше его самого, симпатичная, насколько он мог припомнить, но импульсивная, непредсказуемая и слишком самостоятельная для ребенка ее возраста. Кажется, именно отсутствие у старой маркизы сына служило причиной огорчения для всего ее семейства. Так или иначе, девчонка должна была унаследовать титул и обширные владения. Да, если она не сильно изменилась с тех пор, то ее будущему мужу не позавидуешь!

— Нино, возможно, та пожилая дама, о которой я вел речь, умерла, и ее место заняла ее дочь. Я не вполне уверен.

— Комманданте, назовите имя этой дамы, и ваше имя, в противном случае мы не сможем помочь вам.

Рэймидж заколебался. Обстановка в похожей на пещеру комнате сделалась напряженной: беспокойство, казалось, излучало все — оба брата, темные углы, едва освещенные своды потолка. Итальянцы стояли возле стола, не отрывая глаз от Рэймиджа. Джексон, разглядывавший дверцу, ведущую, по всей видимости, к лестнице, услышал угрожающую нотку, прозвучавшую в их голосах, и хотя не мог понять, о чем идет речь, медленно повернулся и посмотрел на них.

— У нас проблемы, сэр?

— Думаю, нет.

Рэймидж посмотрел Нино прямо в глаза.

— Я с охотой назову вам свое имя, потому что это ничего не изменит, однако, — он пытался подыскать достаточно сильное выражение, — да покарает вас на этом самом месте Мадонна, если вы когда-нибудь разгласите имя дамы. Это маркиза ди Вольтерра.

— О! — в голосе Нино слышалось облегчение.

Маленькая дверца скрипнула и распахнулась. Джексон метнулся в сторону. Сквозняк заставил пламя свечи затрепетать, и комната на несколько мгновений почти погрузилась во тьму, скрывая происходившую в ней кутерьму. Когда пламя выровнялось, Рэймидж увидел перед собой фигуру, почти целиком сокрытую черным длинным одеянием с капюшоном на голове.

Лейтенант не мог в точности припомнить то, что произошло дальше: в ту же секунду Джексон каким-то кошачьим движением шмыгнул за спину закутанной фигуре, уперев острие кортика прямо между лопаток неизвестного, а ногой захлопнул дверь. Рэймиджа поразило, что в сравнении с Джексоном незнакомец выглядел совершенно миниатюрным.

Из под полы длинного одеяния высунулась рука — маленькая ручка, заметил он, держащая пистолет. Вороненый стальной ствол, тускло поблескивающий в свете свечи, оказался направленным прямо ему в живот. Взведенный курок готов был опуститься в любую секунду. Оторвав взгляд от дула, которое в тот момент показалось ему не уступающим калибром орудию, Рэймидж попытался разглядеть лицо незнакомца, но оно было неразличимо в тени, отбрасываемой капюшоном. Он перевел взгляд на свечу, оценивая расстояние до нее, и тут фигура заговорила:

— Если джентльмен за моей спиной не опустит нож, я буду вынуждена воспользоваться пистолетом.

Сказано было по-английски, хотя и с резким акцентом. Голос был тихим, но твердым, и принадлежал, без всякого сомнения, молодой девушке. От облегчения Рэймидж засмеялся и вовремя удержался от того, чтобы махнуть Джексону: одно его резкое движение могло побудить девушку спустить курок.

— Убери кортик, Джексон.

Американец в смущении спрятал руку с оружием за спину. Братья не поняли его слов, но проследив за движением Джексона, и услышав смех Рэймиджа, заулыбались. Не то чтобы они видели нечто смешное в этой ситуации, но присущая простому народу мудрость, несравнимая по силе и глубине с инстинктами более образованных людей, подсказывала им, что только маньяки убивают, заливаясь смехом.

Девушка в черном одеянии сделала, тем временем, несколько шагов в сторону, чтобы Джексон не находился больше у нее за спиной, и приказала обоим братьям отойти в сторону, что они мгновенно исполнили. Убрала их с линии огня, отметил Рэймидж, потому что пистолет по-прежнему был нацелен ему в живот.

— Прикажите своему приятелю встать рядом с вами, — произнесла она.

— Подойди сюда, Джексон.

Рэймидж испытывал неприятную уверенность, что девушка не только умеет обращаться с пистолетом, но и в случае необходимости без колебаний пустит его в ход. Но что здесь не так? На секунду ему показалось, что это и есть маркиза, но теперь…Он слегка повел предплечьем, чтобы убедиться, в том, что метательный нож легко движется в рукаве, и мысленно поблагодарил себя за то, что догадался переложить его сюда из чехла на ботинке.

Нет сомнения, что она подслушивала за дверью, и вошла, как только было упомянуто имя маркизы. Зачем в таком случае пистолет? Может ее испугало неожиданное движение Джексона? И где остальные? Стоят за дверью и ждут? А вдруг они войдут и девушка, не выдержав, нажмет по неосторожности на курок?

— Ну так что значат, — поинтересовалась девушка ледяным тоном, — эти намеки на алебастр и «L'amor che muove il sole»?

— Позвольте мне представиться: Николас Рэймидж, лейтенант Королевского военно-морского флота. — Он решил пойти на риск и продолжил, — примите мои соболезнования в связи со смертью вашей матери, мадам. Она была одной из самых близких подруг моей матушки. Мое сообщение было адресовано ей — эта строка из Данте была у нее одной из любимых — она часто цитировала ее мне, когда я был еще мальчиком, и поэтому был уверен, что маркиза вспомнила бы меня, услышав эти стихи. Мне казалось, что лучше не называть никаких имен…