С точки зрения Роуз Кливеден, единственным досадным штрихом столь великолепно организованных похорон было отсутствие архиепископа Кунинга, который отклонил ее настойчивую просьбу отслужить молебен по усопшему, несмотря на то, что она пожертвовала кругленькую сумму на внутреннюю отделку резиденции архиепископа в Хэнкок-Парк. Архиепископ, известный ярыми проповедями о моральном падении нации, которые он произносил с кафедры церкви Святой Вайбианы каждое воскресенье, был посвящен в тайную жизнь Гектора Парадизо, поскольку не раз слышал его признания на исповеди и подозревал, что обстоятельства его смерти не соответствовали тем, о которых писали газеты. К счастью, он был вызван на конференцию в Ватикан, а потому остался верен своим принципам, не причинив серьезной обиды Роуз Кливеден.

Паулина больше других была огорчена смертью Гектора. Она лелеяла мысль, впрочем, никогда ее не высказывая, что Гектор, будь он способен любить женщин, любил бы ее. Когда он целовал ее, а это иногда случалось в минуты аффектации, после приемов или обедов с друзьями у них дома, то его поцелуй и даже объятия не были похожи на поцелуи и объятия любовника. Паулина понимала, что даже если бы он почувствовал поощрение с ее стороны, чего, конечно же, никогда бы не случилось, то поцелуи и объятия ни к чему бы не привели. Такие взаимоотношения им обоим нравились. Гектор любил Паулину по-своему, очень искренно, и даже Жюль, умудренный годами их супружества, не возражал против «соперника» и порой восхищался Гектором, который был насмешником и знал все сплетни, хотя поначалу невзлюбил его. «Мне трудно иметь дело с людьми, которые ничем не занимаются», – говорил Жюль. Несколько раз Гектор составлял им компанию, когда они плавали на яхте, то к далматинскому побережью, то вдоль побережья Турции или на греческие острова. Паулине была нестерпима мысль, что Гектор умер при омерзительных обстоятельствах, и она неохотно приняла версию о самоубийстве, которую высказал Жюль, когда они наконец остались одни после отъезда Камиллы и Роуз.

– Так будет лучше, – сказал Жюль.

– Почему? – спросила Паулина.

– Это гнусная и отвратительная смерть, – сказал Жюль.

– Как это? Расскажи мне. Жюль покраснел.

– По сексуальным наклонностям он был, скорее всего, педерастом, – сказал он.

– Это старо, Жюль, – сказала Паулина.

– Значит, ты знала?

– Конечно, знала.

– И тебя это не смущало?

– О, Жюль, очень. Но он был мой друг.

– Такая смерть, если только все обстоятельства станут известны, повлияет отрицательно на память о Гекторе, на его семью и на всех, кто был с ним связан.

– Вся его семья – это Камилла, а она всего лишь племянница, и его смерть, конечно же, не может дурно отразиться на ней.

– Но он принадлежал к семье, которая основала город. Это очернит само имя Парадизо.

– Кого ты имеешь в виду, когда говоришь «все, кто был с ним связан»? Значит ли это, что и мы, Жюль?

– Тот факт, что он был в нашем доме за несколько часов до того, как это произошло, и тот факт, что всем известно, что ты была очень дружна с ним, говорят о том, что это касается и нас. Такая огласка пагубна в момент, когда предстоит выдвижение кандидатов на посты в делегации на экономическую конференцию в Брюсселе. Это грозит мне отстранением от выдвижения, поэтому лучше принять это объяснение.

– Что он покончил с собой?

– Да.

– Но кто поверит этому, Жюль? Люди не такие дураки.

– Вот с этим я совсем не согласен.

– Но я не верю в эту версию, Жюль, – спокойно возразила Паулина.

– Поверь, – сказал он.

– Ты приказываешь мне верить в то, во что я не верю?

– Да. – Его голос прозвучал резко, она никогда не слышала, чтобы он так разговаривал с ней. – Гектор был болен, скажем мы, и доктор Джеймс подтвердит это. Ему предстояла операция, будем говорить. Схитрим. Я было подумал, что можно сказать, будто у него был СПИД, но болезнь сердца – лучше. Респектабельнее. Он ужасно боялся операции, но больше всего, что станет инвалидом, что будет обузой для друзей. Возможно, он выпил лишнего и выбрал трагический исход.

– Жюль, пожалуйста. Доктор Джеймс был другом Гектора. Он в действительности не был его врачом. Мики Кокс был его врачом.

– Только ты знаешь об этом, Паулина, и ты просто забыла, – сказал Жюль. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Но доктор Джеймс наверняка будет отрицать эту версию, об операции и болезни сердца.

– Нет, не будет, – сказал Жюль многозначительно, и Паулина поняла, что он имеет в виду. Доктор Джеймс сделает так, как он сказал.

Версия о самоубийстве начала распространяться в церкви до и после мессы. «Нет, нет», – говорил Симс Лорд, когда его спрашивали, была ли смерть Гектора следствием убийства. «Нет, нет», – отвечал Фредди Галавант на этот же вопрос. Сэнди Понд и Ральф Уайт отвечали так же, это же повторяли некоторые из общественных деятелей города. Затем слово «самоубийство» слышалось из всех уст. У многих оно вызвало разочарование, поскольку их лишили возможности взволнованно обсуждать дело об убийстве, но некоторые продолжали верить в убийство, хотя уже не склонны были высказать свое мнение.

Филипп Квиннелл, сидевший на задних скамьях в церкви, с удивлением увидел девушку, назвавшуюся Фло М. на собрании анонимных алкоголиков, шедшую по проходу между скамьями и севшую через ряд впереди него. Ее дорогая сумочка на золотой цепочке висела на плече, и она сняла ее, когда преклонила колено, как это обычно делают католики. Перекрестившись, она склонила голову в молитве. В отличие от остальных присутствующих, она не стала оглядываться, чтобы разглядеть собравшихся. Мужчина, сидевший в ряду, который разделял Филиппа и Фло, толкнул локтем двух своих компаньонов и показал кивком головы на девушку. Они улыбнулись в знак того, что узнали ее. Мужчина, сидевший перед Филиппом, был незнаком ему, как, впрочем, и большинству присутствующих, но в его внешности была отличительная черта: длинные седые волосы он зачесывал с затылка на лоб, чтобы скрыть лысину. Это был Мэннинг Эйнсдорф, хозяин «Мисс Гарбо», а два его компаньона – Джоэль Циркон, агент, и Уиллард, дворецкий Каспера Стиглица.

Во время богослужения Паулина повернулась к Жюлю, который, казалось, глубоко задумался.

– О чем ты думаешь? – шепнула она.

– Завтра у меня встреча с Майлсом Крокером из госдепартамента, – шепотом ответил он. – Насчет Брюсселя.

– Ты сейчас об этом думаешь?

– Да.

– Ты никогда не молишься?

– Да.

В надгробном слове бывший посол говорил о Гекторе как о большом друге людей. «Он дорожил своими друзьями, – говорил Фредди Галавант, обращая взгляд на Паулину, Камиллу и Роуз. – Он был человеком большого такта и очень чувствительным, поэтому он оберегал друзей от некоторых аспектов своей жизни, которые послужили причиной этой великой трагедии. Спи спокойно, прекрасный принц. Да пропоют тебе ангелы вечный покой».

В тишине церкви раздались рыдания, и слышно было, как фыркнул Сирил Рэтбоун, который тут же зашептал сидевшим рядом, что он сделал бы надгробное слово лучше. Филипп заметил, что Фло М. плачет. Он увидел, как она открыла сумочку, чтобы достать платок, и по тому, как она рылась в сумочке, он понял, что она забыла положить платок. Когда она начала вытирать слезы пальцами, Филипп вынул из кармана свой платок, протянул его между сидевшими перед ним Мэннингом Эйнсдорфом и Джоэлем Цирконом и сунул его в руку Фло. Она покачала головой в знак благодарности, но не повернулась посмотреть, кто дал ей платок. Она знала, что Фил Кв. был здесь. Она заметила его, когда проходила мимо в поисках свободного места.

Во время причастия католики направились к алтарю, огибая гроб, где у решетки алтаря стоял с поднятым потиром священник, совершавший погребальную службу вместо архиепископа Кунинга. Среди причащающихся была Фло Марч.

После службы, на крыльце церкви, Роуз сняла темные очки и наблюдала за толпой, пока гроб устанавливали на катафалк.