Филипп кивнул в знак согласия.

– Этот разговор, конечно же, должен остаться между нами, – продолжал Жюль.

– Конечно, – ответил Филипп.

– Вы здесь – гость моей жены и пришли с Камиллой, давним другом нашей семьи, – сказал Жюль, как бы напоминая Филиппу обязанности гостя такого известного дома.

– Конечно, – повторил Филипп, зная наверняка, что Жюль в этот момент думает о книге, которую он написал о Резе Бабленкяне.

– Сколько вы зарабатываете? – спросил Жюль.

– Недостаточно, чтобы иметь серьезные виды на такую женщину, как Камилла, если именно это вас волнует, – ответил Филипп.

Жюль хмыкнул, поняв, что Филипп прочел его мысли. Ему понравился ответ Филиппа. С тех пор, как Паулина подсказала ему, что именно Филипп написал книгу, которая так разозлила Резу Балбенкяна, Жюль, к удивлению, проникся симпатией к нему, несмотря на то, что Реза был его друг, во всяком случае, друг по бизнесу.

Через стеклянные двери библиотеки они вышли на открытую террасу. Скульптура Родена, изображавшая обнаженную женщину, стояла на вершине каменной лестницы, которая вела с террасы на лужайку. На лужайке и дальше за деревьями был расположен сад скульптур Жюля Мендельсона.

– Боже мой, – сказал Филипп, любуясь видом. Жюль, довольный реакцией Филиппа, снова хмыкнул.

– Удивительно, но многие не обращают на это внимания, думают, что это обычные скульптуры. Вон там – мое последнее приобретение – Миро. Одна из тех немногих, что он сделал. Восхитительна, не правда ли? Правда, я не очень уверен, удачно ли выбрал для нее место. Я всегда несколько раз переставляю скульптуру, пока окончательно не решу, где ей стоять. Вот этот Роден был моим первым приобретением. Много лет назад она принадлежала моему деду, потом ее продали, а когда я увидел ее в каталоге аукциона, то выкупил ее. С этого и начался сад скульптур. Затем у меня появились работы Генри Мура. Если вам интересно, загляните за то апельсиновое дерево и полюбуйтесь Майолем. Моя любимая вещь.

Филипп обошел скульптуру полной и чувственной женщины и удивился, что Жюль попросил полюбоваться ее прелестями. Поблизости послышался лай собак.

– Какой жуткий звук, – сказал Филипп.

– Сторожевые собаки. Не беспокойтесь. Они в конурах. Их выпускают только на ночь охранять территорию, – сказал Жюль.

– Они так лают, будто готовы разорвать кого-нибудь, – сказал Филипп.

– Они это могут, если вы им незнакомы, – сказал Жюль со знанием дела.

На террасе появилась Паулина. Она сняла шляпу, в которой была в церкви.

– Жюль, я займу Филиппа, потому что Камилла хочет до ленча поговорить с тобой о завещании Гектора. Она в библиотеке.

– Это значит, что Паулина хочет показать вам свой сад, – сказал Жюль, улыбаясь. Он поднялся по ступенькам на террасу и нежно обнял Паулину за талию. – Как тебе понравилась надгробная речь Фредди? – спросил он.

– Большая часть, – ответила Паулина, – но я могла бы обойтись без ангелов, поющих о вечном покое. Я не поверила этому ни на минуту.

Жюль и Филипп рассмеялись.

– Не почешешь ли ты мне спину, дорогая. Вот здесь, – сказал Жюль, протянув руку через плечо и показывая точку на спине.

Паулина повернула его к себе спиной и начала потирать ему спину.

– Здесь? – спросила она.

– Нет, выше, немного левее. Вот здесь. Три сильнее.

– Кто та девушка, с которой ты разговаривал на похоронах, Жюль? – спросила Паулина, продолжая гладить ему спину.

– Какая девушка? – спросил Жюль.

Филипп, наблюдавший эту семейную сцену, чуть было не сказал: «Фло, Фло М.», но решил послушать дальше.

– Ты разговаривал с ней, когда искал шофера, – подсказала Паулина.

– Не понимаю, какая именно? Я разговаривал со многими на похоронах, – ответил Жюль.

– Довольно красивая. Рыжие волосы. Довольно живая, как мне кажется, – сказала Паулина. – Меня интересует, кто она.

Она произнесла слово «живая» с тем выражением, в котором только чуткое ухо уловило бы синоним «обычная».

– А, эта. Она сказала, что была подругой Гектора, – сказал Жюль. Ответ был настолько неопределенным, словно та, о ком он говорил, не заслуживает внимания, чтобы ее обсуждать.

– На ней был очень приличный костюм от «Шанель». Я чуть не купила его для себя, – сказала Паулина. Она абсолютно не подозревала, что девушка, о которой она спрашивала, была любовницей мужа.

Ни Жюль, ни Филипп не ответили, не посмотрели друг на друга. Жюль не знал, что Филипп знаком с Фло, но Филипп, по натуре наблюдательный, начал догадываться, что Жюль имеет какое-то отношение к дорогому красному «мерседесу», в котором ездит Фло.

– Не помню ее имени, – пожал плечами Жюль и вошел в дом, направляясь к Камилле.

– Меня трогает отношение Жюля к Гектору, – сказала Паулина, обращаясь к Филиппу.

– От чего? – спросил Филипп.

– Поначалу Жюль терпеть не мог Гектора. Жюлю никогда не нравились мужчины, которые, как он считает, только и знают, что говорить о нарядах и вечеринках, обсуждать, кто с кем сидел за обедом и все такое, и он абсолютно не выносит мужчин, которые не работают, а, с точки зрения Жюля, бедный Гектор обладал всеми этими недостатками. Но Гектор был для меня очень хорошим другом, когда мы только поселились здесь. Таким женщинам, как я, нужен в жизни человек, вроде Гектора, который бы постоянно твердил нам, что мы все еще красивы, что на приеме выглядели очень хорошо, то есть говорил нам то, что зачастую наши мужья забывают говорить из-за занятости.

Филипп посмотрел на Паулину. Ее лицо на минуту стало печальным. Заметив его взгляд, она улыбнулась и продолжала:

– Со временем Жюль, хотя он никогда не признавался в этом, полюбил Гектора. Дело в том, что Жюлю нравится слушать сплетни о других; он только говорит, что это не так. Прошлым летом в Греции во время путешествия на яхте Гектор оказался для нас Божьим подарком: он был все время веселый, смешил нас до коликов.

Разговаривая, Паулина и Филипп пересекли лужайку и подошли к оранжерее с решетчатыми стенами и шпалерами. За оранжереей был сад, весь в цвету.

– Здесь очень красиво, Паулина, – сказал Филипп.

– Я всегда говорю, что за дом без сада. Я не люблю хвастаться, но моим садом и теплицей не могу не гордиться. Посмотрите на эти бордюры из многолетних растений. Розы, пионы, дельфиниумы, маки, астры. Божественно, не так ли?

Филипп кивнул, соглашаясь.

– Посмотрим оранжерею и вернемся в дом, – сказала Паулина. – Повариха сказала, что если мы не сядем за стол ровно в час, суфле осядет. Она всегда предсказывает что-то ужасное.

Они вошли в оранжерею. Орхидеи росли повсюду. Старик в джинсах и свитере подошел и кивнул, приветствуя Паулину.

– Привет, миссис Мендельсон, – сказал он.

– Это – Джервис, мое сокровищ. Говорят, что я большой специалист по орхидеям, но это неправда. Все делает Джервис, а похвалы достаются мне. Это Филипп Квиннелл, Джервис.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Вот уж это совсем неправда, миссис Мендельсон, – сказал Джервис, улыбаясь Паулине. Потом повернулся к Филиппу. – Миссис Мендельсон знает об орхидеях больше, чем кто-либо.

– Джервис и я выводим новый сорт желтых фаленопсий, который, как мы надеемся, потрясет знатоков орхидей, – сказала Паулина.

Филипп кивнул, но его интересовали люди, а не орхидеи.

– Видишь, Джервис, – сказала, смеясь, Паулина, – мистера Квиннелла совсем не интересуют наши ботанические эксперименты.

Возвращаясь по лужайке к дому, Паулина обернулась и увидела, что Филипп улыбается.

– Чему вы улыбаетесь? – спросила она.

– Думаю, что в нашей стране менее одного процента людей живут так, как вы с Жюлем, Паулина, и я рад, что мне довелось посмотреть на это, – сказал Филипп.

– Это действительно так? – спросила она. – Меньше одного процента?

– Конечно, это правда.

– Я никогда не думала об этом.

– За столом будем только мы, – сказала Паулина, когда они вошли в зимний сад, где был накрыт стол для ленча. Зимний сад представлял собой полукруглую комнату, со всех сторон окруженную большими окнами. – Вы сядете рядом со мной. Камилла здесь. А Жюль там.