– Конечно, закажи мне несколько пирожных, яичницу с ветчиной, гренки. Пожалуй все.

– Значит, ты не принес?

– Что?

– Рукопись Бэзила Планта.

– Я же сказал, что не хочу упускать ее из виду.

– Но я не могу сказать, стоит ли она чего-нибудь, пока не прочту, – сказал Филипп.

– Я думал, что ты прочел ее у меня дома, пока я принимал душ.

– Я только на минуту взглянул на нее. Я думаю, что она и есть та рукопись, пропавшая рукопись знаменитого романа, но я должен знать это наверняка, прежде чем делать какие-то выводы. Ты не заметил, на страницах есть какие-нибудь пометки?

– Какие пометки?

– Записи? Вставки? Что-нибудь в этом роде. Написанное на полях от руки?

Лонни пожал плечами.

– Не знаю. Вообще-то я даже никогда не читал всю эту чертовщину. Как ты думаешь, сколько она стоит, если окажется тем, чем ты думаешь?

– Не могу сказать. Только три главы рукописи опубликованы, остальное после смерти Бэзила не смогли найти.

– Бэзил был жуткий пьяница. Когда пьет, становится совсем плохим. В остальное время был лучшим парнем на свете. И все-таки, хотя бы приблизительно, сколько она может стоить, как ты думаешь?

– Не знаю. Могу только предполагать. Может быть, и много, но я должен быть уверен, что это не подделка, прежде чем заняться ею.

Объясняя Лонни все сложности идентификации пропавшей рукописи, Филипп поднял глаза и увидел Жюля Мендельсона, входящего в кафе с «Уолл-стрит Джорнэл» в руке. Лонни, сидевший спиной к входу, не видел его. Филипп проследил, как Керли, разговаривал с Жюлем словно с хорошо знакомым, но уважаемым человеком, провел его к столику у окна. Сев за стол и развернув на нем журнал, Жюль принялся за чтение. Он даже не взглянул на подошедшую официантку, которая поставила перед ним чашку кофе.

– Извини, – сказал Филипп Лонни, когда к ним подошла официантка, принесшая завтрак для Лонни. – Я сейчас вернусь.

– Это там, оранжевая дверь рядом с кассой, – сказал Лонни, показывая, где находится мужской туалет.

Филипп кивнул и направился к туалету. Через минуту он вышел и подошел к столику Жюля.

– Мистер Мендельсон, – сказал он.

Жюль оторвал взгляд от журнала, но сделал вид, что не узнал Филиппа.

– Я Филипп Квиннелл, – сказал Филипп.

– Да, – сказал Жюль, продолжая читать и всем видом показывая, что вести с ним разговор не намерен. Он возненавидел Филиппа с того дня, когда статуэтка балерины Дега упала и потрескалась, в чем, по его мнению, был виновен Филипп, а не его собственная раздражительность.

Словно прочитав его мысли, Филипп сказал:

– Я сожалею об инциденте со статуэткой балерины Дега. Я написал миссис Мендельсон записку с извинениями.

– Она говорила, мне, – сказала Жюль, не поднимая глаз.

– Не ожидал, что вы завтракаете в подобном заведении, – сказал Филипп.

– Я не завтракаю, а пью кофе, – ответил Жюль. – Я прихожу сюда в это время читать газеты. – Он постучал пальцем по газете, давая понять Филиппу, чтобы он ушел.

– Здесь, как я вижу, бывает много клиентов, – сказал Филипп. – Посмотрите на того парня, уплетающего оладьи. В джинсах, майке и ветровке.

– Кто он?

– Проститутка. Порнозвезда.

Жюль кивнул, не проявив интереса, и уткнулся опять в газету.

– Не понимаю, к чему вы клоните, – сказал он, фыркнув.

Филипп улыбнулся и продолжал:

– Вы знаете, что о нем говорят, не так ли?

– Конечно же, я знаю. Я не из тех, кто заглядывается на мужчин.

– Говорят, этот парень убил Гектора Парадизо. Жюль натянуто улыбнулся.

– О, это – избитая тема. Гектор Парадизо покончил с собой, мистер Квиннелл.

– Нет, он не убивал себя, мистер Мендельсон.

– Вам достаточно заглянуть в полицейский протокол.

– В тот вечер, после приема у вас, Гектор отправился в бар под названием «Мисс Гарбо». Это один из баров, где богатые малые решают вопросы финансового характера, чтобы получить молодого компаньона. Есть несколько свидетелей, которые могут подтвердить, что Гектор покинул бар в компании этого молодого человека. Я просматривал полицейский протокол. Этого факта в нем нет. Вы все еще будете утверждать, что Гектор Парадизо отправился с вашего приема прямо домой, чтобы всадить в себя пять пуль?

– Разыгрывать детектива – вероятно, самое главное занятие в вашей жизни, Квиннелл, но для меня это не имеет абсолютно никакого значения, – сказал Жюль. Он медленно перевернул страницу и продолжал читать статью об освобождении из тюрьмы после пяти лет заключения финансиста с Уолл-стрит Элиаса Рентала.

– Это чертово дело не имеет никакого отношения к моей жизни, – сказал Филипп. – Какое, черт возьми, мне дело, поймают они убийцу или нет? Если бы в тот вечер я не был у вас в доме и не ушел бы с Камиллой Ибери и не был бы с ней, когда вы позвонили, чтобы сообщить, что Гектор умер, и не пошел бы с ней в дом Гектора, где опознал тело, то, возможно, даже не вспомнил бы о нем, потому что это меня не касается. Меня интересует только одно: почему это дело замяли? Причина может быть в том, что это «убийство на почве гомосексуализма», как его называют бульварные газеты. Он подхватил мальчика в «Мисс Гарбо». Привел этого мальчика в свой дом. Подрался с ним, возможно, из-за денег – говорят, что он был связан, – и был убит. Сценарий не особенно выдающийся, но и не особенно ординарный. Подобное случилось в прошлом году с известным декоратором из Нью-Йорка. Берти Лайтфут. Помните? Уверен, Паулина знала его. И в Сан-Франциско было подобное. С владельцем галереи. Как его звали? Людовик Като, не так ли? Та же самая история. Зарезан ножом таинственным незнакомцем, тоже был связан. Но почему подобное дело замолчали здесь, в Лос-Анджелесе? Вы думаете, люди из вашего привилегированного круга не знали, что Гектор был голубой? Не думаю. В вашем кругу, возможно, об этом не говорили, но знали. Кого вы пытаетесь оградить? У него не было семьи, для которой подобное разоблачение было бы стеснительным. Только племянница, с которой у меня близкие отношения, и теперь она хочет, чтобы это дело был раскрыто.

– Послушай, Квиннелл, – сказал Жюль, наконец оторвавшись от чтения. Голос его прозвучал грубо. Он не привык иметь дело с людьми, которые относятся к нему без почтения.

– Да?

– Слушай меня внимательно, задница. Ты сам не знаешь, о каком дерьме говоришь.

– А, известный коллекционер и филантроп наконец заговорил, – сказал Филипп.

Оба пристально посмотрели друг на друга, и Филипп отошел.

Иногда, после того, как они кончали заниматься любовью, Жюль – все еще голый, все еще в постели – хватал трубку телефона и звонил в свой офис, чтобы передать мисс Мейпл свои распоряжения. Дважды он разговаривал с президентом в Белом доме, все еще лежа в постели Фло с телефонным аппаратом на груди. Однажды Фло слышала, как он сказал: «Наилучшие пожелание Барбаре» как само собой разумеющееся, как будто эти слова не имели особого значения, о чем она позже рассказала Глицерии. В тот день он жестом попросил Фло принести ему выпить чего-нибудь холодного, не прерывая разговор. Фло восхищалась способностью Жюля вести деловые разговоры по телефону, речь в которых шла о больших суммах денег. Продать это. Купить то. Она была преисполнена сознанием собственной важности только оттого, что слышала, какие огромные суммы денег обсуждаются по телефону из ее дома. Она узнала, что Симс Лорд – адвокат и ближайший помощник Жюля, что Реза Балбенкян – его посредник в Нью-Йорке, что мисс Мейпл – секретарь уже больше двадцати лет, что Жюль иногда называет ее Патокой. Именно мисс Мейпл, которую Фло никогда не встречала, оплачивала ее счета и высылала ей по почте деньги на карманные расходы. Фло протянула Жюлю банку чая со льдом.

– Терпеть не могу баночный чай со льдом, – сказал Жюль. – Вообще-то я ненавижу пить из банок, и точка.

– О, – сказала Фло. Она всегда чувствовала себя обиженной, когда Жюль критиковал то, что она делала.

– Послушай, – сказал Жюль, беря ее за руку. – Как зовут декоратора, услугами которого ты пользуешься?