— Я знал, что Элинор, вероятно, опоздает. Честно говоря, я знал, что в какое-то время она будет в «Гэмбридже». Понимаете, Элинор… э-э… работает личным секретарем некоего мистера Неверса, театрального импресарио, на Шафтсбери-авеню. В то утро она сказала мне… — он снова сжимал и разжимал кулаки, глядя на них, — что попытается уйти раньше, чтобы сделать покупки и задобрить Миллисент на случай опоздания домой… Я запомнил это, так как во второй половине дня сам заходил в «Гэмбридж» с Боскомом, Поллом и мистером Питером Стэнли взглянуть на выставленную там коллекцию часов и подумал, что, может быть, встречу ее. Но, конечно…
— Если вы любите ее, — с внезапной резкостью осведомился доктор Фелл, — то объясните, на что вы намекаете?
— У нас были некоторые трудности с Элинор в ее детстве… — Карвер оборвал фразу. Суровая практичность, иногда дающая себя знать, вытеснила беспокойство. — Я не люблю лгать или искажать правду. Не то чтобы я был категорически против любой лжи, но впоследствии это нарушает мой душевный покой. Назовем это эгоизмом? — Он мрачно улыбнулся. — Я солгал прошлой ночью, но сказал правду этим утром и сообщил все, что знаю. Больше я не намерен ничего говорить и не думаю, чтобы какие-нибудь уловки смогли вытянуть из меня то, о чем я упоминать не желаю. Если вы действительно интересуетесь моей коллекцией, буду рад показать ее вам. А если нет…
Доктор Фелл внимательно разглядывал часовщика. Лоб его слегка наморщился, но лицо было абсолютно бесстрастным. Секунд двадцать он стоял в своей темной накидке, держа в одной руке сигару с обрезанным кончиком, а в другой незажженную спичку. Мелсону казалось, что приближается нечто ужасное и что маленькие глаза доктора угрожающе поблескивают под стеклами очков. Он вздрогнул от неожиданности, услышав треск и шипение пламени спички, которую доктор Фелл зажег, чиркнув по головке ногтем большого пальца.
— Могу я предложить вам огонек? — весело прогудел доктор. — Да, я очень интересуюсь коллекцией. Эти водяные часы…
— А, клепсидры! — Карвер пытался избавиться от напряжения, возникшего во время паузы. Он с энтузиазмом указал на стеклянные контейнеры. — Если вас интересуют древние средства определения времени, то их история начинается здесь. А чтобы понять принцип их действия, вы должны держать в памяти единицы времени, используемые древними. Например, персы делили сутки на двадцать четыре часа начиная с восхода солнца, а афиняне применяли тот же метод, но начиная с захода. Египетские сутки состояли из двенадцати часов. Браминское исчисление времени было более сложным. Эта штука… — он коснулся контейнера, содержащего большую металлическую чашу с дырой в центре, — если она подлинная, вероятно, старейшие часы, существующие сейчас в мире. Брамины делили сутки на шестьдесят часов по двадцать четыре минуты в каждом, и это был их Биг-Бен. Он помещался в бак с водой в каком-нибудь общественном месте, а рядом висел большой гонг. Каждые двадцать четыре минуты чаша тонула и гонг отбивал прошедший час. Это самый примитивный принцип. Все они, до изобретения маятника, заключались в регулируемом потоке воды, в которой тонул какой-либо предмет, проходя мимо насечек, отмечающих часы.
Он указал на приспособление, которое Мелсон заметил прошлой ночью, — вертикальную стеклянную трубку с вырезанными на табличке римскими цифрами и сальной лампой на одной консоли.
— Это ночные часы с постоянно горящей лампой. Они относятся к началу XVII века, изготовлены Джеханом Шермитом и, вероятно, имеют ту же конструкцию, что часы, описанные Пипсом[36] как находившиеся в комнате королевы Екатерины в 1664 году.
Педантичный, но пытливый ум Мелсона снова четко заработал. Он видел, что доктор Фелл, по какой-то таинственной причине, поощряет рассказы Карвера о своем хобби, и воспользовался этим.
— Неужели водяные часы применялись так поздно? — спросил Мелсон. — Я всегда ассоциировал их главным образом с древними римлянами. Где-то упоминается о том, как во время судебных процессов или дебатов в сенате, где ораторам позволялось выступать только в течение определенного отрезка времени, водяные часы тайком регулировали так, чтобы оратор мог говорить больше или меньше.
Теперь Карвер был полностью охвачен энтузиазмом.
— Совершенно верно, сэр, — ответил он, потирая руки. — Это делали при помощи воска… Но клепсидры применялись до начала XVIII столетия. Должен объяснить, что, хотя примитивная форма современного часового механизма была известна уже в XIV веке, к середине XVII столетия возродился интерес к клепсидрам — пускай всего лишь как к изобретательным игрушкам. В то время люди, подобно гениальным детям, добивались поразительных успехов в механике и химии. Королевское общество делало первые неуверенные шаги к паровой машине; появились трутница, сигнализация, предупреждающая об ограблении, гравировка способом меццо-тинто,[37] капли принца Руперта…[38]
Например, эти водяные часы. — Карвер указал на раму с диском и одной стрелкой, с задней стороны которой свисал на цепочке цилиндр. — Я уверен, что они подлинные. С уменьшением количества воды в цилиндре уменьшается и его вес, заставляя стрелку двигаться с определенной скоростью. Они датируются 1682 годом, но покажутся примитивными, если вы ищете изобретательный механизм. Возьмите, к примеру, часы, управляемые паром, которые можно видеть в Гилдхолле…
— Одну минуту, — вмешался доктор Фелл. — Хм, ха! Кажется, вы сомневаетесь в подлинности большинства этих вещиц. Но давайте обратимся к аутентичным предметам в вашей коллекции. Например, к карманным часам.
Энтузиазм Карвера достиг требуемой стадии.
— К карманным часам! — воскликнул он. — У меня есть кое-что для вас, джентльмены! Я обычно не показываю это посторонним, но, если хотите, я открою сейф и продемонстрирую вам кое-какие настоящие сокровища. — Его взгляд переместился на стену справа — Мелсон помнил, что часовщик инстинктивно посмотрел туда, войдя в комнату прошлой ночью. Лицо Карвера слегка омрачилось. — Конечно, вы должны помнить, что жемчужина моей коллекции отсутствует, хотя и находится под той же крышей…
— Часы, которые вы продали Боскому?
— Да, часы-череп. У меня имеются еще одни, такой же конструкции и столь же совершенные с точки зрения мастерства, но в десять раз менее ценные, так как не обладают надписью, как на первых часах и связанными с ними ассоциациями. Вам следует взглянуть на них, доктор. Боском охотно покажет их вам.
Доктор Фелл нахмурился.
— Я как раз к этому веду. Меня очень интересуют эти часы, так как они, кажется, были причиной необычайной суеты. Для часов — пусть даже антикварных — они расстроили слишком многих людей, кроме вас. Они действительно очень ценные?
Веки Карвера дрогнули. Он улыбнулся.
— Их ценность, доктор, значительно превышает стоимость. Могу сказать вам, что Боском заплатил за них столько же, сколько я, покупая их несколько лет назад, — три тысячи фунтов.
— Три тысячи фунтов! — воскликнул доктор Фелл и выпустил облако дыма, вынимая сигару изо рта. Он закашлялся, его лицо покраснело еще сильнее, но вскоре кашель перешел в смех. — Хе-хе-хе! О моя священная шляпа! Подождите, пока Хэдли услышит об этом!
— Теперь вы понимаете, почему миссис Стеффинс иногда думает, что мы… э-э… нуждаемся в деньгах. Но вы, конечно, разбираетесь в карманных часах? — осведомился Карвер. — Тогда судите сами.
Он подошел к одной из вертикальных панелей в центре стены справа. Хотя Мелсон не мог следить за движениями его руки, часовщик, очевидно, коснулся пружины, так как вдоль края панели появилась щель, и толкнул панель назад. Внутри оказалась высокая мрачная ниша с дверью, параллельной стене. С правой стороны ниши виднелись очертания стенного сейфа, а с левой — еще одна дверь.
— Одну минуту, я отключу сигнализацию, — сказал Кар-вер. — Как вы, вероятно, знаете, часы-череп появились в начале XVI века. С современными карманными часами они не имели ничего общего. Носить их было невозможно — по крайней мере, в высшей степени неудобно, так как они весили три четверти фунта. Образцы имеются в Британском музее. Эти часы значительно меньше…
36
Пипс, Сэмюэл (1633–1703) — английский мемуарист.
37
Меццо-тинто — способ углубленной гравировки на металле.
38
Имеется в виду забава, заключающаяся в капании расплавленного стекла в холодную воду. Застывая, стекло превращается в твердые шарики с хвостиками. Считается изобретением принца Руперта Рейнского (1619–1682), племянника английского короля Карла I.