Аббатиса вернула голову Луизы в прежнее положение, ибо меньше всего на свете желала, чтоб Луиза видела, как она расчувствовалась после её слов.

Луиза с полуслова поняла аббатису, как впрочем, и всегда. Между ними никогда не возникало непонимания. Закончив расчёсывать волосы Луизы, аббатиса встала. Луиза поднялась вслед за ней. Глядя с материнской нежностью в глаза Луизы, аббатиса протянула ей золотой медальон, на котором рукой умелого чеканщика была изображена святая дева Мария с новорождённым Иисусом Христом на руках.

– Этот медальон освящён самим Папой. Ему более пятисот лет. В тебе я уверена, дитя моё, но есть ещё провидение, а оно не всегда благосклонно к нам. Святая дева Мария будет оберегать тебя.

Аббатиса перекрестила Луизу и лишь после этого повесила ей на шею медальон.

– А теперь постарайся выспаться, дитя моё, утром тебе предстоит дорога.

– Матушка, – Луиза обняла аббатису, – не забывайте меня!

На следующий день, когда Луиза Бургундская покидала стены монастыря, в садах, примыкающих ко дворцу Сен-Поль, царило необычное оживление. Королева решила прогуляться по саду и вследствие этого обстоятельства почти все придворные ринулись без промедления в сад, благо погода стояла тёплая. На небе не было ни единого облачка, что, несомненно, способствовало пешим прогулкам, что, в свою очередь, доставляло удовольствие королеве, а следовательно, и двору. Да и кто бы отказался от прогулок между аллей, наполненных благоуханием цветов. Аллей с причудливыми зигзагами и укромными скамеечками, спрятанными меж ветвей густых деревьев. Придворные, разбившись на группы, горячо обсуждали последние новости. А самой последней новостью был приезд Кастильской королевской семьи, которая прогуливалась здесь же, по одной из аллей. Придворные бросали украдкой взгляды на троицу, которая медленно двигалась по аллее и иногда останавливалась, чтобы оценить достоинства особо понравившегося цветка. О чём они беседовали? Видимо, это обстоятельство весьма волновало двор, ибо с первой минуты своего приезда эта троица не разлучалась и постоянно о чём-то шепталась. А иногда и столь горячо спорила, что голоса становились слышны окружающим. Но понимая, что суть их спора не должна стать общеизвестной, они тут же замолкали и продолжали ещё тише обычного, чем возбуждали более чем непомерный интерес придворных. Поглощённые наблюдением за таинственной беседой, этой в высшей мере странной троицы, почти никто не заметил появления герцога Бургундского, который был весьма раздражён. Не получив привычные знаки внимания, которые ему оказывал двор всякий раз, как только он появлялся, герцог Бургундский и вовсе разозлился. Однако долго его плохое настроение не продержалось. Заметив в конце аллеи, по которой он шёл, край зелёного королевского платья, герцог довольно улыбнулся и немедля отправился вслед за королевой. Однако хорошее настроение, едва появившееся у герцога, вновь покинуло его, когда он дошёл до конца аллеи и увидел королеву, восседающую на белой скамейке, что стояла в укромной беседке. Рядом, слегка наклонившись, стоял герцог Бедфорд и говорил, видимо, нечто очень приятное. Герцог Бургундский сделал этот вывод, когда увидел, что королева улыбается герцогу Бедфорду. Вновь ощутив раздражение, герцог Бургундский направился к ним, предварительно не забыв изобразить на лице улыбку.

– Я польщён, – говорил герцог Бедфорд, – позвольте и мне сказать. Слухи о вашей красоте выглядят весьма скромными по сравнению с тем, что осмеливаются лицезреть мои глаза.

Кстати сказать, герцог Бедфорд ничуть не льстил королеве, ибо достигнув 45 лет, она ещё считалась одной из самых красивых женщин и не только во Франции.

– Вы мне льстите, герцог, – королева расправила складки своего платья, занимая более удобное положение и, кокетливо улыбнувшись, добавила:

– А вот и герцог Бургундский!

Герцог Бургундский поклонился королеве и обменялся поклонами с герцогом Бедфордом.

– Вы выглядите неотразимо, мадам, – герцог Бургундский как-то по особенному произнёс эти слова.

– То же самое говорил милорд Бедфорд!

– Вот как? – герцог Бургундский хмуро посмотрел на своего будущего зятя.

Тонко почувствовав, что он вмешивается в сугубо личные отношения, Бедфорд изменил тему разговора.

– Король поручил мне определить дату бракосочетания с Екатериной Валуа. Он желает ускорить события и предлагает конец этого месяца.

– Наш кузен, Генрих, всегда был излишне нетерпелив, – заметила вскользь королева, – однако мы ничего не имеем против такого оборота событий. Не так ли, монсеньор? – королева неспроста обратилась с этим вопросом к герцогу Бургундскому. Его мнение играло чуть ли не главную роль.

Герцог Бургундский кивнул головой.

– Полагаю, мы можем пойти навстречу его величеству. Однако возникает немало вопросов, связанных с предстоящим бракосочетанием его величества и принцессы Екатерины. В особенности я бы отметил два из них, наиболее важные. Вопрос регентства и вопрос земель. И я желал бы обсудить эти вопросы до заключения брака.

– Прежде чем приступить к обсуждению этих, весьма серьёзных вопросов, – осторожно заговорил герцог Бедфорд, – хочу напомнить некоторые факты. Прежде всего, наша армия в настоящее время осаждает Руан. С его падением мы получаем всю Нормандию и свободную дорогу на Париж. Излишне говорить о том, что знает каждый. Во Франции нет сил, способных остановить наше продвижение. Впрочем, если такие попытки будут, они закончатся так же, как завершилось сражение при Азенкуре. Следовательно, даже весьма поверхностный анализ показывает, что Франция слишком слаба, чтобы оказывать сопротивление нашей армии, значит и условия выставлять она не должна, но это вовсе не означает, что король отказывается вести переговоры, – тут же поправил себя Бедфорд, краем глаза наблюдая за выражением лица герцога Бургундского.

Герцог Бургундский взглянул на королеву. Она дала понять, что он может говорить и от её имени. Они не раз обсуждали брак Екатерины и придерживались одного мнения.

– Высказывайтесь яснее, милорд! Его величество намерен обсудить с нами интересующие нас вопросы или нет?

– На этот вопрос сложно ответить, монсеньор! – Бедфорд ушёл от прямого ответа, – от его величества зависит не так много, как вам кажется. Возможно, он смог бы помочь в решении вопросов, о которых вы упоминали. Однако существует дофин, и король не может игнорировать наследника престола.

Скрытый смысл, содержащийся в словах Бедфорда, поняли и королева, и герцог Бургундский.

– А если предположить, что… что дофина не существует?

– Думаю, его величество пойдёт вам навстречу! Но это всего лишь предположение. Дофин существует, мадам! – Бедфорд поцеловал руку королевы и, уже покидая их, сказал, обращаясь к герцогу Бургундскому:

– Надеюсь, монсеньор, в ближайшее время представиться вашей прекрасной дочери!

Бедфорд покинул их, давая возможность обсудить то, о чём никто не сказал, но тем не менее все думали.

– Я никогда его не любила, – произнесла вслед уходящему Бедфорду королева.

– О ком вы, мадам? – не понял герцог Бургундский.

– Я думаю, вы знаете ответ на этот вопрос, – последовал ответ королевы. Поднявшись, она взяла герцога Бургундского под руку и произнесла обычным голосом, словно предыдущего разговора и не происходило:

– Придворные ждут нашего появления. Не будете ли вы столь добры, любезный друг, проводить меня до нашей любимой скамеечки, что возле фонтана?

– Мадам, – герцог Бургундский не мог скрыть довольной улыбки, – с превеликим удовольствием.

Ответ герцога Бургундского прозвучал двусмысленно, ибо непонятным оставалось, на какой же вопрос королевы он отвечал. Герцог Бургундский, не торопясь, проводил королеву до её любимой скамеечки, где уже собирались придворные. Он с учтивостью придворного помог королеве удобно устроиться и лишь после этого отпустил её руку, вставая рядом. Принимая поклоны от многочисленных придворных, герцог Бургундский первым приветствовал появление герцога Барского с обеими принцессами. Они раскланялись и произнесли несколько подобающих случаю слов, которых требовала учтивость. Королева благосклонно взирала на короткий диалог могущественного друга с Кастильским принцем и принцессами крови. Когда обмен любезностями завершился, королева пригласила их сесть. Герцог Бургундский устроился рядом с королевой, а наша троица расположилась справа от скамейки королевы. Придворные тут же окружили королеву и герцога Бургундского, осыпая их потоками лести и завязывая лёгкий, ничего не значащий разговор, который по своей сути не имел смысла, но, безусловно, тешил самолюбие королевы и герцога Бургундского. Ибо всякий в Париже и за его пределами знал, какие отношения связывают эту пару. Герцог Бургундский занял место последнего любовника королевы, покойного Буа-Бурдена. Два года назад король Франции, которого временно оставили приступы умопомрачения, навестил королеву. Несчастный король, болезнь была, несомненно, более привлекательна для него, ибо он застал в объятиях своей неверной супруги Буа-Бурдена. Разгневавшись, король приказал посадить Буа-Бурдена в мешок. После того, как его приказание было выполнено и вышеозначенный оказался в мешке, король собственноручно сделал надпись на мешке, которая гласила: «Дорогу королевскому правосудию». После этого беднягу бросили в Сену. В дальнейшей его судьбе не приходится сомневаться. Заняв место покойного Буа-Бурдена, герцог Бургундский мог со спокойствием встречаться с королевой, ибо даже король Франции был не в силах наказать его, одного из самых могущественных людей, хозяина Парижа и многих провинций, с мнением которого считались императоры и короли. Вот таков был герцог Бургундский, принимавший с милостивой улыбкой комплименты и поглощённый настолько, что не заметил собственного канцлера. Гилберт де Лануа, отвесив поклоны, встал чуть в стороне, ожидая, когда герцог Бургундский обратит на него внимание. За одиннадцать лет он почти не изменился. Лишь несколько морщин пролегли возле глаз, придавая его внешности более отталкивающее впечатление, и разве скулы на лице немного обострились. Глаза канцлера Бургундии были слегка прищуренными, а взгляд, быстрый и острый, выхватывал мгновенно любую деталь из протекавшего разговора.