Когда наша веселая компания проходила мимо кондитерской Партлета, Сэмюел Арбин, - я как сейчас помню, этого жадного мальчишку с густой бородой и с баками, хотя всего лишь пятнадцати лет от роду, - объявил, что в честь победы над врагами я обязан всех угостить. Я сказал, что если хватит четырехпенсовика, то я готов, а больше у меня ничего нет.

- Ну и врун же ты! - вскричал Арбин. - А куда ты девал те три гинеи, которыми хвастался в школе? Ты же их всем показывал. Может, это их и нашли во взломанном ящике?

Этот Сэмюел Арбин был одним из мальчишек, которые злорадно хихикали, когда констебль вел меня в суд, и я даже думаю, что он бы очень обрадовался, если б меня признали виновным. Боюсь, что я и в самом деле хвастался деньгами и показывал блестящие золотые монеты кой-кому из мальчиков в школе.

- Я знаю, что он сделал со своими деньгами! - вмешался мой верный друг Том Пэррот. - Он отдал все до последнего шиллинга беднякам, которые в них нуждались, а уж чтоб ты кому-нибудь дал хоть шиллинг, Сэмюел Арбин, этого еще никто не слыхивал.

- Если только он не мог содрать за это восемнадцать пенсов! - пропищал чей-то тоненький голосок.

- Не будь я Сэм Арбин, если я не переломаю тебе все кости, Томас Пэррот! - в ярости завопил Сэмюел.

- Сэм Арбин, после Тома тебе придется иметь дело со мной. Впрочем, если тебе угодно, мы можем заняться этим хоть сейчас.

По правде говоря, я давно уже мечтал вздуть Арбина. Он был мне плохим товарищем, всегда обижал маленьких и к тому же давал деньги в рост.

- На ринг! Пошли на лужайку! - закричали хором мальчишки, по молодости лет всегда готовые к драке.

Но этой драке не суждено было состояться, и (если не считать того дня много лет спустя, когда я вновь посетил родные края и отправился к Поукоку с просьбой отпустить после обеда моих юных преемников) мне не суждено было больше увидеть старую классную комнату. Когда мы, мальчишки, шумели на рыночной площади у дверей кондитерской, к нам подошел доктор Барнард, и все тотчас притихли.

- Как! Вы уже снова ссоритесь и деретесь? - строго спросил доктор.

- Денни не виноват, сэр! - закричали сразу несколько человек. - Арбин первый к нему пристал.

И в самом деле - во всех стычках, в которые мне доводилось вступать, а в жизни их у меня было немало, - я всегда оказывался прав.

- Пойдем, Денни, - сказал доктор и, взяв меня за РУКУ, увел с собой.

Мы отправились гулять по городу. Когда мы проходили мимо древней башни Ипр, по преданию построенной королем Стефаном, - в прежние времена она была крепостью, а теперь служила городскою тюрьмой, - доктор промолвил:

- Вообрази, Денни, что ты сидел бы здесь за решеткой, ожидая разбора своего дела на судебной сессии. Не очень это было бы приятно.

- Но ведь я ни в чем не виноват, сэр! Вы же сами знаете!

- Да, слава богу, это так. Но если б ты по воле провидения не смог доказать свою невиновность, если б ты и твой друг Пэррот случайно не заглянули в этот ящик, ты непременно угодил бы сюда. Чу! Колокола звонят к вечерне, которую служит мой добрый друг доктор Уинг. Как по-твоему, Денни... не пойти ли нам... и не возблагодарить ли господа... за то, что он избавил тебя... от страшной опасности?

Я помню, как дрожал голос моего дорогого друга, когда он произносил эти слова, и как две горячие капли упали из глаз его на мою руку, которую он держал в своей. Я последовал за ним в церковь. Да, я был преисполнен глубочайшей благодарности за избавление от страшной беды, но еще более был я благодарен за заботу и ласку этого истинного джентльмена, этого мудрого и доброго друга, который наставлял, ободрял и поддерживал меня. Когда мы прочитали последний псалом, выбранный для этой вечерни, доктор, как сейчас помню, склонил голову, положил свою руку на мою, и мы вместе вознесли благодарность всевышнему, который не оставляет малых сих, который простер десницу свою и избавил меня от неистовства моих врагов.

Когда служба окончилась, доктор Уинг узнал и приветствовал доктора Барнарда, и последний представил меня своему коллеге - тоже члену городского магистрата, присутствовавшему на моем допросе. Доктор Уинг пригласил нас к себе. В четыре часа был подан обед, и за столом, разумеется, снова завязался разговор об утренних событиях. По какой причине эти люди меня преследуют? Кто их подстрекает? С этим делом были связаны обстоятельства, о коих я не мог ничего сказать, не рискуя выдать чужие тайны, в которых был замешан бог знает кто и касательно которых мне следовало держать язык за зубами. Теперь никаких тайн больше нет. Старинное сообщество контрабандистов давно уже распалось, более того, я сейчас расскажу, как я сам помог его уничтожить. Мой дед; бакалейщик Радж, шевалье, джентльмены из Приората - все они были связаны с многочисленным сообществом контрабандистов, о котором я упоминал выше и которое имело склады по всему побережью и в глубине страны, а также пособников везде и всюду от Дюнкерка до Гавр-де-Грас. Я уже рассказывал, как мальчиком несколько раз ездил "на рыбную ловлю" и как, главным образом по совету моего дорогого доктора, перестал участвовать в этих беззаконных и. греховных делах. Когда я отказался отправиться с Бевилом в ночной поход и он обозвал меня трусом, между нами вспыхнула ссора, которая перешла в ту достославную битву, когда мы все трое, тузя друг друга кулаками и брыкаясь, валялись на полу в кухне. Что заставило милейшую мисс Сьюки возвести на меня поклеп - ярость по поводу выбитых мною зубов ее возлюбленного или же ненависть ко мне самому? Мой поступок едва ли мог вызвать столь смертельную вражду, о существовании которой говорило судебное преследование и лжесвидетельство. Между тем причина для гнева дочери бакалейщика и его приказчика все-таки существовала. Они готовы были навредить мне всеми возможными способами и (как в вышеупомянутом случае с раздувальными мехами) не брезговали никаким оружием.

Будучи членами магистрата графства и зная многое из того, что творилось вокруг, а также характер своих соседей и прихожан, оба джентльмена, разумеется, не могли слишком подробно меня расспрашивать. Контрабандный шелк, кружева, ром и коньяк? У кого из прибрежных жителей Кента и Сассекса не было таких вещей?