Мы медленно двигались по испещренной узкими руслами рек холмистой местности, со всех сторон окруженной горами на склонах которых росли мескитовые деревья. На вершинах горной гряды, мрачно подпирая макушками утреннее небо, стояли скелеты засохших сосен.

Спустя некоторое время, когда мы, преодолев очередной подъем, въехали на небольшое плато, перед нами предстали шестеро всадников с винтовками. Увидев нас, они угрожающе преградили нам путь. Их вид заправских военных не удивил меня, ведь командовал ими бывший армейский офицер.

Из-за деревьев, мрачно поглядывая в нашу сторону, выехал Томас де Ла Плата. Черный цвет одежды делал его похожим на священника. Испуг и негодование застыли на лице Челы.

— Что такое? — резко спросила она. — Что ты хочешь? Ты же мне обещал два дня. Ты дал слово.

Один из всадников Томаса подъехал ближе и, сунув руку мне под пиджак, выхватил «энфилд» из кобуры, висевшей у меня под мышкой. Он наверняка знал, где я прятал оружие.

— Томас! — в отчаянии закричала Чела.

— Я дал слово и сдержу его, — подтвердил он. — А теперь езжай на рудник. Твои друзья тебя догонят. Я их отпущу, как только решу с ними кое-какие вопросы.

Думаю, она слишком хорошо знала, что перечить брату бесполезно. С побелевшим от злобы лицом Чела резко развернула лошадь и вскачь понеслась по дороге.

Телега с ничего не подозревавшим Яношем ехала где-то позади нас. Она была далеко от подножия склона, на котором мы находились, и заметить ее всадники никак не могли.

Томас сбросил шляпу назад, на спину, и та, обнажив голову, повисла у него на шее. Соломенный цвет его волос был необычен для мексиканца. Лицо классической формы было спокойным, голубые глаза смотрели на нас бесстрастно. Да, именно бесстрастно.

— Подойдите ко мне, сеньор Киф, — приказал он. — И захватите с собой священника.

У нас не было выбора, и мы подчинились: слезли с лошадей и поднялись на пригорок, на котором, прислонившись к дереву, стоял Томас и курил сигарету.

Поначалу он вел себя так, будто Ван Хорна вообще не существовало.

— Когда ваше заключение по руднику будет готово?

— Точно не могу сказать, — ответил я. — Утром надо осмотреть разработки, во второй половине дня пробежаться по данным, которыми снабдила меня ваша сестра, только потом подготовить отчет.

— Вы договорились встретиться с ней и отцом сегодня вечером?

— Нет. Как я понял, ваш отец не совсем здоров. Он не поднимается с кровати.

— Я хочу, чтобы этот отчет был передан мне сразу же, как только будет готов. Вы поняли?

— Насколько я понимаю, в сложившейся ситуации дела ведет ваша сестра, а не вы, — спокойно заметил Ван Хорн.

На что Томас де Ла Плата ответил еще более спокойным голосом:

— Кажется, я не предоставлял вам слова, священник. Но коль так, хочу, чтобы вы поняли одну простую вещь. По настоянию сестры я позволил вам остаться здесь только на два дня. За это время никаких религиозных служб и обрядов, никаких контактов с местным населением. Через два дня вы отсюда уезжаете. Если за это время вы нарушите мои условия, я вас прикончу.

— И это вам доставит удовольствие? — спросил Ван Хорн.

— Не больше, чем когда давлю сапогом козявку, — ответил Томас и с любопытством посмотрел на меня: — Так, вы встречались в Гуиле с полковником Бониллой. И он пытался отговорить вас от поездки?

— Да, так.

— А что он рассказал вам обо мне?

— Сказал, что в стране свершилась революция. Что теперь людям нужна стабильность и порядок, а таким, как вы, среди них не должно быть места.

Я пожалел, что сказал это, но слово не воробей. Томас сделал вид, что мое высказывание его не задело. Тем не менее, когда он вновь взглянул на меня, лицо его было бледным, глаза сверкали холодным блеском.

— Людям? — переспросил Томас. — Вы говорите о людях? Сказать, что они из себя представляют? Это дерьмо, покрывшее собой землю. Из-за них я попал в тюрьму, провел три года в джунглях Юкатана, в колонии для политических заключенных. Испытал все муки ада. Я посвятил свою жизнь борьбе за их освобождение. И они получили свою свободу. Свободу, чтобы убивать, насиловать и жечь. Чтобы превратить эту страну в пустынное кладбище.

— Ваш народ слишком долго угнетали, — напомнил я. — Его поведение можно было предугадать.

— Вы так считаете? — спросил он и, словно ежась от холода, пожал плечами. Устремив взгляд куда-то далеко за вершины гор, он, словно в чем-то убеждая самого себя, продолжил: — У меня на этот счет другое мнение, сеньор. После десяти лет гражданской войны я вернулся домой к родным мне людям. К отцу, сломленному, лишившемуся разума старику, и сестре, которую при появлении незнакомого мужчины охватывал ужас.

Все вокруг дышало покоем, только изредка из-за деревьев до нас долетал легкий теплый ветерок. Неожиданно стало совсем тихо, и я услыхал скрип телеги, медленно взбиравшейся по склону.

— Как-то ночью, в последние месяцы войны, к нам в дом пришли революционные солдаты во главе с командиром, с этим животным по имени Варга, который был военным комендантом района. Они до полусмерти избили отца, помочились на него и оставили умирать. Варга, жестоко поиздевавшись над моей сестрой, отдал ее на забаву солдатам.

Я не в первый раз слышал жуткие истории, подобные этой, что рассказывал нам Томас, но, должен сказать, на моем веку были случаи и покруче.

— И никто не вступился за них? Никто не остановил солдат? — с негодованием произнес Ван Хорн.

— Жители Мойяды, словно побитые собаки, поджав хвосты, разбежались по домам, а тогдашний священник, их духовный наставник, занимался только одним — каждый день выпивал бутылку текилы и забирался в постель к бабе, которая прибирала у него в доме. Хорош духовный отец, ничего не скажешь!

— И из-за этого вы озлобились на весь мир?

— Когда-то я верил в разум и интеллект, сеньор, но жизнь научила меня другому. Я узнал, чего стоит человек. Варге я своими руками перерезал глотку, священника и того, кто занял его место, повесил. Все это я сделал не ради местных жителей. Да если я прикажу, они собственное дерьмо будут жрать.

— Вам от этого легче? — спросил Ван Хорн.

Глаза Томаса де Ла Плата округлились и потемнели от злобы. Вытянув вперед два пальца дрожащей руки, он мрачно произнес:

— Два дня, святой отец. У вас два дня. А с вами, сеньор, — сказал он, обращаясь ко мне, — вы помните, сегодня я еще встречусь. А теперь можете ехать.

Спустившись с пригорка, я увидел, что всадники, стараясь не отстать от своего предводителя, поспешно вскочили на лошадей. Вскоре раздался шум листвы, и группа вооруженных бандитов скрылась за деревьями. Я осторожно поднял с валуна лежащий на нем «энфилд», проверил магазин и сунул оружие в кобуру.

Лицо Ван Хорна приобрело сероватый оттенок.

— Не знаю, как тебя, а меня он уже достал. Этот тип совсем обнаглел, — сказал он.

— Мягко сказано, — заметил я.

Тем временем телега, на которой сидел Янош, въехала на склон и остановилась рядом с нами.

— А я думал, что вы уже на руднике. Что случилось? Возникли проблемы? — спросил он.

— Можно сказать, что да, — ответил я.

Ван Хорн натужно рассмеялся. Особой радости в его смехе я не уловил.

Место, где располагался рудник, представляло собой небольшое плато, упиравшееся в огромную скалу. Чела де Ла Плата, завидев нас, на лошади подъехала к нам и остановилась рядом с Ван Хорном, возглавлявшим нашу процессию.

Не знаю, что она ему сказала, но в ответ Ван Хорн взял руку Челы в свою и доверительно улыбнулся.

— Обещаю вам: все будет хорошо. Он вовсе не намерен нарушить данное вам слово.

Напряжение сошло с лица Челы, она, натянув поводья и показывая нам дорогу, двинулась в глубь плато. Проехав немного, она остановила лошадь и спрыгнула на землю. Серебряный рудник представлял собой вскрытое штольней месторождение. В горной скале зияла огромная дыра, а рядом, выбрасывая в воздух клубы дыма, пыхтел старый паровой двигатель. Очевидно, основной источник энергии, подумал я.