Эти заговорщики, которые с завидной целеустремленностью и какой-то фатальной неудачливостью, одно за другим устраивали покушения на Гитлера (тот даже и не замечал этих инсинуаций до 20 июля 1944 года!), еще встретятся в нашем повествовании.

Судьба генерала Власова еще пересечется с ними, пока же Андрей Андреевич находился в Виннице, в лагере «Проминент», где содержались пленные генералы, полковники и офицеры Генерального штаба.

Создан был лагерь по инициативе полковника Клауса фон Штауффенберга и находился в ведении ОКХ{34}.

Условия содержания в «Проминенте» отличались от других лагерей. Пленных кормили по военной норме, у каждого генерала была отдельная комната. [132]

Работать с Власовым начали сразу после перевода в «Проминент».

Вербовку генерала проводил Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, который занимает такое важное место в его судьбе, что заслуживает особого рассказа и в нашем повествовании.

Скажем сразу, что многое в отношениях Вильфрида Карловича Штрик-Штрикфельдта с Андреем Андреевичем Власовым было гораздо проще, чем хотелось бы тем биографам генерала, которые считают его великим русским патриотом, но все же не так примитивно, как хотелось бы исследователям, считающим Власова одиозным предателем.

Двойственность этих отношений во многом определялась двойственностью внутреннего самоощущения Штрик-Штрикфельдта.

Он был офицером германского вермахта, но он никогда не забывал и о том, что он — пусть и бывший, но подданный Российской империи, офицер русской армии… Ведь родился и вырос Вильфрид Карлович в Риге, а воспитывался в Санкт-Петербурге.

Когда Штрик-Штрикфельдт держал в Берлине экзамен на звание переводчика, удивленный его знаниями председатель экзаменационной комиссии спросил, какую школу он закончил.

— Немецкую, Реформаторскую гимназию в Санкт-Петербурге.

— Господа,-сказал председатель комиссии. — Экзамен излишен. Этот кандидат владеет русским языком лучше, чем мы с вами.

Был Вильфрид Карлович всего на четыре года старше Власова, но эти четыре года и были теми годами, которые позволили ему самостоятельно определить свою судьбу…

В 1915 году, окончив Петербургскую реформаторскую гимназию, Штрик-Штрикфельдт добровольцем ушел в русскую армию.

Сражаясь с немцами, Вильфрид Карлович стал офицером. После революции Штрик-Штрикфельдт, как многие другие офицеры, примкнул к Белому движению, участвовал в знаменитом походе Юденича на Петроград.

В 1922 году Вильфрид Карлович работал в Международном Комитете Красного Креста. Еще до того, как за дело взялись Фритьоф Нансен и Герберт Гувер, он организовывал компанию помощи голодающим Поволжья.

Внимательно наблюдая за переменами, происходящими в стране, подданным которой он прежде был, Вильфрид Карлович делал порою весьма разумные выводы. Он считал, например, что изолированные от всего мира народы России подвержены как «утонченной психологической индоктринации», так и физическому запугиванию. В результате непреходящий [133] страх и дезинформация развили в россиянах ощущение недоверия и безнадежности.

«Очевидно, что переворот мыслим лишь при толчке извне, который разрядит силу отчаяния и вызовет подлинную народную революцию, которая была задушена ленинским переворотом и дальнейшим режимом насилия, — писал он. — В июне 1941 года толчок извне произошел, и подлинная русская революция вспыхнула не в Москве и не в городах и селах, все еще находившихся под властью Сталина, а в занятых немецкими войсками областях с населением почти в 70 миллионов человек… Эти миллионы интересовались не мировоззрением немцев, а их политическими целями; всеми ими руководило одно стремление: с помощью хорошо вооруженных оккупантов сбросить гнет террора, насилия и нужды в России… Даже и начальные успехи германской армии были бы невозможны без объективного наличия революционной ситуации в Советском Союзе. Эту революцию распознали немногие»…

В январе 1941 года В. Штрик-Штрикфельдт руководил инженерным бюро в Познани… Здесь и разыскал его накануне войны посланец фельдмаршала фон Бока, подбиравшего сотрудников для своего штаба.

Вильфрид Карлович, не раздумывая, согласился.

Так бывший русский офицер стал офицером вермахта, оставаясь при этом «русским патриотом», как он считал сам.

Эти подробности биографии Вильфрида Карловича существенны для понимания того, как завербовал он Власова, что обещал ему и чего ждал от него.

Будучи опытным пропагандистом, Штрик-Штрикфельдт пришел к Власову не как офицер немецкой армии к русскому военнопленному, а как офицер русской императорской армии к русскому генералу, чтобы помочь тому освободиться от привычных, но, по сути, глубоко чуждых и ненавистных большевистских догм.

А далее уже совсем нетрудно оказалось внушить генералу, погруженному в мрак отчаяния, но тем не менее сохранившему всю энергию честолюбия, мысль о том, что нынешнее состояние его — не завершение карьеры, а лишь начало. Но карьеры совершенно новой, карьеры спасителя Отечества, России.

Подчеркнем, что в беседах с Власовым и другими советскими военнопленными Штрик-Штрикфельдт говорил не только то, что было, а то, что, по его мнению и рассуждению, должно было быть.

Эта подмена совершалась с подлинно российской мечтательностью и такой же подлинно немецкой основательностью и педантизмом ( «отсюда [134] с неизбежностью следовало, что все дальнейшие военные успехи в большой степени будут зависеть от политической концепции германского руководства…»), и ни о каком сознательном обмане тут и речи не может идти. Бывший выпускник петербургской Реформаторской гимназии совершенно искренне хотел помочь России освободиться от ненавистных большевиков, и — столь же искренне! — считал, что освобождение России и должно стать главной задачей немецкого командования.

Как мы уже говорили, Вильфрид Штрик-Штрикфельдт не был одинок в этих мыслях.

Под впечатлением первых военных сбоев и неудач в начале 1942 года сформировалось ядро антигитлеровской оппозиции… Параллельно в канцеляриях ОКХ (Верховный штаб сухопутных сил) возник кружок офицеров, оппозиционно настроенных к официальной политике на Востоке и «готовых действовать на свой страх и риск на основе собранного ими опыта».

Нужно отметить, что в отличие от прусских аристократов, преимущественно составивших радикальный кружок заговорщиков, костяк «канцелярского» кружка составили прибалтийские немцы.

И это не случайно.

Мы еще будем говорить о противоестественности войн между Россией и Германией… Сейчас же скажем, что прибалтийские немцы ощущали эту противоестественность на самих себе. С Германией они были связаны кровью. С Россией — многовековой службой в армии Российской империи, подданными которой являлись.

Один из активных участников «прибалтийского» кружка — курляндский барон, полковник Алексис фон Рённе возглавлял в ОКХ группуIIIОтдела Генерального штаба, официально занимавшуюся якобы трофеями, но на самом деле — сбором и анализом разведывательной информации.

В его группе и служил Штрик-Штрикфельдт, ему и поручил фон Рённе поработать с Андреем Андреевичем Власовым.

Мы не можем утверждать, что фон Рённе уже тогда вынашивал мысль использовать Власова в качестве аргумента в споре с безумными идеями провозглашенной вождями Рейха Ост-политики.

Тем не менее на уровне экспериментов идея эта прошла проверку. И проведен этот эксперимент был на Андрее Андреевиче Власове… Закончился он совсем не так, как желательно было политуправлению Красной армии, но и не так, как рассчитывали офицеры из отдела пропаганды вермахта.

Забегая вперед, скажем, что работа, проведенная Вильфридом Карловичем, была высоко оценена командованием. [135]

Уже в августе 1942 года его перевели в Берлин в ОКБ{35}.

Генерал Рейнхард Гелен, руководитель ФХО{36}, сообщил Штрик-Штрикфельдту, что ему понравилась «Записка» и он забирает генерала Власова, так как только ОКБ может санкционировать обращения к русским. Вместе с Власовым прикомандировывается в Отдел пропаганды при ОКВ и сам капитан.