Подойду к окраине

Голубого шара,

Чтобы в руки мне

Тишина упала.

Облаком спеленаю

Милое детище,

Чтобы ветры-вороги

На пути не встретились.

Пусть отдохнет девочка

С бантами синими.

Ей поет колыбельную

Моя Россия.

(1985–1987)

В осенний сад,

Где листопад

(Ты будешь рад,

Мой друг),

Придут забывшие

Тебя,

Былое вспомнят

Вдруг.

Что годы

Быстро так бегут,

А дням числа уж нет,

Что можно было

Разыскать

Затерянный твой след.

И песню старую споют,

Да только боль

В словах.

Как хочется

Прийти туда,

Где столько лет назад

Веселье било через край,

Но гол осенний сад.

(1985–1987)

Живую строчку не могу найти,

А ощущала я ее биенье,

Казалось,

Что стихотворенье готово,-

Там всего лишь восемь было слов.

И вот,

Как вспугнутая стайка снов,

Они исчезли,

Даже не оставив следа

На небе серо-голубом.

Душа мертва, как опустевший дом.

Я появленье стерегу строки,

Но фехтовальщик без руки

Врага не победит в бою,

Уж лучше мне убить строку мою!

(1985–1987)

Евгений Александрович!

Хотелось написать

Цветным фломастером:

3 — зеленым,

Д — красным.

Здравствуйте!

Но радуга цвета

Куда проще радуги слов.

Рев мотора, самолета зов.

Не хватило времени

Ни у меня, ни у вас,

Тайна одиночества -

Вечен час.

Вечен час встречи -

Будущее с нами,

Вечен разлуки час -

Горьки мои печали.

Да будут вечным билетом

Не написанные мной строки.

Последним вылетим рейсом,

Вам ли не знать дороги.

(1985–1987)

У слова есть всегда начало,

Хоть в боли сказано,

Хоть в радости.

Я в одночасье потеряла

Все буквы, что стоят в алфавите.

На перекрестке рифмы встретились,

Но светофора нет — авария.

Неужто мне уже отказано

Рассвет собрать в стихочитание?

И не найти былые строки,

Что были временем описаны.

Я по дорогам вечным странствую,

Но, оказалось так бессмысленно.

(1985–1987)

Молчальником печальным

Становится мой день.

Глухо скрипят ставни.

Каждый, кому не лень,

Бросит в спину по горстке

Колючей, прибрежной гальки.

Даже гудок пароходный

Эхом становится дальним.

Люди спешат мимо —

Что им чужие раны?

И молчаливый печальник

Ищет свои страны.

(1985–1987)

Только уходят строки,

Путь у них, видно, дальний.

В старых разбитых туфлях

Долгой дорогой бредут,

Это уходят годы,

Поздно кричать в отчаяньи

И ожидать у пристани,

Их тебе не вернут.

(1985–1987)

На улице какой живет друг мой?

Не помню, было ли ее названье

На доме том,

Куда не раз и в ранний,

И совсем уж поздний час

Я приходила.

Радостно встречал там меня

Лишь только старый, шаткий лифт.

Он поднимал до этажа шестого

И, грустно усмехнувшись,

Вниз сползал.

В том доме, думаю, меня не ждали,

А если дверь и открывали,

То только потому,

Что палец мой

Звонок их превращал в звериный вой.

И слышались в прихожей голоса,

И лаял пес.

Его я подарила на новоселье.

Он стал очень стар,

Меня он тоже так и не узнал.

…Я часто этой улицей брожу,

Но дом теперь нигде не нахожу.

(1985–1987)

Болен мир болезнью черной:

Иль проказой, иль чумой.

Бродит сумраком прикрытый

Жуткий вой.

Не родит сегодня мать дочь,

Упадет ее слеза в ночь.

И земля не в силах кричать.

На губах ее смерти печать.

Черный пепел вместо дождя

На лице твоем.

Так какой теперь дорогой пойдем?

(1985–1987)

Пожалейте меня, отпустите.

Крылья раненые не вяжите,

Я уже не лечу.

Голос мой оборвался болью,

Голос мой превратился в рану.

Я уже не кричу.

Помогите мне, подождите!

Осень.

Птицы летят на юг.

Только сердце сожмется страхом,

Одиночество — смерти друг.

(1983)

Люди теряют память,

Как зонтики в метро.

Что важно вчера —

Забыто давно.

На карнавале смерти

Первая маска — ложь:

Даже убив, хохочет,

Памяти не вернешь.

Шлют пустые конверты

Белые глаза адресата,

Это провалы памяти.

Не получить обратно

Чьи-то слова смешливые.

Губы измазаны вишней.

"Быть хорошо счастливым"

Так говорил всевышний.

Но превратилась память

В серый, плешивый камень.

На ночь метро закроют,

Как ставни

В прокуренной спальне.

(1985–1987)