— А почему вы, те, кто понимает, не боритесь с этой системой?

— А как с ней бороться? Я же вам рассказал, как таким людям отдали власть. А уж взяв эту власть, они постарались сделать так, чтобы никто не смог её перехватить. Естественно в интересах России — как же это Россия переживет отстранение от власти всей этой братии. Отсюда и потомственное дворянство. Запомните ещё одно правило этого мира: у нас каждый занимается тем, для чего предназначен. То есть Игорь ещё до рождения предназначен руководить и командовать, а Серёжка — выращивать картошку.

— А если Серёжка картошку выращивать не захочет? — спросил Валерка. — А захочет стать врачом, как вы? Или астрономом? Или пилотом космического корабля? Или руководить?

— Зависит от обстоятельств. Никаких запретов на профессии у нас нет. Если всё получается, то просто будет считаться, что ты предназначен для того, за что взялся. Больше того, по достижении определенного уровня дворянство предоставляется, можно сказать, автоматически. Принято считать, что дворянство берёт тот, кто хочет его взять, но хотят немногие, поскольку оно налагает очень большие обязательства. И это, в общем-то, соответствует действительности. Но это все работает в том случае, если человек вписывается в систему. А если он в не вписывается, тут все сложнее. Профессиональному росту мешать как правило, не будут, но вот о какой-то руководящей должности мечтать не стоит. Система себя бережет. Да что тут говорить, перед вами сидит наглядный пример. С моей врачебной репутацией вы знакомы. Но возглавлять больницу даже здесь, на захолустной Сипе, мне никто не позволит. Разве что фельдшерский пункт в поселке или станице. Да и то сомнительно.

— А разве вы тут не главный? — удивился Валерка.

— Я? Я здесь главный хирург, мое руководство не выходит за пределы медицинских вопросов. А начальник госпиталя — майор Зубов. Дворянин. Кстати, дельный человек и неплохой врач.

— Выходит и дворяне иногда что-то знают? — задумчиво произнес Паоло.

— Разумеется. Я же говорю, что между принципами и жизнью есть заметная разница. Особенно здесь, в провинции. Нашим дворянам часто не до идеологии, работать надо. А тем, кто работает некогда думать о своем превосходстве над остальными: мысли заняты работой.

— Я никак не пойму, извините, — спросил Валерка. — Вот эти все рассуждения насчет "лучших людей" и превосходства… Неужели это всё серьёзно?

— Ещё как серьезно. А разве у вас этим шутят?

— У нас этим только и шутят. Вот допустим, наш товарищ Данила Швец, программист на нашей станции. Он получил образование в МИРЭА — Московском Институте Радиотехники, Электроники и Автоматики. Его коллега Андрей Королёв — в Физтехе, то есть Московском Физико-Техническом Институте. Вот один другого и подкалывает, что МИРЭА произошел от Физтеха, как человек от обезьяны.

— А, вот вы о чем… — протянул Стригалёв. — Это у нас тоже есть. Кстати, не хотите послушать? Заодно и передохнем немного.

— Давайте послушаем, — согласился Валерка, не очень понимая, что именно предстоит слушать. Врач им будет студенческие байки рассказывать, что ли? Разве это отдых? Нет, рассказывать Стригалёв ничего не собирался. Он вытащил из ящика небольшое плоское и прямоугольное устройство, на верхней стороне которого располагался динамик и несколько кнопок. Врач нажал одну из них, из динамика полились звуки: аккорды гитары и слова песни. Задорный юношеский голос заполнил комнатку:

Вспомни, друг, как ночь перед экзаменом
Проводили мы с тобой без сна,
И какими горькими слезами нам
Обходилась каждая весна…
Вспомни, друг, как мы листали наскоро
Пухлые учебников тома,
Как порой встречали нас неласково
Клиники, больницы, роддома…

Юноша явно не был профессиональным певцом, чувствовались и недостаток слуха и слабость голоса. Но всё это с лихвой искупалось искренностью. Это было не исполнение на публику, а песня для души.

И тут вступил хор: больше десятка голосов. Таких же молодых, задорных, мужских и женских вместе:

Уходят вдаль московских улиц ленты,
С Москвою расстаются молмичи…
Пускай сегодня мы еще студенты,
Мы завтра — настоящие врачи!

Второй куплет пела девушка:

Наши дни в учебе вместе тратили,
Хоть бывало ссорились не раз,
Пусть с тобою не были мы братьями,
Дружба крепче породнила нас.
Юность шла привычною дорогою,
Помнишь, друг, студенческий роман?
Были нам свидетелями строгими
Клиники, больницы, роддома.

Припев снова пели все вместе:

Уходят вдаль московских улиц ленты,
С Москвою расстаются молмичи…
Пускай сегодня мы еще студенты,
Мы завтра — настоящие врачи!

А третий куплет девушка и юноша пели вместе:

Смелые, с проверенными нервами
Смерти и болезням вопреки
В медицине всюду будут первыми
Нашей ММА выпускники.
Скоро жизнь свои откроет двери нам.
Впереди дорога нам ясна.
Встретят нас с любовью и доверием
Клиники, больницы, роддома.

В третий раз прозвучал припев. И всё. Песня кончилась. Стригалёв нажал клавишу на устройстве.

— Вот так. "В медицине всюду будут первыми нашей ММА выпускники". И, знаете, прокрутить эту запись перед коллегами, которые ММА не заканчивал, мне не стыдно.

— Так тут и стыдиться нечего, вообще, — ответил Паоло. — Валерио как раз про это и рассказывал.

— Именно потому я эту песню вам и дал прослушать.

— Это вы поете? — спросил Валерка.

— Только припев, в хоре. А соло — это мой одногруппник, Андрюшка Турков. Теперь он, конечно, Андрей Васильевич.

— Хороший врач? — серьёзно поинтересовался Паоло.

— Прекрасный… Потрясающий кардиохирург. Вот уж кому в самом буквальном смысле можно смело доверять своё сердце.

— А что значит — молмичи? — спросил Валерка.

— Выпускники МИМА — Московской Императорской Медицинской Академии. Тут всё очень запутано. Москва в нашем мире в ходе Третьей Мировой войны разделила участь Флоренции. Точнее даже, предвосхитила её. Ракеты с ядерными боеголовками буквально стерли её с лица Земли в самом начале войны, когда Италия ещё не испытала на себе последствия ядерных ударов. Сейчас на месте древнего города раскинулось озеро. Московское море.

— Не уберегли, — грустно констатировал Валерка.

— Я вам рассказывал, в каком состоянии была Россия перед войной. Какая уж там противоракетная оборона, мосты от старости в реки падали… Ну так вот, после победы в Минске несколько уцелевших выпускников Московской Медицинской Академии занялись обучением и подготовкой новых врачей. Сначала это назывались курсы, потом — стало считаться институтом. И тогда в память о своей, как хорошо сказал Паоло, alma mater они решили сохранить название ММА. Пусть в Минске, но всё равно Московская Академия. В память о предшественнице. Название прижилось, впоследствии, правда, буква И вклинилась, но это уже несущественная деталь.

— Понятно. Но почему всё-таки "молмичи"? — продолжал допытываться Валерка. Подростку никак не удавалось сопрячь абривиатуру названия учебного заведения с прозвищем его студентов и выпускников.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: