Она снова положила часы в сумочку и наклонилась вперед.

— Но ведь вашу апелляцию, кажется, отклонили?

— О, у меня еще есть кое-какие надежды. — Он улыбнулся, стараясь перевести разговор на другую тему. — Расскажите мне что-нибудь о себе. Как вы узнали, где найти меня?

— Кое-что промелькнуло в газетах, когда вас сюда переводили, — объяснила она. — Я здесь вместе с шоу-группой, мы выступаем в театре «Ипподром» на этой неделе. Вот я и подумала, как удачно все складывается. Сегодня утром я позвонила по телефону начальнику, и он сказал, что я могу с вами встретиться.

— Ну и как ваши гастроли? — спросил Брейди. Девушка поморщилась.

— Хуже некуда. Предполагалось, что мы будем три месяца гастролировать по провинциям, но я думаю, мы все это свернем в субботу к вечеру.

Она вздохнула.

— Я-то думала, что мне, наконец, повезло. Одна из двух главных ролей, да еще и три сольных номера, но что поделаешь — таков шоу-бизнес!

— Я отдал бы все на свете, чтобы сидеть, отбивая себе ладони, в самом центре первого ряда сегодня вечером, когда вы будете выступать, — сказал Брейди.

Уголки ее глаз чуть-чуть приподнялись, и она ласково улыбнулась.

— И я тоже отдала бы все на свете, чтобы вы были там, мистер Брейди. Думаю, мой отец был прав. Как по-вашему, мне разрешат еще раз прийти, повидаться с вами, до того как я уеду из Мэннингема?

Брейди покачал головой.

— Боюсь, что нет, но вы можете написать мне.

— С удовольствием, — сказала она. — Я пришлю вам мой лондонский адрес.

Дежурный надзиратель тронул его за плечо, и Брейди поднялся. Мгновение девушка стояла, глядя на него сквозь металлическую сетку; казалось, она хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Она резко повернулась и вышла, а он пошел вслед за дежурным надзирателем вниз, в столовую, думая о ней всю дорогу.

Когда в тот же день, после обеда, они остановились, чтобы перекурить, Эванс попытался выспросить у него о девушке.

— Кто она, сынок? Я слышал, она прехорошенькая.

— Есть ли на свете такое, чего ты не слышал? — буркнул Брейди.

Эванс широко улыбнулся.

— Если и есть, то об этом и знать не стоит.

Не успел еще Брейди подыскать подходящий ответ, как свисток возвестил об окончании работы, и они, отложив все до завтра, начали спускаться с лесов.

На узком помосте, окружавшем леса на уровне третьего этажа, создалась давка. Брейди был впереди; он как раз повернулся, собираясь спускаться по лестнице на следующий уровень, когда чья-то рука с силой толкнула его в спину.

С отчаянным криком он полетел вниз головой в пустоту, но кто-то тут же ухватил его за рабочую куртку, вытягивая наверх. С минуту ее повисел, вцепившись руками в помост, затем подтянулся и выбрался на площадку за ограждением.

Все это произошло в какую-нибудь долю секунды, так что большинство заключенных ничего не заметили. Брейди прислонился к перилам, вытирая пот со лба, пока Эванс проталкивался к нему сквозь толпу.

— Я никогда еще не бегал так быстро, — сказал он.

— Ты видел, как это случилось? — спросил его Брейди.

Эванс покачал головой.

— Там все черт знает как толкались на верхней площадке. Все так спешили поскорее спуститься, как будто им пятки поджаривали.

— Думаю, мне повезло, что ты оказался рядом, — сказал Брейди.

Но мысль продолжала точить его — крохотный червячок сомнения. Чья-то рука толкнула его в спину, перекинув через барьер, в этом он нисколько не сомневался. Но почему? У него не было здесь врагов, а его дружба с Эвансом даже обеспечивала ему преимущества среди других заключенных.

Он подумал, не поговорить ли об этом с Эвансом, но решил подождать. У него имелись более важные темы для размышлений. Куда более важные.

Эта оплошность чуть было снова не стоила ему жизни.

На следующее утро, незадолго до полудня, он работал на узком помосте на уровне третьего этажа, сваривая треснувшую трубу. У него за спиной втягивали на четвертый этаж груженное кирпичами брезентовое ведро.

Его спас только случай. Он сдвинул на лоб защитные очки, чтобы немного передохнуть и краем глаза уловил, как что-то стремительно несется на него сверху. Он упал плашмя, и нагруженное ведро медленно качнулось за край помоста и снова скользнуло вверх.

Брейди посмотрел наверх; у него над головой втягивал ведро на помост смуглый, высокий парень со сломанным носом и темными курчавыми волосами. Тот спокойно ответил на его взгляд, потом повернулся и пошел прочь.

Брейди буквально взлетел по лесам на четвертый этаж, где нашел Эванса; тот сваривал угловые железные балки в одном из наполовину законченных помещений в северной части здания.

Старик сдвинул очки на лоб и улыбнулся.

— Ну что , перекур?

— Кто-то только что пытался заставить меня спикировать с третьего этажа, — сказал ему Брейди.

Эванс медленно поднялся.

— Ты уверен?

— Это уже второй раз за два дня, — сказал Брейди. — То, что произошло вчера днем на лестнице, наверху, не было случайностью.

— У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет? — спросил старик.

Брейди кивнул.

— Пойдем, я тебе покажу.

Мужчина со сломанным носом нагружал кирпичами тачку в другом конце помоста.

Эванс нахмурился.

— Это Джанго Саттон. Мнит себя этаким крутым парнем. Ему припаяли семь лет за грабеж и насилие. Он долбанул ночного сторожа, семидесятилетнего старика, железной болванкой по голове. Что и говорить — удалец, каких мало, — добавил Эванс язвительно.

— Он похож на иностранца, — заметил Брейди.

Эванс покачал головой.

— Он бродяга — цыган. Живет здесь, в Мэннингеме, насколько я знаю, женат на местной девице.

— Мне бы хотелось знать, кто его на это надоумил.

Эванс угрюмо кивнул.

— Это нетрудно сделать. Ты только замани его сюда, а остальное предоставь мне .

Саттон катил свою груженную кирпичами тележку по помосту; они отступили назад, в помещение, и ждали. Когда цыган поравнялся с дверным проемом, Брейди высунул руку, схватил его за шиворот и втащил внутрь с такой силой, что Саттон пролетел через комнату и ударился о стену напротив.

— Эй, что это за шутки? — завопил он, поднимаясь на ноги.

— Ты пытался спихнуть меня в пропасть дважды за последние два дня, — сказал Брейди. — Я хочу знать, почему.

— Да пошел ты! — ответил Саттон и бросился к двери.

Эванс выдвинул ногу, и цыган растянулся на полу лицом вниз. Он дернулся и попытался подняться, но Эванс пнул его ногой, прижимая к полу, и присел рядом с ним на корточки с горелкой в руке. Он подкручивал пламя, пока стальной наконечник не раскалился добела, и по-волчьи осклабился.

— Мы только хотим, чтобы ты вел себя разумно, Джанго.

Цыган облизнул свои толстые губы и с ужасом, как завороженный, смотрел на язычок пламени.

— Вы не посмеете.

— Но я даже сделаю тебе одолжение, — сказал Эванс. — Пять секунд этой штуки у тебя на физиономии — и чем не клоун? Тебе даже грима не понадобится.

— Ты что, рехнулся? — пробормотал Саттон, и голос его слегка дрогнул.

— Нет еще, но ждать тебе осталось недолго, если ты нам не скажешь то, что мы хотим знать, — ответил Эванс, и тон его внезапно стал жестким, холодным, безжалостным.

— Давай-ка, говори лучше, парень! Кто подослал тебя, надоумив спихнуть моего приятеля с верхотуры?

Саттон замотал головой и попробовал отползти назад. Эванс схватил его за шиворот свободной рукой и поднес пламя ближе.

Саттон отчаянно вырывался, лицо его исказилось от страха.

— Я скажу вам, — закричал он визгливо, — Это Вильма, моя жена. Она пришла повидаться со мной вчера утром. Сказала, что мне отвалят пять сотенных, если я постаралось, и Брейди свернет себе шею. И двести пятьдесят сверху, если это случится до воскресенья.

Брейди стоял в дверях, одним глазом наблюдая за помостом, на случай, если появится надзиратель.

— А ее кто на это спроворил? — спросил он жестко.

— Не знаю, — ответил Саттон. — Она мне не говорила.