Брейди решил, что вечерняя служба, должно быть, только началась. Он прошел до ворот, всю дорогу держась у стены, и незаметно выскользнул на улицу.

Район был, как видно, небогатый — вдоль улиц тянулись ветхие одинаковые домики; лавчонка была на углу, ярдах в двадцати-тридцати, не больше. Мимо промчался фургон, его шины зашуршали на мокром асфальте; затем все стихло.

Брейди перешел через улицу, держа ключ в руке, наготове. Он неожиданно почувствовал странную пустоту внутри, и ему в первый раз стало страшно. А что если Эванс ошибся? Что если ключ не подходит к замку?

Он подошел к неосвещенному входу в магазинчик, поколебался какую-нибудь долю секунды, затем наклонился. Его пальцы нащупали замочную скважину, ключ легко повернулся. Еще мгновение — и он был внутри, стоял, прислонившись к двери спиной, дрожа от пережитого напряжения.

По ту сторону прилавка была еще одна дверь, и Брейди быстро подошел и открыл ее. Маленькое окошко выходило на темный двор позади магазина; он задернул занавески и зажег свет.

Комната была завалена товарами от пола до потолка. Большая часть их выглядела подержанными; Брейди быстро отыскал себе среди них вполне приличный твидовый костюм и выбрал пару туфель из кучи в углу. Все остальное, что было нужно, он нашел на полках.

В углу был умывальник и зеркало над ним, и Брейди быстро, внимательно оглядел себя в нем. Из зеркала на него глянуло лицо незнакомца — скулы туго обтянуты кожей, волосы прилипли к вискам.

Здесь был только кран о холодной водой, но Брейди разделся и смыл с себя грязь, как следует растеревшись полотенцем. Костюм на нем сидел вполне сносно. Одевшись, он запихал свои тюремные тряпки под кучу подержанной одежды в углу и вернулся в лавчонку.

Эванс был прав. В кассе нашлись наличные. Три фунта в банкнотах по десять шиллингов и два серебром. Брейди сунул деньги в задний карман брюк, выбрал себе дешевое теплое пальто из висевших на вешалке и подыскал шляпу на одном из прилавков. Она оказалась немного великовата, но сдвинутая набок смотрелась вполне прилично.

Он подошел к двери и приоткрыл ее. Вокруг стояла полная тишина. Брейди осторожно повернул ключ в замке и решительно зашагал по улице; звуки пения, доносившиеся из церкви, таяли во тьме у него за спиной.

Дождь лил вовсю, и Брейди поднял воротник пальто; он остановился у автомата, чтобы купить сигареты и спички. У сигареты был странный вкус — наверное, оттого, что он курит ее на свободе — подумал Брейди, и он вдруг снова ощутил, что он жив — впервые за последние месяцы.

В том, что он работал в тюрьме на строительстве, было одно преимущество — это дало ему достаточно хорошее представление о плане города. Он шел по пустынным улицам в направлении реки, на удивление легко отыскав «Клуб Двадцать одно» — всего лишь раз ему пришлось спросить дорогу у парня, поджидавшего на углу свою девушку.

Клуб находился на мощенной булыжником улочке, спускавшейся к лодочной пристани; старый, перестроенный под питейное заведение дом на углу переулка. Над входом красовалась дешевая неоновая вывеска; надпись на ней гласила: «Только для членов клуба». Брейди толкнул дверь и вошел.

Коридор был длинный и темный, с грязными коричневыми стенами и каким-то слабым, неприятным запахом. Седой старичок в поношенной синей униформе с тусклым золотым галуном сидел в стеклянной кабинке под лестницей и читал газету.

Он поднял глаза — блеклые, водянистые — и равнодушно взглянул на Брейди.

— Только для членов клуба, сэр! — произнес он слабым, бесцветным голосом.

Брейди наклонился к окошку и улыбнулся.

— Я здесь только на одну ночь. Один мой приятель сказал мне, что «Двадцать одно» — отличное местечко, чтобы немного поразвлечься.

— У вас должен быть поручитель, сэр, — ответил старик. — Таковы правила.

Брейди вынул банкноту в десять шиллингов и пальцами разгладил ее.

— Как жаль; ведь утром я уезжаю из Мэннингема.

Старичок кашлянул и отложил газету. Он придвинул к Брейди толстую книгу для записей и протянул ему ручку.

— Ну, раз уж такое дело, думаю, большого вреда от этого не будет, сэр. Вам только придется заплатить членский взнос в один фунт.

— С удовольствием, — сказал Брейди. Он записался в журнале под именем Джонсона и дал старичку три бумажки по десять шиллингов.

— Куда мне теперь идти?

— По лестнице наверх, сэр. Идите прямо на звуки музыки.

Брейди быстро поднялся на второй этаж. Главное — он здесь. Дальше ему придется действовать по наитию.

В конце коридора был небольшой гардероб; молоденькая, неумело накрашенная девица лет шестнадцати, не больше, полировала свои ногти со скучающим видом.

Она взяла у Брейди пальто и шляпу и дала ему номерок.

— А что, Вильма сегодня здесь? — спросил он словно бы невзначай.

Девушка кивнула.

— Она промачивала горло у стойки, когда я заглядывала туда минут пять назад.

Главный зал клуба получился, оттого что снесли стены нескольких комнатушек поменьше. Он весь был заставлен столиками и стульями, так что оставался лишь крохотный пятачок для танцев; из громадного железного ящика в углу гремела музыка.

Было еще слишком рано, и в клубе почти никого не было. Две пары танцевали, еще двое сидели за столиком, потягивая напитки.

Брейди направился к стойке бара. Подходя, он видел свое отражение в зеркале; костюм на удивление хорошо сидел на нем. Бармен, прислонившись к стене, протирал стаканы. Он был похож на киприота или грека — курчавый, со смазливым мальчишеским лицом.

Брейди заказал двойной бренди, чтобы сразу произвести впечатление, и задумчиво скользнул взглядом по женщине, которая сидела на том конце стойки, листая иллюстрированный журнал.

— Спросите у дамы, не согласится ли она выпить со мной, — сказал он.

— Эй, Вильма, ты выпьешь? — окликнул ее бармен.

Она подняла глаза и окинула Брейди спокойным, оценивающим взглядом. Потом улыбнулась.

— Почему бы и нет? Сделай мне «Пиммз», Дино.

Волосы ее светлым ореолом стояли вокруг головы; она обошла вокруг стойки и остановилась неподалеку от него, подбоченившись.

— Мы знакомы?

Поза ее была заученной, деланной — он сразу это заметил. Похоже, на ней не было ничего под черным облегающим платьем, и она этим очень гордилась. Грудь ее с острыми, выпирающими сосками была совершенна по форме, живот чуть круглился, длинные ноги сужались к изящным лодыжкам.

Это была великолепная женщина — почти безупречная. Впечатление портило только лицо: чувственное, грубое и вульгарное, взгляд холодный, расчетливый, полный коварства. В лице этом было что-то животное.

Брейди улыбнулся.

— Нет, я первый раз в Мэннингеме.

Она скользнула на табурет рядом с ним, высоко обнажая ноги.

— Странно, я могла бы поклясться, что где-то уже вас висела. Вы ведь американец, правда? У нас тут полно американцев. Здесь недалеко, всего лишь в нескольких милях от города, их военный аэродром.

— Я приехал сюда из Лондона по делам, — сказал он. — Утром я уезжаю. Вот я и подумал — почему бы мне немного не поразвлечься напоследок.

— Ну что ж, посмотрим, может, что-нибудь и придумаем, а?

Женщина допила свой бокал и встала. Она разгладила платье на пышных бедрах и улыбнулась зазывной улыбкой.

— Потанцуем?

Они пробрались между столиками, кто-то сунул монетку в музыкальный автомат, и из него полилась нежная, мечтательная мелодия на фоне жалобных подвываний саксофона.

Вильма таяла в объятиях Брейди, ее гибкое, податливое тело будто плавилось, сливаясь с его; рука ее, скользнув вверх, обвила его шею. Они медленно двигались на крохотном пятачке танцплощадки, и Брейди сжал ее крепче, привлекая к себе.

— Эй, берегись! Мне ведь много не надо! — шепнула она.

Он усмехнулся.

— А я что же, по-твоему — каменный?

— А я почем знаю, — ответила она.

Брейди так давно не был с женщиной, что ему было нетрудно играть эту роль. Он погладил ее по спине, шепнув нетерпеливо: