Юноша оказался Зоиным женихом. Прежде я его как-то не приметил, хотя за столом он сидел по другую сторону от нее. Художник-авангардист, из народа отнюдь не северного, а скорее даже южного – того, что базируется в районе Стены Плача. Молодец! Экзотическая красавица-невеста, она же, вероятно, бесплатная натурщица, если таковые еще потребны авангардистам. Он, однако, уже успел смекнуть, что за нею нужен глаз да глаз, и бдительности более не терял, пас ее крепко.
Мы вернулись за стол. Зоя что-то оправдательно-горячо втолковывала жениху, кося на меня узким черным глазом, наливавшимся, как слезой, явно демонстративным негодованием. Впрочем, все завершилось мирно, и тогда-то нганасанка поведала мне свою немудреную историю. Живописец, уже наверняка слышавший этот рассказ, сидел рядом, сокрушенно качая головой. В конце концов, почему бы троим интеллигентным людям и не поговорить по пьянке о мерзостях жизни?...
И все же я вконец огорчился наличию у Зои жениха. Славик мой снова куда-то сгинул. Принесли еще водки. Пожилая соседка справа уже мирно спала, словно это не из-за нее разгорелся сыр-бор. Хотя, действительно, сон – лучшее средство забыться от всех бед и огорчений. А уж бронебойный алкогольный сон – куда как лучшее...
...Проснулся я в чуме в обнимку с дочками старика-эвенка, который сидел тут же, уставившись на меня и раздумчиво посасывая трубочку. Спросил у него, как пройти к нганасанам, но он неодобрительно промолчал, покосившись на старинное длинноствольное ружьишко. Уж не покусился ли я на честь дочерей опытного охотника? Прямо-таки маньяком по части юных северянок сделался. Что ж, поделом мне! Хорошо еще, что не завалился на ночевку к грузинскому князю – тот наверняка пришел бы в сильнейшее негодование.
Мимо ошалевшей билетерши, только-только в десять утра занявшей свой пост, я выскочил на Площадь Искусств. Пояснил мимоходом, что я из новой экспозиции «Писатели постсоветского мезозоя» и за примерное поведение получил увольнительную до вечера.
После угрюмой полярной ночи яркое апрельское солнце резануло глаза. Этот, слава Богу, на месте. Сейчас скажу ему...
Здравствуй, Пушкин! Да, Александр Сергеич, да! Все верно! Все мы здесь! И гордый до невозможности внук славян, и финн (этими-то вообще все кругом завалено), и ныне по-прежнему дикой тунгус со своим метеоритом под мышкой, и друг степей мультимиллионер-президент-калмык, и нганасанка Зоя...
Кстати, как разыскать ее? Обойти все деканаты и кафедры пединститута? Но я не знаю даже фамилии... Ежедневно с утра до вечера дежурить у дверей общежития? А если она вообще там не живет?
Толкаться по вернисажам в надежде встретить Зоиного авангардиста? И о чем я его спрошу?
Пустые хлопоты, казенные дома... Мало на Земле нганасанов, а в Питере и вовсе одна. Так ее больше и не встретил.
Прошло шесть лет. Да было ли все это?! Жгла ли та ласка так, как потом не жгла никакая и ничья другая – у черной облупленной трубы, рядом со щербатой раковиной, под аккомпанемент пьяного гвалта?
Было. Жгла. Вот и брюки с ликерными родимыми пятнами не совсем еще истрепались.
А бывая в Музее этнографии и проходя мимо чума старого эвенка – хозяин по-прежнему крепок, а девчонки его совсем не взрослеют – всегда мысленно извиняюсь за причиненное когда-то беспокойство. Заговаривать же вслух не решаюсь – согласитесь, это может быть неверно истолковано другими посетителями.
© 2007, Институт соитологии