Только вышел Урызмаг из воды и очутился снова на своей одинокой скале, как огромный черный орел опять появился над ним. Снова схватил он Урызмага в свои когти, долго нес его над землей и опустил его там, откуда похитил.

Собрал Урызмаг наколотые им дрова и, печальный, принес их к очагу. Увидел он, что продолжается пиршество и никто не заметил его отсутствия. Сел Урызмаг на свое место и обратился к пирующим:

— Какую быль хотите вы услышать от меня? Старую или новую?

— Много слышали мы о старине, — ответили пирующие. — Что-нибудь новое хотим мы услышать.

В соседней комнате, среди женщин, была в то время Шатана. Услышала она, как рассказывает Урызмаг чудесную и печальную историю приключений своих на дне морском. Схватила она себя за волосы и в горе стала царапать щеки свои. И заголосила она:

— Свекры вы наши драгоценные и почтенные старые люди, не осуждайте меня, простите, что в голос плачу я перед вами! Хранился у меня в родительском доме Донбеттыра тайный клад. Не знал муж мой о нем. Был он в походе, когда родился наш сын, и, зная, что на роду написано мужу моему убивать своих сыновей, отдала я сынка нашего на воспитание в родительский дом. Но и там отыскал его Урызмаг, и жизни еще не видавшего послал он нашего сынка в страну мертвецов. Как будем жить мы теперь? Кто позаботится о нас под старость?

Опечалились люди, слушая ее причитания, и тихо разошлись по домам.

С тех пор не находил себе места Урызмаг. Опустив голову и подняв плечи, ходил он среди людей, не отвечал улыбкой на улыбку, и тот, кто заговаривал с ним, не получал от него ответа.

Был камень на нартском никасе. Тот, кто ложился на этот камень, забывал о своем горе. На этот камень лицом вниз лег Урызмаг и часами лежал на нем. Собравшись возле, говорили Урызмагу старейшие из нартов:

— Урызмаг, самый добрый из нартов, не надо так убиваться! С каждым из нас может случиться такая беда.

Помогли Урызмагу эти мудрые слова. Повеселел Урызмаг, и долгое ли, короткое ли время прошло — снова стал он скликать нартов на веселые пиры.

Отошло горе от Урызмага, но никак не могла успокоиться Шатана: видно, вправду суждено Урызмагу убивать своих сыновей! Но недаром мудрой называли Шатану. Небесной мудростью и земным колдовством одарена была она от рождения, тайны неба и земли ведомы были ей. И вот однажды пошла Шатана на берег звонкошумливой реки, протекающей через селение нартов. Среди белых, синих и серых камней катила река свои быстрые воды; при летнем таянье снегов и равноденственных бурях весны и осени река сама натащила сюда из тайных горных недр эти камни.

Долго ходила Шатана среди камней, пригибаясь к каждому камню, словно прислушиваясь к его шепоту. И вдруг увидела она небольшой округлый камень и долго разглядывала и ощупывала, словно проникая в него своим взором. Точно ржавой окалиной отделан был весь этот черный тяжелый камень.

Нашла Шатана то, что искала. Взяла она этот камень и пошла в горы — все выше, выше, на ту белоснежную гору, где в кузнице своей, сотрясая землю, грохочет молотом небесный кузнец. Курдалагон.

Подала ему камень Шатана. Посмотрел он на камень и сказал Шатане:

— Сто мешков дубового угля изготовь мне, мудрая Шатана.

С помощью Урызмага Шатана нажгла сто мешков дубового угля, и тогда положил Курдалагон камень Шатаны в горн и стал подкладывать уголья в огонь. Велел Курдалагон подручным своим раздувать кузнечные мехи, и, впитывая в себя жар, изо дня в день стал расти камень, принесенный Шатаной.

— А теперь добудь мне сто бурдюков волчьего молока, — сказал Курдалагон.

Не может придумать Шатана, откуда достать ей столько волчьего молока. Думала, думала Шатана и обратилась за помощью к Урызмагу:

— Нужно мне сто бурдюков волчьего молока, достань его мне.

— Скажи мне, как достать его, и я достану, — ответил Урызмаг.

— Вот что скажу я тебе. Там, где сходятся семь дорог, поставь шатер. Самые вкусные яства буду я посылать тебе туда, а ты угощай ими всех прохожих людей и у каждого спрашивай, как добыть молока волчицы.

Так и сделал Урызмаг: на перепутье семи дорог поставил он шатер, и стала Шатана присылать ему самые вкусные кушанья. И всякого прохожего-проезжего обильно угощал Урызмаг. Благодарили люди Урызмага, но когда спрашивал он, где бы добыть ему молока волчицы, то удивлялись гости и думали, что Урызмаг помешался.

Время идет. Сидит Урызмаг в своем шатре на перепутье семи дорог и ничего не может узнать. Вдруг видит он: бежит мимо него всех собак прародительница — вечно голодная собака Силам. Позвал ее Урызмаг и накормил досыта.

— Чего ты здесь ждешь? — спросила его собака Силам.

— Хочу я узнать, как достать мне волчьего молока, — ответил ей Урызмаг. — Вот и сижу здесь, на перепутье семи дорог.

— Целую неделю корми меня досыта тем, что я пожелаю, и достану я тебе волчьего молока, — сказала ему собака.

Согласился Урызмаг и стал посылать к Шатане за всеми кушаньями, каких только ни требовала собака.

«Вот теперь скоро будет у меня волчье молоко», подумала Шатана. И какие бы кушанья ни просил Урызмаг для собаки, все посылала ему Шатана.

Так целую неделю кормил Урызмаг собаку, и после этого сказала ему Силам:

— Теперь построй высокий загон.

Сплел Урызмаг крепкий плетень и построил высокий загон. Побежала собака в лес, и стаю за стаей стала она пригонять в этот загон свирепых волчиц. Далеко слышно было, как воют они, рычат и грызутся в загоне.

— Теперь можешь их доить, — сказала Урызмагу собака Силам.

— Легко сказать — доить! — сердито ответил ей Урызмаг. — Ведь они растерзают меня!

Тогда вошла собака Силам в загон, схватила одну из волчиц за мохнатый загривок и подвела ее к Урызмагу. Выдоил Урызмаг волчицу, и собака Силам отпустила ее на волю. Так одну за другой выдоил он всех волчиц. И наполнились волчьим молоком сто бурдюков.

Привезли Урызмаг и Шатана сто бурдюков волчьего молока Курдалагону, а за это время разжегся огонь в горне, и чудесный камень раскалился и почернел от жара. Наполнили молоком большую чашу, и такой огонь раздул Курдалагон в своем горне, что камень сначала покраснел, потом пожелтел, потом побелел и треснул. Треснул камень, и из пышущей жаром глубины его вывалился добела раскаленный младенец. Закрыты были его глаза, точно он крепко спал, и румянец горел на его щеках. Подставила Шатана подол своего бешмета — насквозь прожег младенец его ткань. Упал он на землю и на локоть ушел в землю. Задымилась, загорелась земля. И тут, ни мига времени не теряя, схватил его Курдалагон большими клещами за колени, опустил в молоко. Закипело и в белый пар обратилось волчье молоко. И спросил Курдалагон у Шатаны:

— Погляди, улыбается он или нет? Не открыл ли он глаза?

Нет, не улыбался младенец, продолжал крепко спать.

Еще раз налил чашу и снова опустил в нее мальчика Курдалагон. И так до семи раз. На седьмом разе улыбнулся мальчик, открыл глаза, и тут увидели все, что в левом глазу у него два зрачка.

— Великим охотником и воином будет этот мальчик, — сказал Курдалагон. — А тело у него теперь стало закаленное, стальное. И будет ему имя — Сослан, солнечное имя.

И только промолвил Курдалагон это имя, как взошло солнце. Первый луч его заиграл и засветился в глазах мальчика. Потянулся он к солнцу, не мигая, как орленок, взглянул на него.

Засмеялась тут Шатана, и спросил ее Урызмаг:

— Что тебя так обрадовало, хозяйка наша Шатана?

И ответила мудрая Шатана:

— Все время беспокоилась я о судьбе нашего из камня рожденного сына, но теперь вижу — все пойдет хорошо. Или ты не видел ту, которая с первым солнечным лучом поцеловала нашего Сослана? Это дочь Солнца — Ацырухс. Только что она родилась — и сразу полюбила Сослана. Суждены они друг для друга и будут счастьем друг другу.