Габриэль
— Во Франции всё почти готово, но звонила Кристи. Говорит, в Риме заканчиваются футболки. Поставщики ожидают хороший спрос, и... Скотти? Скотти? Мистер Скотт? — голос Джулс звучит у меня в ушах подобно гулу мухи, тем самым вырывая из живущего в моей голове тумана. Я моргаю, пытаясь сосредоточиться. Она глазеет на меня, хмурясь.
— Почему ты замолчала? — почти ору я и от выражения её лица не ощущаю восторга. Босс не может позволить себе волноваться. Я держу всё под контролем. Всё время.
Джулс вздрагивает, и я ощущаю это нутром. Чудно. Я расстроил девушку без веской на то причины.
— Простите, сэр. Я подумала... — она морщится.
— Что ты подумала?
Мне приходится запретить себе откидываться в мягкие объятия кресла. Не стоило садиться. Слишком соблазнительно расслабиться, так что обычно я выслушиваю отчет о ходе работы, стоя на ногах. Так легче сосредоточиться.
Веснушки Джулс выглядят подобно капелькам корицы на ее округлых щеках.
— Я подумала вы... — она напряженно сглатывает. — Ну, подумала, вы не слушаете.
Я не слушал. Не так внимательно, как обычно. У меня чертовски раскалывается голова, словно мозг пытается пробить себе дорогу из черепа. Здесь полы то ли кривые, то ли под наклоном, или же я всё придумываю. С учетом того, что больше никто на это не жалуется, полагаю, дело во мне.
— Ты говорила о поставщиках.
Я знаю, что слушал что-то о футболках. Черт. Мне хочется упасть лицом в ближайшую подушку. Но это не сработает. Я не могу уснуть. Не могу, блин, спать. А я так устал. Каждую чертову ночь я пытаюсь. Но ничего не помогает, за исключением той ночи в Лондоне. Сегодня мы уже в Шотландии.
На данном этапе всё стало так хреново, что сегодня в три ночи я почти заплакал, когда опять лежал, глядя в потолок, не в силах выключить разум.
— Да, поставщики, — счастливо произносит Джулс. Она снова тараторит, а я стараюсь держать глаза открытыми.
Хотя не велика беда, если я их закрою. Мое тело все равно не сможет отключиться. На грудь будто давит кирпич, затрудняя мое дыхание. Слабость. Ненавижу ее. Но становлюсь слабее с каждым днем и не знаю, что делать.
Бренна бы сказала сходить к врачу. От простой мысли об этом по позвоночнику бежит холодок. В сознании звучат крики протеста. Никаких врачей. Никогда. У меня и так была куча врачей в детстве. И ничто, кроме смерти, не сможет заманить меня в больницу.
«Лучше постучи по дереву», — шепчет мерзкий голосок моего подсознания.
Боль в голове распространяется дальше, заражая шею, охватывая плечи.
Джулс продолжает трещать о контрактах и датах.
А у меня дрожит челюсть.
Дыши. Переживи это. Затем сможешь заползти в свою комнату и принять горячий душ.
В этот момент мысль о сне настолько сильно манит, что руки сжимаются в кулаки. Джакс почти умер, проглотив бутылку этих чертовых таблеток вдобавок к героину. Когда думаю об этом — а я изо всех сил стараюсь не думать об этом — тошнота скручивает желудок и гонит желчь к горлу.
Я напряженно сглатываю, хватая бутылку с водой. Рука дрожит, когда поднимаю воду к губам. И скрыть это можно, лишь попытавшись пить быстрее и сразу же опустить руку. Дрожь становится все хуже.
— Что мне ему сказать?
Вздрагивая, я бросаю взгляд на ожидающую ответа Джулс. Блять.
— А что, по-твоему, тебе стоит ему сказать? — учебный момент. Это работает.
Она хмурится, в замешательстве сводя брови на переносице.
Или не работает.
— Однажды тебе придется принимать все эти решения, да? — подсказываю я.
Черт. Ну, ты напортачил. Возвращайся в игру.
Ее рот открывается и закрывается до того, как девушка осторожно произносит:
— Я... гм... не думаю, что Джакс спросит у меня, хочу ли сыграть с ним в покер. Я подумала, это ваша... гм... фишка.
В жопу.
— Ну, никогда не знаешь, — я откашливаюсь. — И, по правде говоря, ему нужно было персонально пригласить меня по личному делу. Стоило ответить ему так.
Я поднимаюсь с кресла, игнорируя то, как качнулась комната.
— Ты мой ассистент, а не гребаный личный календарь. Так и передай Джаксу.
— Верно.
Скорее всего, она мысленно посылает меня в задницу.
Это тоже приводит меня в чувство. Я никогда не филонил на своей работе, а моя команда отдавалась на сто процентов. Мне стыдно за самого себя. Если бы только мне удалось отдохнуть.
— О, и у меня скоро будут те личные файлы, так что отправлю их вам до конца дня, — бросает Джулс мне вслед.
— Очень хорошо.
Не представляю, о чем она говорит. По углам моей памяти разбросана куча каких-то данных, но я слишком отвлекся.
В воздухе появляется аромат лимонного пирога и теплой женщины. И мой член реагирует так, будто этот запах манит его. Злясь на себя, я поднимаю голову, точно зная, что увижу.
В какой-то момент Софи пропала и перекрасила волосы. Теперь они бледного розово-золотистого цвета и сияют, как ореол, вокруг ее улыбающегося лица. От этого цвета ее глаза кажутся темнее и теплее, а губы выглядят более розовыми. Черт.
— Привет, Солнышко, — говорит она дерзко, как и всегда. Ее округлая грудь едва помещается под странным вязаным свитером с оголенными плечами. А это значит, что ткань держится только за счет ее груди. Один резкий рывок вниз...
— Подними глаза, дружок.
За секунду мой подбородок дергается вверх. Она усмехается, как Чеширский кот.
— Это подходящий наряд?
Заткнись. Заткнись сейчас же, засранец.
Она, очевидно, думает то же самое. Так как рука упирается в округлое бедро.
— По сравнению с чем? С парадом сисек, что мы все наблюдаем тут день и ночь? По крайней мере, на мне есть рубашка.
В ее словах есть смысл. Черт возьми.
— Или, может, мне стоит сменить эти джинсы на микро мини-юбку? Кажется, ребятам они нравятся.
Ни за что. Возможно, ее обтягивающие джинсы и облегают ноги, подчеркивая задницу в чрезвычайно волнительной степени, но они, по крайней мере, хоть что-то прикрывают.
И какого хрена я взялся комментировать ее одежду?
— Извини, — бросаю я. — Я бы надрал зад тому, кто сказал бы такое женщине.
Глаза Софи округляются, и она глазеет на меня.
Я считаю секунды до того, как смогу безопасно сбежать.
Но слишком поздно. Софи встает на пальчики ног и прикладывает тыльную сторону ладони к моему лбу. Мне хочется отмахнуться, сказать ей отвалить. Но она сейчас так близко, ее мягкая грудь почти касается моей, а запах витает вокруг. Ее пальцы прохладные, успокаивающие.
— Нормально себя чувствуешь? — спрашивает она, очевидно насмехаясь.
— Отвали, — бормочу я. Ложь. Мне хочется наклониться и опустить голову на подушку ее фантастической груди. Зарыться в нее лицом и счастливо умереть.
Но она все равно меня игнорирует.
— В смысле, я слышала извинение, так ведь? Мне же это не приснилось?
— Если бы тебе это приснилось, то сон оказался бы кошмаром.
Ее ягодно-розовые губы приподнимаются в улыбке.
— Вот Солнышко, которого я знаю.
Мне хочется заткнуть ее рот своим. Брать. И брать. И брать. Слизывать ее слова, пить ее смех. Я не могу. Не стану.
— Я сегодня не в себе. — Это правда. — Думаю, кто-то из ребят подсыпал мне что-то в воду. Им просто до жути хочется выяснить, смогу ли я работать с застрявшими в заднице трусами.
В ее смехе присутствует хрипотца. И опять мне хочется прильнуть к ее губам. Ее пухлым, двигающимся, вечно болтающим что-то в ответ губам.
— Да, нам всем хочется это выяснить. — Ее тонкие пальчики подцепляют пояс моих брюк, и мой член приходит в движение. — Давай, — бормочет она, и в ее глазах мерцают злые искорки. — Дай гляну одним глазком. Обещаю, я расскажу только... всем.
Я гадаю: а что бы она сделала, если бы я провел ее рукой по своему толстому члену, приказывая так приятно надавить на него.
Ее последующие действия — не то, чего бы мне хотелось, это точно.
Софи — задира. Не в плохом смысле, а лишь потому, что по своей натуре делает из жизни веселье. Я завидую ее способности смеяться над миром. Но не стану путать ее сексуальные намеки с чем-то большим, чем простое удовольствие от возможности задеть меня.
Я застегиваю пуговицу на пиджаке, прикрывая свой нарастающий интерес.
— И разрушишь тайну? Не думаю.
— Я выясню это однажды, — бросает она мне вслед, пока я ухожу.
Только на это и надеюсь. Не могу повернуться, потому как она увидит мою улыбку. Но когда ее смех стихает, я осознаю, что провёл несколько минут, не думая о боли и истощении. Мои шаги замедляются, пока сердце ускоряет бег.
Софи.
В последний раз мне удалось хорошенько поспать, пока она храпела у меня в постели. В моей постели. Она помогла мне уснуть.
Данная мысль приходит в голову и кажется такой четкой и требовательной. Но я выбрасываю ее, так как это чушь несусветная. Отчаяние толкает мужчин на глупости. И даже если я скажу себе, что не в состоянии понять, о чем умоляет меня мое же тело, это не так.
— Чтоб меня, — бормочу я.
Еще одна ночь пройдет в раздумьях. Но я доведенный до ручки мужчина. И сделаю все, лишь бы вернуться в строй, даже опозорив себя наихудшим из возможных образов.
Софи
На следующее утро я упаковываю камеру, когда замечаю Габриэля. Он так напряжен, его спина, кажется, сломается, стоит подуть лёгкому ветерку. А это уже о чем-то говорит. Я не видела его настолько напряженным с момента полета.
— Что случилось, Солнышко? — я бросаю на него взгляд. — Кто-то нагадил тебе в кашку?
— Мило. — Он наблюдает за мной с секунду, морщинки между его бровями становятся глубже, пока не складываются в пугающе хмурое выражение.
— Серьезно, ты выглядишь еще грознее, чем обычно. Кто тебя так разозлил? — я усмехаюсь ему. — Чью голову мне стоит расквасить?
Он наконец издает краткий смешок, а его плечи немного опускаются.
— Я прямо вижу, как ты дергаешь кого-то за лодыжку, будто злой померанский шпиц.
— Так ты знаком с моими методами.
Его грудь вздрагивает от слабого смеха, и он наклоняется, передавая мне мою вспышку. Слишком быстро его расслабленное выражение лица возвращается к серьезному. Не то чтобы я против — этот мужчина чертово произведение искусства, когда злится. Такой горячий, что мне приходиться держать свое желание в узде. Я занимаю себя упаковкой техники.