Через какое-то время меня вызвали к главному. На столе перед Викуловым лежала книжка "Вопросов литературы", раскрытая на моей статье. "Это вы написали?" - зачем-то спросил Сергей Васильевич. По ледяному тону я понял, как обстоит дело, и ответил: "Я, и готов написать заявление об уходе, если публикация вас не устраивает". Сергей Васильевич был боевым офицером, крутым на расправу. Но тут он смутился и почти пробормотал: "Нет, почему же, идите".

Направляя меня в журнал, Кожинов с характерным для него коротким смешком сказал: "Пусть в "Нашем современнике" будет один образованный человек". Некоторые "патриоты" (тут я вынужден взять это слово в кавычки) считают, будто "образованный" - синоним еврея. Убеждён - это тяжкая хула на русского человека: мы объединили гигантскую империю не только силой оружия, но и силой знаний, наглядно доказав окружающим народам своё превосходство в культуре - культуре управления, технической культуре (вооружение, военная тактика и т. д.), культуре духовной.

Как бы то ни было, недоброжелатели нашёптывали Викулову: печатается не там, хвалит не тех, даже говорит на так - не еврей ли?

В "НС" люди делали молниеносные карьеры: взяли рядовым редактором отдела, а через год он - заведующий, через полтора - заместитель главного. Я оставался литсотрудником шесть лет. Однако Викулов и не увольнял меня, хотя обычно он так же легко расставался с работниками, как и возвышал их. На моей памяти состав редакции обновился едва ли не трижды.

Всё изменилось во время поездки в Тверь - то был первый выезд нашего журнала в провинцию. Нас повели в старейший храм города Белая Троица. Пока все слушали экскурсовода, я отошёл в придел - помолиться. И Викулов заглянул туда, наверное, за тем же. Увидел, как я крещусь… Вскоре он назначил меня заведующим отделом, а ещё через несколько месяцев заместителем главного, доверив вести публицистику, то есть определять идеологию журнала.

Разумеется, я проводил "линию Викулова", а затем "линию Куняева". В конечном счете именно главный отвечает за издание, значит, ему и расставлять основные смысловые и художественные акценты. Идеологическая дисциплина - часть корпоративной этики.

Если ты хочешь проводить политику, отличную от той, что наметил главный редактор, лучше подыскать себе другое издание.

В то же время своей позиции я не скрывал, даже когда она не совпадала с мнением Викулова или Куняева. Пытался доказать свою правоту. Иной раз получалось. Так мне удалось преодолеть предубеждение Викулова против Кожинова, возникшее в 1981 году, когда ЦК устроил скандал после публикации статьи Вадима Валериановича "И назовет меня всяк сущий в ней язык…" Я горячо рекомендовал работу Кожинова о нашумевшем романе Анатолия Рыбакова "Дети Арбата". Публикация состоялась и обернулась триумфальным возвращением Кожинова в "НС".

Ю.П.: Вы начинали как поэт. Затем выступали как критик. С 90-х годов выходят ваши последние критические статьи, и вы в третий раз в жизни меняете творческое амплуа. Что побудило вас к этому и не жалеете ли вы сегодня о том, что ушли в публицистику?

А.К.:

Прежде всего, я нe отказываюсь от своих стихов. Но не считаю возможным печатать их сегодня. Дело в том, что значительная их часть - политическая поэзия. В молодости я был убеждённым антисоветчиком. Опять же, не отказываюсь от своих взглядов. То, с чем боролся я и мои товарищи, в конечном счёте, погубило советскую власть и страну.

Но, представляете, если эти яркие - поверьте - произведения опубликовать сейчас? Получится, что я солидаризуюсь с тем дерьмом, кто сделал антисоветизм доходной профессией. Причём, сделал задним числом, когда за это "ничего не будет", напротив, получишь официальное признание, деньги, поездки за границу. Никогда не встану рядом с ними! Пусть уж лучше стихи останутся ненапечатанными. А там, кто знает, может быть, наступит время, когда и о советской эпохе можно будет говорить спокойно, как об истории.

Критикой я занялся для пропаганды поэтов "Московского времени". Мы писали в классической традиции, но даже те немногие читатели, кто мог познакомиться с альманахом, не понимали нас. "Но сложное понятней им" - прозорливо предупреждал Б.Пастернак.

В конце 80-х я обнаружил, что люди не понимают не только литературу, но и окружающую их жизнь. Вспомните, в период митинговых страстей Ленинград, буквально напичканный предприятиями ВПК, дружно проголосовал за депутатов, требовавших "конверсии". Иными словами, избиратели поддержали тех, кто планировал закрыть оборонные предприятия и оставить их без работы.

Так в конечном счете и произошло. Сегодня оборонка гигантского города разрушена.

Я понял, что в этот момент не время заниматься исследованием литературы. Между прочим, тогда даже Распутин с Беловым отложили в сторону повести и рассказы. Они включились в политическую борьбу и занялась публицистикой. Василий Белов часто заходил в журнал после заседаний Верховного Совета, депутатом которого был. Потрясённый, бледный, он рассказывал о ходе дебатов. По-моему, Василий Иванович так до конца и не оправился с той поры. Но, знаете, только негодяй мог как ни в чём не бывало заниматься своими прежними делами в те дни, когда решалась судьба Родины.

Ю.П.: Публицистика Казинцева - это огромное количество прочитанного и проанализированного материала, это вдумчивая, взвешенная реакция на самые животрепещущие вопросы истории и современности, это постоянная полемика с оппонентами, это титанический труд. Что движет Казинцевым-публицистом, как вы определили бы сквозную главную тему своих работ?

А.К.:

Спасибо, Юрий Михайлович, за хороший вопрос. Я убежден: каждый пишущий, да и любой человек, имеет некое задание, то, ради чего он родился и живёт на свете. Если этого ощущения нет, или оно выветривается, жизнь становится пустой, зряшной.

Другое дело, что над своим призванием мало кто задумывается, да и сформулировать его сложно. Вот вы спросили, а мне нелегко дать ответ. Хотел сказать: моя цель - защитить Россию, и тут же понял: прозвучит выспренне. Хотя, конечно, каждый из нас должен бы ставить перед собой именно эту цель.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: