Они начали перешептываться. Дав указания, что им предстоит опознать тело, после чего эту пару надлежит доставить в помещение под присмотр констебля Коллинса, я отозвал Хоскинса в сторону:

— Где Маннеринг?

Хоскинс замялся:

— Видите ли, сэр, я думал…

— То есть вы его оставили в комнате с Мириам Уэйд?

У сержанта изменилось лицо.

— Но я подумал, сэр, что теперь-то уж ничего страшного, — сообщил он. — Вы же сами решили, что она тут не замешана. И она стала просить меня… даже плакать… что никто не пострадает, разве что только она, коль скоро этот парень окажется убийцей; да и кроме того, Мартин почти все время присутствовал при них. Они все еще в комнате куратора. — Хотя Хоскинс стоял руки по швам, казалось, он хочет горестно взмахнуть ими. — Послушайте, сэр! Я пытался выбить что-нибудь из Пруэна, как вы меня специально проинструктировали…

— Сейчас это уже не важно. Что-нибудь узнали?

— Нет, сэр, боюсь, что нет. Он ни словом не обмолвился. Только «Я не знаю» или «Никогда не слышал», даже когда спрашиваешь, как его зовут. Но кое-что все же удалось выяснить…

— Да?

Хоскинс стал загибать пальцы:

— Во-первых, этот ящик. Как вы мне говорили, я вскрыл его. Там точно что-то оказалось внутри. Какая-то штука типа гроба, можно сказать, очень старого на вид, отлитого из свинца; весь засыпан опилками. Кто-то наложил печати по той линии, где надо открывать. Дальше вскрывать я его не стал; решил, что вы сами захотите это сделать.

Трудно было сказать, являлось ли это подтверждением моих мыслей, или же мы столкнулись с еще одним осложнением. Я на ходу прикинул, что от содержимого ящика особых открытий ждать не приходится; все это составная часть какого-то обмана или жульничества, что и объясняет злобную радость Пруэна. Снова раздался спокойный голос Холмса, объяснявшего, что только полный дурак может надеяться найти тот гроб, на который я рассчитывал; тем не менее атмосфера, создаваемая Холмсом, носила какой-то фальшивый оттенок. Он врал — или поддерживал чье-то вранье, в силу которого Пруэн и танцевал вокруг непонятного гроба в своем сумасшедшем музее.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

— Так точно, сэр! — отрапортовал Хоскинс. — Угольная пыль! Уголь! Идемте со мной.

Если стоять лицом к задней стене музея, то, как я уже объяснял, справа, за линией колонн, тянутся две открытые арки с позолоченными надписями над ними — «Галерея Восьмого Рая» и «Галерея Базаров». Первое название, которое привлекло мое внимание, и с которым я хотел разобраться, было ближе к стене. Второе располагалось поближе к бронзовым дверям. Хоскинс провел меня под арку, которая была десяти футов в ширину, но так высока, что ширина ее почти не чувствовалась. Когда под ней зажегся свет, у меня создалось впечатление, что, покинув Лондон, вы очутились на Востоке или, если вы более прозаичны, в подземной галерее музея восковых фигур, где сами фигуры отсутствовали.

Длинное помещение было оформлено в виде улицы, куда выходили другие кривоватые улочки, небо над которыми было заплетено сучьями и ветками. Это было доподлинным изображением восточного базара; искусное освещение имитировало иллюзию вечернего неба в проемах ветвей, и больше всего я запомнил причудливое сплетение теней. В нишах, врезанных в стены обожженного красновато-желтого кирпича, поблекшего от времени, располагались лавки и магазинчики, входы в которые были прикрыты настоящими грязноватыми занавесками. Здесь было много того, о чем стоило бы рассказать. Я запомнил лотки с оружием, с бусами и витрину с блестящей медной и глиняной посудой, среди которой стоял большой стеклянный кальян хука, а за ней располагался диван, так и манивший курильщика зайти. Тени над головой казались густыми и загадочными. Иллюзия была великолепной и столь убедительной, что я невольно оглянулся на ряд карет в зале.

— Удивительное местечко, не так ли? — заключил Хоскинс, почесывая подбородок. — Если они должны были где-то убить этого типа, удивляюсь, почему его не прикончили прямо в витрине. Я подумал о своих мальчишках; приведи я их сюда, лучшего места для игры в прятки, чем в этих магазинчиках, им не найти. Итак, сэр! Коллинс обошел тут все вдоль и поперек. Ничего! Ничего особенного, хочу я сказать — если не считать вот этого.

Он показал на высокий выступ стены, под которым к нам поворачивала декорация улицы. Над покосившимся навесом, прикрывавшим выкладку медной и глиняной посуды, на красновато-желтой стене красовалось черное пятно, напоминавшее звезду. Пятно было оставлено углем. Навес был усыпан блестящими угольными крошками. Куски валялись и на полу, отломившись от большой глыбы угля, остатки которой лежали рядом с хукой.

— Видите? — вопросил Хоскинс. — Вот! Судя по всему, кто-то стоял рядом с тем местом, где мы сейчас находимся. Взяв большой кусок угля, он — банг! — запустил его в стену над этой нишей. А? Но зачем? Чего ради кому-то пулять углем в стену? Куда он целился? Там наверху ничего нет, и, чтобы залезть туда, надо весь магазин перевернуть вверх тормашками. Вы же не предполагаете, что тут кто-то затеял шуточное сражение с кусками угля, не так ли, сэр? Понятия не имею, что это означает, но, когда Коллинс увидел это пятно, я подумал, что лучше показать его вам. Парень стоял вот тут, — показал Хоскинс, который любил доводить ситуацию до полной ясности путем неоднократных повторений, — и банг! Кусок угля разлетается от удара о стену…

— Да, я понимаю. Спрашивали Пруэна об этом?

— Пруэн понятия не имеет об угле. Так он говорит. Вообще ничего не знает об угле.

Я задумался.

— Сержант, то ли здесь, то ли бог знает где должно быть некое разумное объяснение, которое свяжет все воедино. О том, почему кому-то понадобилось запустить куском угля в стену, я знаю не больше вас. Как вы видите, никто не мог пробраться сюда незамеченным… Есть что-нибудь еще?

— Есть, сэр! — со зловещей улыбкой объявил сержант и решительно мотнул головой. — А теперь прошу сюда.

Мы снова вернулись в зал. Группа из Уэйда, Батлера, Холмса и Коллинса, стоявшая вокруг тела неизвестного мужчины, начала рассасываться. Первая троица отошла в сторону. Холмсу было явно не по себе, Уэйд демонстрировал свой цинизм, Батлер сохранял бесстрастность.

— Никогда не видел его! — заорал Джерри Уэйд через зал, и ему ответило такое неожиданное эхо, что он подпрыгнул. Затем, понизив голос, он стал дурачиться: — И что вы теперь от нас хотите? Мы готовы ответить на все ваши вопросы. Если у вас нет возражений, Рон хотел бы заглянуть в комнату куратора и проверить, все ли в порядке.

Не обращая внимания на их протесты, я отослал всю компанию в помещение «Персидской галереи», где и оставил под присмотром Коллинса. Холмс, отряхивая рукав, снова завел разговор об адвокате. Хотя я опасался, что голос молодого Уэйда может заставить Мириам и Маннеринга выглянуть из комнаты куратора, констебль Мартин контролировал ситуацию. Хоскинс, кивнув, подозвал меня к витрине, откуда исчез кинжал.

— Итак, сэр. Гляньте сюда. Помните, вы хотели, чтобы Роджер снял отпечатки пальцев с витрины? Точно! И маленькая дверца сбоку была закрыта. Но Коллинс знает пару штучек с замками, так что, когда Роджер решил, что отпечатки могут остаться на внутренней стороне дверцы, Коллинс взялся за дело и аккуратно открыл витрину с помощью булавки. Видите?

С астматическим похрипыванием он нагнулся и несколько раз открыл и закрыл деревянную заслонку. Затем с видом фокусника запустил руку внутрь, но вынимать ее не торопился.

— Значит, мы ее открыли. Я заглянул внутрь — вот так — и увидел то, чего мы не видели раньше, поскольку тут вообще темно, да и к тому же черный бархат. Ага? Но там было! Там было, аккуратно пристроенное как раз у дверцы, разложенное на бархате, как экспонат. Вот оно.

Он быстро вытащил руку, поклонился, словно ожидая аплодисментов, и протянул мне на ладони черные усики.