– Ты можешь сам выпутаться?

– Нет. – Марвелл скривился от боли, и Лиз увидела у него на запястьях запекшуюся кровь. – Что он собирается с нами делать? – Он закрыл глаза. – О-о, моя голова! Он что, меня ударил?

– Ты сам во всем виноват, – укорила его Лиз. – Сморозил очередную глупость, мол, пускай Спингарн сгинет здесь... Если бы не твой дурацкий язык, сержант нам помог бы. Так что давай теперь выпутывайся.

– Сама выпутывайся!

– Не могу, у меня руки онемели.

– А я весь в крови – не видишь?

– Ну хоть попробуй!

– Не могу!... Так ведь Гораций вот-вот должен подойти! Где же чертов робот? Гораций!

– Гораций! – эхом откликнулась Лиз. – Ох, Марвелл, не по душе мне все! Хок что-то замышляет.

– Пусть замышляет, лишь бы руки не распускал! Лиз, ты у нас самая умная, объясни мне, что за чертовщина здесь творится? Этот идиот что-то талдычил про Спингарна и крокодилов... Что он тебе говорил, когда я был в отключке?

– У него эсхатологическое видение.

– Чего-чего?

– Ну, своеобразные понятия о смерти и загробной жизни, о рае и аде. Грозился пропустить нас через какие-то ворота – он назвал их «вратами ада». У него полнейшая путаница в голове. Видимо, этот недалекий человек претерпел сильнейшую личностную реконструкцию. Иначе бы он не назвал меня падшей женщиной с венерическими болезнями... Сука! —задумчиво повторила она брань Хока и увидела, кик округлились глаза Марвелла. – Однако есть в его бреднях подспудный логический элемент.

– Тебе бы надо одной лететь, – рассудил Марвелл. – Я здесь совсем не нужен.

– Что правда, то правда, – согласилась Лиз. – Пока что пользы от тебя никакой.

– Тогда ты сделай что-нибудь!

– Что, например?

Они па некоторое время погрузились в раздумья, но Марвелл не мог надолго отвлечься от мысли о злокозненном сержанте.

– Что же все-таки у пего па уме? Какого 4t-pra on вздумал пропускать нас через «врата ада»? И есть ли тут связь со Спингарном?

Лиз молчала. Все ее замыслы потерпели фиаско. Вернее, были опрокинуты ходом событий. К тому времени, как вернется робот, она придумает, что делать дальше. Марвеллу ее молчание не поправилось, вызвало подозрения.

– Лиз! – прохрипел он. – Договорись с этим старым ублюдком! Постарайся вразумить его, предложи ему все, чего бы он ни пожелал. Слышишь?

Лиз облизнула губы и попыталась стряхнуть мух, роем набросившихся на ее потное тело. Солнце медленно плыло в небе. Яма?... Что за яма? Жабы?... Странные, однако, у него выражения. Впрочем, примитивным существам свойственно навешивать ближним уничижительные ярлыки – животные, хищники становятся для них эвфемизмами врага. По что он имеет против жаб?... Вполне безобидные существа! Она отметила, что в маниакальном бреде Хока присутствует элемент логики, однако уловить его не так-то просто. Спингарн – старый черт, яма, нечисть в аду! Какая-то связь во всем, безусловно, есть, но она ускользала от Лиз. Ощущая резь в глазах, сухость в горле и ломоту в суставах, она снова заснула.

Теперь Марвелл разбудил ее.

– Лиз! Просыпайся, чертова кукла! Робот здесь. Гораций, ты здесь?

– Здесь, cap, – раздался пронзительный голос робота.

– Так иди же сюда скорее, болван!

Лиз очнулась от собственного храпа. Хорошенький у нее вид, нечего сказать! Ей до боли захотелось вымыться и сменить одежду.

– Гораций! – присоединилась она к Марвеллу. – Развяжи веревки, живо!

Робот заскользил по песку к лощине, где оставил их сержант Хок. Нелепо испытывать чувство благодарности к этому беспардонному, самодовольному автомату, подумала Лиз, тем не менее она его испытывала. Оно сменилось недоумением, когда Гораций безмолвно склонился над ними, – он вовсе не торопился их освобождать.

– Скорее, Гораций! – надрывался Марвелл. – У меня все кости трещат, сними с меня путы и поищи, где у этого психопата запас спиртного, мне надо срочно что-нибудь выпить! А если он вернется, примени к ному насильственные санкции.

Робот не отзывался.

– Гораций! – повелительно вскричала Лиз и вдруг похолодела. – Гораций!

– Чего ты ждешь, шут гороховый?! – Голос Марвелла звучал надтреснуто, видно, он перенапряг связки. – Давай, меня первого!

– Нет! – в ужасе прошептала Лиз. Марвелл повернул к ней голову.

– Что – нет? Что ты, черт побери, хочешь этим сказать?!

– Гораций, – упавшим голосом произнесла Лиз, не обратив на Марвелла никакого внимания, – ты встретил таинственную силу?

– Нет, мисс Хэсселл, – с готовностью откликнулся робот. – Я провел всесторонний анализ остатков генетического кода и не обнаружил никаких признаков экстравселенского присутствия, за исключением тех, которые вы с мистером Марвеллом уже имели возможность наблюдать.

– Развяжи меня! – взревел Марвелл. – Ты слышишь? Лиз уже поняла, что опасалась не напрасно.

– Ну и что дальше? Никаких предположений? – допытывалась она. – Даже чисто теоретических?

– Путем экстраполяции вашего чувственного опыта и данных, которыми я располагаю, я сформулировал рабочую концепцию. Согласно ей, в данной ситуации имеет место определенный структурный сдвиг. Сочетание ощущаемых мною энергетических потоков позволяет допустить вероятность подобного сдвига.

– Если ты меня сейчас не развяжешь, – бушевал Марвелл, – я пущу тебя на переплавку, а твой мозг вмонтирую в пылесос!

Как ни трудно пропустить мимо ушей такую угрозу, но робот и на нее не отреагировал. Он стоял неподвижно, и золотисто-багровое сияние его бархатной оболочки рассеивало полумрак под пальмовым шатром.

– Ты не собираешься нас освобождать? – спросила Лиз.

– Нет, мисс.

Марвелл едва не лопнул от злости. Скуластое лицо налилось кровью, черные усы стояли торчком; он беззвучно хватал губами воздух, не в силах вымолвить ни слова. Лиз вдруг стало смешно. Для полного счастья не хватало только взбунтовавшегося робота! Приступ истерического смеха причинил ей жгучую боль, так как песок впивался в нежную кожу. Дело кончилось тем, что она разрыдалась.

– Что-о! – наконец справился с собой Марвелл. – Ты, краснокожий кретин! Жертва электронного аборта! Да я тебя по частям разберу! Да я...

– Ничего ты не сделаешь! – Лиз заплакала. – Он и пальцем не пошевелит.

– Гораций! – прорычал Марвелл. – Почему ты не хочешь нас выручить?!

– Могу объяснить, сэр.

– Ну так объясни!

– Боюсь, сэр, что мои инструкции не позволяют мне менять...

– Коэффициент вероятности! – догадалась Лиз. – Они его так настроили, Марвелл, – не вмешиваться в наши дела на Талискере!

– Это правда?

– Мисс Хэсселл, как всегда, права, сэр.

– Но я голоден, умираю от жажды, у меня все тело ломит.

– Да, сэр, я вижу, вы в плачевном состоянии.

– Ах, ты видишь?! Этот ублюдок видит! Уж я позабочусь о твоем перепрограммировании. Вот тогда и погляжу, в каком ты будешь состоянии! Я...

– Хватит! – оборвала его Лиз. – Я устала от твоих криков! Придумай лучше, как убедить его вмешаться! Робот произнес топом чопорной старой девы:

– Мисс Хэсселл, вы должны понять, что при подобных обстоятельствах мое вмешательство невозможно, особенно в момент, когда готовится структурный сдвиг.

Лиз пришла в отчаяние. Марвелл метался от боли и ярости. Но робот остался безучастен, не проявлял не только сочувствия, но даже заинтересованности. Когда Лиз овладела собой, она поняла, что решение его неизменно, в противном случае он бы просто сломался, ибо так его запрограммировала четверка Стражей. Они представляют для Горация своеобразный символ веры, а на вероотступничество он ни в коем случае не пойдет.

«Структурный сдвиг, – продолжала размышлять Лиз, – да здесь и без него творится настоящий кошмар». При мысли об огромных движущих силах, скрытых в чреве планеты, она почувствовала неприятное покалывание в основании черепа. Та же сила установила барьеры, полностью изолирующие каждую Сцену от соседней. Однако в этом странном мире Сцены могут сдвигаться, перетекать друг г. друга, неведомый колосс по своей прихоти перемещает реки, воздвигает и разрушает горы, словно он ребенок, лепящий из пластилина.