Так что свобода и несвобода — понятия относительные. Что же касается Финляндии…

Электронной и прочей техники здесь было значительно больше, чем обслуживающего персонала и охранников. Собственно, чуть ли не единственным человеком в форме, которого посетители увидели, попав внутрь, был заранее предупрежденный об их визите чиновник соответствующего департамента.

— Здравствуйте, господа! Добро пожаловать, — перевел его первые слова эстонец.

Специальное разрешение Министерства внутренних дел было оформлено Паасоненом заранее, поэтому формальности не отняли много времени.

— Передайте свой паспорт.

— Прошу… А личного досмотра не будет?

— Зачем? — удивился сопровождающий.

Покончив с необходимыми процедурами, он обменялся с Тоомом несколькими фразами по-фински и вышел.

— Коллега сказал, что ему необходимо сходить, подтвердить согласие интересующего нас лица встретиться с нами.

— Вот даже как?

— Да, этот парень мог в последний момент передумать. Тогда беседа бы не состоялась.

— Он же заключенный?

— Да, но даже у заключенного есть свои права! Впрочем, не волнуйтесь. Сейчас закончится завтрак, и его сразу же

приведут.

— Демократия, — вздохнул адвокат из России.

Помещение, выделенное тюремной администрацией для беседы, было обставлено без особого шика, но с некоторой казенной претензией на уют. Так выглядят в Питере приемные покои дорогих платных клиник — или же юридические , консультации.

Кожаные кресла, телевизор, пепельница, картинка на стене… Если где-то и была установлена аппаратура технического контроля, то судить о ее наличии или отсутствии не представлялось возможным.

Эстонец нажал на кнопку кондиционера:

— Прохладно.

— Да, пожалуй!

Ожидание еще не начало действовать на нервы, когда из коридора послышались шаги приближающего человека.

…Заключенный в последний раз затянулся, выпустил дым в потолок и решительно придавил то, что осталось от сигареты:

— Ладно! Но каждая сделка хотя бы подразумевает обоюдную выгоду, верно?

— Разумеется.

— Тогда разъясните, какой мне смысл откровенничать?

Мужчина явно не принадлежал к породе травоядных — он был хищником, матерым и уже основательно битым. Лет сорока с небольшим: широкие плечи, внимательный взгляд и складки на лице, еще не ставшие морщинами.

По фамилии и национальности он был русским, но родился, вырос и долгое время прослужил в Тарту. Поэтому, а еще, вероятно, из-за месяцев, проведенных в тюрьме на Катаянокка, говорил он с едва ощутимым акцентом.

— Вы осуждены за вымогательство?

— Да, Что-то в этом роде!

— Сколько еще сидеть?

— Я уже говорил. Прилично, но не так уж много!

— А что, если мы потребуем вашей выдачи?

Собеседник перевел взгляд с господина Тоома на Владимира Александровича:

— Причем тут Россия? Я гражданин Эстонии, у меня «синий» паспорт!

— Имеется межправительственное соглашение. Прокуратурой Санкт-Петербурга вам будет предъявлено обвинение в более тяжком преступлении — убийстве несовершеннолетней Лукашенко.

— Бросьте! На основании тех доказательств, которые у вас есть?

— Знаете, в этом случае финны готовы пойти навстречу. Думаю, что и мои коллеги в Таллинне не станут поднимать шум из-за такой одиозной фигуры — все-таки заказное убийство… Как считаете, Уго?

— Безусловно, — с природным достоинством кивнул господин Тоом. — Нам нужны только законопослушные граждане.

— Словом, если мы не приходим к соглашению, можете смело готовиться к отправке в Питер. И там будет совсем другой разговор. Догадываетесь?

Несколько секунд собеседник молча анализировал ситуацию. Потом помотал головой:

— Все равно вам эту покойницу на меня не навесить!

— Да, вероятно… Но остаток финского срока вы проведете не здесь, а на паршивых нарах следственного изолятора номер один ГУВД. Чувствуете разницу?

— Сволочи.

— Вы имеете в виду тех, кто вас тогда нанял?

— Вы не лучше!

— А что делать? Не надо было убивать девчонку.

— У каждого своя работа.

Виноградов почувствовал наметившийся перелом в настроении сидящего напротив человека:

— Надо дать официальные показания против господина Удальцова и всей этой шоблы. Совершенно не обязательно говорить, что вы с напарником профессионально занимались «ликвидациями» по заказу. Но то, как на вас через эстонское представительство «Первопечатника» вышла их Служба безопасности, следует описать подробно. И особенно — личную встречу с Андреем Марковичем, его ценные указания… Вы ведь от него получили деньги, фотографию Лукашенко, адрес и номер в гостинице?

— Допустим.

— От него-о! Некоторые руководители все стремятся сделать сами, просто в каждой бочке затычка… Верно?

Собеседник пожал плечами:

— И что дальше?

— Дальше надо будет рассказать о том, как вы убили гражданку Лукашенко и сымитировали несчастный случай от передозировки медикаментами.

Опережая реплику сидящего напротив человека, адвокат приложил руку к сердцу:

— Клянусь! Будет вполне достаточно, если вы непосредственным убийцей представите своего напарника. А сами, якобы, оказались только соучастником.

Подал голос немногословный господин Тоом:

— Его ведь тогда застрелили?

— Откуда вы знаете?

Полицейский как будто не слышал вопроса:

— Можете подробно описать, как на утро вместо оставшейся половины «гонорара» вы получили от заказчиков по автоматной очереди в упор.

Эта информация была неожиданной и для Виноградова, и он с трудом сдержался, чтобы не подать виду. А господин Тоом продолжил:

— Вам тогда чудом удалось спастись, верно? Бежали, скрывались в Эстонии, потом перебрались сюда…

— Откуда вы знаете? — повторил заключенный.

— Наша республика очень мала… И преступный мир — тоже! — скорее не для него, а для Владимира Александровича пояснил полицейский. — Хорошее оперативное перекрытие…

— Кто-то настучал?

— Если вы согласны с таким раскладом, — вернул себе инициативу адвокат, — обвинение вам будет предъявлено только в соучастии. Чуть ли не свидетелем по делу пройдете! И с учетом значительно меньшей степени вины и активного раскаяния Россия не станет требовать вашей выдачи.