Майор подошел к тумбочке с лекарствами. Перевернул упаковки, чтобы лучше читались названия:

— Та-ак! Понятно.

Потом поводил ноздрями над стаканом:

— Это тоже надо будет изъять… Ну-с, начнем?

Вскоре Денис уже старательно выводил строчку за строчкой под диктовку Владимира Александровича:

«Протокол осмотра места происшествия… Город Санкт-Петербург, дата… Осмотр начат в шесть часов двадцать пять минут. Осмотр окончен…»

В редких паузах между фразами утренняя тишина спящей гостиницы нарушалась только шелестом переворачиваемых листов и скрипом половиц под ногами живых обитателей номера.

Наконец Виноградов облегченно выдохнул:

— Все! Закончено?

— Да, вот: «Понятые: Галкина, Короленко…»

— Распишитесь, красавицы. Здесь… и здесь!

— Нам можно идти?

— Ступайте, милые. Спасибо!

— Кстати! Если кто забыл — скоро конец квартала.

Огромный, почти во всю стену, календарь с морским пейзажем свидетельствовал: точно, наступила среда, двадцатое марта.

Время бежит… Скоро уже неделя, как Нечаева официально, приказом, назначили на офицерскую должность в уголовный розыск.

Пока Денису нравилось в его новой работе все — и возможность сменить серую милицейскую форму на штатский костюм, и оперативная кобура с пистолетом под мышкой, и даже тягучие, бессмысленно долгие утренние планерки в кабинете начальника отделения.

Все-таки приятно. Приятно и почетно чувствовать себя своим, почти равным среди сыщиков. Это вам не асфальт сапогами топтать в патрульно-постовой службе!

Изумительный народ опера — святые и грешные… Нечаев даже улыбнулся.

— Ты чего? — обдал его застоявшимся перегаром сосед, вечный старший лейтенант по прозвищу Бубен.

— Да так… — шевельнул в ответ губами Денис.

Спохватившись, он надел на лицо такое же, как у сидящих рядом сыщиков, тоскливо-искушенное выражение и снова прислушался к начальственному рыку.

— Конец квартала! А что с «перспективным планом»? Опять, как всегда, в последнюю минуту? Первого попавшегося? — Хозяин кабинета сложил пальцы в огромный волосатый кулак и внушительно припечатал к столу ни в чем не повинную папку с материалами: — Смотрите, пусть меня самого в управе насмерть задолбают, но на этот раз ни одной вербовки задним числом не подпишу! Ясно? Всех — только через контрольную встречу, лично…

— Это он про что? — поинтересовался у соседа Денис.

— Тебе пока не надо. Рано!

Минут десять в спертом воздухе переполненного помещения перекатывались наставления и угрозы вперемешку с такими выражениями, как «слабое оперативное перекрытие», «девятка — не резиновая!» и «почему ни у кого не подшиты рабочие дела?» Нечаеву это все было еще не вполне понятно, а оттого интересно вдвойне.

Наконец начальник розыска исчерпал тему.

Вытянув из стопки бумаг на столе несколько нужных, скрепленных за уголки, листков, он поднял их так, чтобы видели все присутствующие:

— Ильинов!

— Я, — тяжело поднялся со стула оперативник в костюме с галстуком и кроссовках.

— Это что?

— Материал. По хулиганке, на протокольную форму.

— Ага! Сказал бы я, что это такое, но… Вот, слушайте все: «… и после чего он ворвался в женское общежитие, хватал за неположенные места, которые сопротивлялись…»

Хозяин обвел долгим взглядом собравшихся в кабинете подчиненных:

— Чего ржете-то? Плакать надо… Или вот еще формулировочка: «выразившаяся в нецензурных словах полового значения». Да меня с такими сочинениями не то что в суд, в начальную школу не пустят! Забирай. Чтобы к концу дня все было как положено: переделать, подшить, составить опись…

— Что я вам, Лев Толстой, что ли?

— Не понял?

— Это так, про себя…

— Бери, вон, пример с молодого. — Начальник из той же неиссякаемой стопки извлек желтоватый бланк: — Нечаев!

— Здесь.

Денис моментально узнал составленный им сегодня под диктовку сердобольного майора из Главка протокол осмотра. Только теперь документ украшал лиловый прямоугольный штамп с регистрационным номером.

— Учитесь… Все как положено, грамотно, по закону.

— Встань! — пихнул растерявшегося Дениса сосед.

Под взглядами товарищей по оружию Нечаев моментально покрылся по-девичьи розовой краской смущения — и ведь не то, чтобы на него смотрели с какой-то особенной завистью или неприязнью, но…

— Молодец. Сразу видно, человек учится, а не груши околачивает! Что сам-то насчет этой девки думаешь?

— Не знаю, скорее всего несчастный случай. Может, конечно, самоубийство, но — вряд ли! Записки никакой нет, да и вообще… — Незаметно для себя он почти слово в слово повторил ответ Владимира Александровича на свой собственный вопрос там, в номере гостиницы. Даже интонации получились похожие.

— Самоубийство нам не требуется! — веско оборвал его грозный начальник. — Потом затаскают проверками отовсюду, не отпишешься. Понял?

— Есть. Но если экспертиза…

— Для особо упертых объясняю — самоубийство нам не требуется! — раздражаясь, повторил хозяин кабинета. Но потом смягчился: — Умерла, как говорится, так умерла. А у нас и без того забот выше крыши. Сядь! После сходки останешься, объясню, что делать.

Денис опустился на скрипучий стул и буркнул под нос:

— Я, вообще-то, сегодня с суток. Мне положено…

— Забудь, — успокоил его сосед. — Кстати, поздравляю с удачным началом, шеф редко кого хвалит.

— Спасибо.

Несмотря на некоторую двусмысленность ситуации, Нечаев не считал себя ни лгуном, ни самозванцем. Просто как-то так получилось, что момент для упоминания о посторонних помощниках-из пресс-службы ГУВД не подвернулся, а теперь уже не было ни нужды, ни желания возвращаться к этой теме.

— Так, теперь насчет графика дежурств…

Под конец совещание приобрело некоторую живость и демократический централизм. Пользуясь неизбежным при этих условиях шумом и гамом, Бубен снова обдал Дениса перегаром:

— Надо обмыть!

— Что обмыть? — не понял Нечаев.

— Как что? Первый выход на место происшествия.

— А-а, понятно…

Все в отделе, от замполита до вольнонаемной уборщицы, знали: старший лейтенант давно уже с успехом миновал стадию бытового пьянства и сейчас стремительно скатывался к безнадежному алкоголизму. Его уже не уважали, но по извечной русской традиции жалели.