Лишь Гонория, ослеплённая своею любовью, ничего не ведала и ведать не хотела, хотя внутреннее чувство подсказало ей заподозрить Евгения в измене. У Гонории было много хороших душевных качеств (доброту её мы уже отметили), которые она не успела растерять, находясь в императорском дворце, так как мало с кем общалась... А потом, она унаследовала черты характера своего отца, присущие иллирийцам вообще и выраженные в грубой форме, но не могущие не вызвать симпатий, а именно: прямота, честность, смелость, решительность и благородство. Поэтому Гонория представляла смесь дикой кошки с благородной ланью, за всё это и любила рабыня свою госпожу. И в душевном отчаянии и смятении наряду с вопросом: «Как быть?» Джамна задавала себе и другой: «А что теперь делать мне? Тут ведь главное не ошибиться, не поскользнуться, как малоопытный юноша на канате... Не упасть и не ушибиться... Я должна быть предана Гонории, — рассуждала далее Джамна, — я дала ей слово, я уже шпионить в пользу евнуха не смогу... А если буду вести двойную игру, то проницательный Антоний сразу её распознает... Я хорошо знаю себя и хорошо знаю Антония... Он всегда был змеем... А тем более сейчас, когда ему приходится незримой тенью проникать во множество дверей царского дворца и из этого множества в определённый момент угадывать нужную... После кастрации он всё же изменился не только внешне, что вполне естественно, но и внутренне. Когда он был настоящим мужчиной, ради красивой женщины шёл на всё: щедрой рукой раздавал подарки, чтобы завоевать её. Сейчас во дворце вряд ли можно отыскать человека жаднее его... И от благородства, которое присутствовало в его душе, не осталось и следа. А место его прочно заняли злобство, коварство и жестокость. Ради своей цели он не пожалеет никого, ибо такое чувство, как жалость, ему теперь неведомо...»

И, пожалуй. Джамна принимает верное в её положении решение — рассказать Ульпиану обо всём том, что приключилось с ней в покоях молодой Августы и под каким нажимом Джамна вынуждена была признаться и дать слово верно служить своей госпоже...

После этого сообщения евнух долго молчал. Рыхлое, полное лицо его в нескольких местах дёргали нервные тики, глаза затуманились бешенством, но Антоний взял себя в руки и сказал:

   — Джамна, я ведь когда-то любил тебя... И душой, и телом... Телом теперь я любить не могу, но душой продолжаю любить.

Эти слова он произнёс, как показалось Джамне, так искренне, что у неё на глаза навернулись слёзы, и ещё это были слёзы воспоминаний о давно ушедшем, милом, ставшем призрачным прошлым...

Джамна обняла евнуха, поцеловала его и лишь тихо вздохнула.

Угадав её состояние, хитрый змей произнёс:

   — Джамна, золотко моё, иди... А я хочу побыть один.

Теперь он знал, что она без всякой на то его просьбы прибежит снова к нему и выложит всё, что никогда бы не выложила, если бы он стал умолять её об этом, а тем более угрожать... И хорошо, что он сдержался и не проявил по отношению к ней жестокость и силу. Потом бы он мог, конечно, и убить!

А Джамна, уверенная, что Антоний всё-таки, любя, пожалел её, успокоенная, почти счастливая, прибежала к Гонории и ещё раз, дурочка, заверила молодую Августу служить ей преданно до самого гроба... Она всё верно сказала — «до самого гроба», ибо, будучи теперь арианкой, её после смерти обязательно похоронят в нём, забросав землёю, а не сожгут на погребальном костре, как верующих в Хроноса, Посейдона или бога Митру, храмы которых, несмотря на строгий эдикт императоров Гонория и Феодосия II, ещё стоят незыблемо в Александрии — родине Джамны. Этот город знаменит и своей библиотекой, содержащей 700 тысяч книг, и, наконец, громадным мавзолеем Сома, где в массивном золотом саркофаге, помещённом в другой, стеклянный, почивал Александр Македонский — сам почти как Бог, который взвесил в своих ладонях жизнь и смерть и узнал, что они имели иной вес, чем обычно...

Александрия — это город Птолемеев; каждый царь династии воздвигнул здесь дворцы и поставил статуи, посадил боскеты из акаций и диких смоковниц и вырыл бассейны, где цвели на воде кувшинки и голубые лотосы.

В течение многих веков здесь образовалось и множество колоний; отвернув края занавески носилок, в которых доставляли Антония Ульпиана и Джамну на форум, где стоял храм Митры (до принятия арианства они поклонялись, как и многие в Александрии, этому богу), можно было увидеть разношёрстную, шумную толпу греков, евреев, сирийцев, персов, иллирийцев, италиотов, финикян: говоря на разных языках и поклоняясь богам разных религий, иностранцы по своему количеству не уступали туземцам.

Мать Джамны в качестве рабыни привезли сюда из Галилеи, и здесь она родила дочь от нумидийца. Мать Джамны молилась Яхве, но она не успела приобщить дочь к своей вере, а отец, поклонявшийся Митре и покинувший белый свет позже, — успел... Но сердце Джамны перекачивало кровь, смешанную наполовину с кровью ветхозаветного народа, и, может быть, поэтому Джамна, став взрослой, легко и непринуждённо пришла к пониманию другого религиозного учения — арианства, избравшего, как и иудейство, единобожие...

Став арианкой, девушка также чувствовала себя хорошо, как и прежде, посещая храм Митры... Джамна до сих пор помнит этот храм, изящный, отделанный паросским мрамором, и жрецов, произносящих слова, обращённые к божеству. И эти слова были поистине замечательны, ибо менее туманные и таинственные, чем говорившиеся в других храмах, они, приспособленные также и к отдельному человеку и данным обстоятельствам, быстрее доходили до сердца... А когда, к тому же, говорил посвящённый в степень «бегунов солнца» с золотой короной на голове жрец Пентуэр, то народ валил валом в помещение храма Митры, чтобы его послушать. Да ещё этот жрец являлся и главным лекарем в Александрии, бесплатно раздающим больным беднякам лекарство.

Как врачеватель, Пентуэр не делал различий среди больных, но ему не нравилось это поистине вавилонское смешение народов не только в Александрии, но и других городах, подвластных Империи ромеев[18] и Риму, которое, по мнению посвящённого жреца, отрицательно влияло на древнюю цивилизацию.

А сейчас как на дрожжах уже восходит религия Иисуса Христа; и ей суждено, по предложению умного Пентуэра, завоевать сердца многих народов. Человечество должно было избрать в конце концов для себя единую веру, пропитанную высоконравственностью, ибо давно оно погрязло в алчности и разврате, словно в трясине, — и ещё век-другой, и эта болотная жижа поглотит его с головой...

Но уже строились христианские базилики, две такие воздвигнуты у ворот Канопа и Некрополя в Александрии, и, когда Пентуэру представилась возможность перевестись в Рим, где поспокойнее и где ещё чтут Митру в отличие от таких богинь, как Изида и Венера, он не раздумывая перевёлся туда.

Вот почему Джамна обрадовалась, когда узнала, что молодая Августа по настоянию матери должна поехать в Рим, — значит, ей, Джамне, бывшей поклоннице Митры, предстоит встреча с Пентуэром, которого она не только почитала, но и любила за чистосердечие и доброе отношение к ней, как к дочери... И к Ульпиану посвящённый жрец питал такие же отеческие чувства. Только помнит ли Антоний Пентуэра?.. И как жрец Митры отнесётся к Антонию в его новом качестве?..

Такие мысли сильно стали занимать Джамну, и она, не выдержав, снова нашла Ульпиана и поведала ему обо всём. Но не это сейчас беспокоило евнуха, да и какое дело ему, царскому помощнику, до стареющего жреца бога Митры, того бога, который тоже уходит из людского сознания в область забвения?..

Реакция Ульпиана огорчила служанку, но по прошествии некоторого времени он сам уже захотел встретиться с бывшей возлюбленной и долго расспрашивал о Пентуэре... Теперь же Джамне надлежало не огорчаться, а удивляться. У евнуха на счёт жрицы храма Митры в Риме появился, как говорится, свой интерес.