Потом он подошёл к двери и звякнул медным кольцом. Вскоре на крышу распорядительница привела чернобородого старика, от которого Клавдий узнал о смерти Гонории на Капри, где Хармид со своими детьми и зятем давал цирковые представления. Это он тогда помог Гонории, её слуге анту Радогасту и служанке Джамне добраться из Анконы в Рим.

   — Со смертью Аттилы у Гонории отняли надежду, и она увяла, как цветок осенью... — говорил Хармид.

   — Всю жизнь провести в темнице — это страшная кара богов... Только в чём она провинилась? — спросил мудреца Клавдий.

   — Может быть, это кара за деяния предков?

   — В таком случае она полностью искупила их вину, и теперь восседает, надеюсь, вместе с сыном моим на природе Элисиума в подземном мире, где эфир и поля облекаются пурпурным светом, а леса благоухают лавром, где своё солнце и свои звёзды, а на лугах пасутся белые кони.

   — Ты поместил, Клавдий, души родных тебе людей — сына и Августы — в те луга, поля и леса, которые изобразил Вергилий в своей бессмертной «Энеиде», отправив Энея в царство Аида... Но тот же Вергилий в своих эклогах предсказал рождение некоего младенца, который принесёт с собой на землю мир... Не пророчествовал ли Вергилий о рождении Христа?.. Тогда души твоего сына и Гонории должны будут восседать в небесном раю, а не в подземном Элисиуме...

   — Я язычник, Хармид... И предпочитаю для них Элисиум, туда я отправлюсь сам и там обитает душа моей жены, матери Евгения.

...16 марта 455 года, спустя полгода с того дня, как Аэция убил император, погиб он и сам от меча гота Оптилы, и уже на второй день императором Рима был провозглашён сенатор Петроний Максим.

Вдовствующий император вскоре захотел жениться тоже на вдовствующей Евдоксии, та оказала некоторое сопротивление, но всё-таки сделалась его женой.

Однажды Петроний Максим, зная, что Евдоксия не любила своего покойного мужа, признался, что это он подстроил убийство Валентиниана... Но Евдоксия не любила и Петрония Максима; она тайно отправляет к королю вандалов Гензериху гонца с письмом, в котором просит прийти ей на помощь и защитить от произвола тирана...

Звёздный час Гензериха настал!

Не дожидаясь своего союзника Рикиария — короля свевов, который в это время затеял тяжбу с вестготами, Гензерих в мае 455 года появился со своим флотом в устье Тибра и высадился в Остии. Рим не был готов к защите; Петроний Максим, переодевшись, бежал из дворца, но на улице его узнали и стали бросать в него камнями. Один камень попал в колено, император, который, узурпировав власть, сидел на троне два с половиной месяца, за что теперь и расплачивался, упал, но, превозмогая боль, поднялся и побежал, сильно хромая, к Тибру, надеясь найти там лодку.

Он оглянулся и увидел, что его догоняет, держа в одной руке щит, в другой меч, воин, в котором он с ужасом узнал бывшего начальника охраны Валентиниана III Урса, брата влиятельного при дворе человека Рицимера.

Урс лёгкими длинными прыжками настиг тяжёлого Петрония и вонзил ему остриё меча между лопаток; тот крякнул, как боров, и свалился на мостовую... Он был ещё жив. Но Урс не стаз добивать его. Тут же собравшаяся толпа разглядела в упавшем человеке ненавистного им императора-самозванца и загорланила:

— А ну, римляне, поволокли его к Тибру... Тем более тут недалече. Пусть кормит своим жирным телом на дне раков.

Раскачали, взявшись за руки и ноги, и бросили тяжело раненного Петрония Максима в древнюю, как сам Рим, реку...

Спустя три дня после гибели Петрония Максима на улицы Рима вступили вандалы. И настали дни жуткого разграбления «вечного города»... Вандалы грабили ровно две недели — столько было отпущено Гензерихом своим воинам для удовлетворения их низменных страстей... Да и сам король чувствовал себя так, что он наконец-то «добрался до Рима»...

Поначалу вандалы стучались в богатые дома патрициев. И когда им открывали двери, они врывались как бешеные и устраивали дикие вакханалии: во-первых, тащили из домов всё, что представляло какую-то ценность; затем выкатывали из подвалов во дворы бочки с вином; выволакивали женщин, и патрицианок, и их служанок, заставляли их нить, напивались сами и тут же во дворе до одури насиловали молодиц.

Надо сказать, что вандалы сразу уничтожили городской гарнизон, который почти и не сопротивлялся. Но теперь сами горожане начали оказывать вооружённое сопротивление.

В доме Клавдия Октавиана рядом с ларами стояла мраморная, чуть ли не во весь человеческий рост дева-охотница Диана. За её спиной на стене висели лук и топор с серебряной рукояткой. Когда ворвались в дом к бывшему гвардейцу вандалы, он смахнул со стены топор и раскроил череп одному бородатому воину, тот, пятясь, задел Диану и вместе с ней рухнул на мраморный пол. У Дианы отбилась голова и покатилась в сторону таблица хозяина, которого тут же закололи мечами, а распорядительнице, бросившейся на помощь господину, заломили руки и тут же, прямо на мраморном полу, стали насиловать... К ней, уже обессиленной, с блуждающим взглядом, закушенными от боли губами и почти потерявшей сознание, всё подходили и подходили вандалы, поднимая полу короткой одежды из волчьих шкур, доставали свои огромные предметы и в наказание за то, что женщина посмела прийти на помощь хозяину, снова и снова над ней надругивались; и это продолжалось до тех пор, пока она не умерла, изойдя кровью.

Затем ограбив всё дочиста и согнав остальных служанок и слуг за ворота, вандалы подожгли дом. Так для Октавиана-старшего и распорядительницы, ставшей ему в последнее время почти женой, дом их и стал общей гробницей...

Хотя вандалы Гензериха особо не разрушали здания, но огонь бушевал повсюду. С храма Юпитера Капитолийского король приказал содрать половину крыши. Это была замечательная и великолепная крыша из лучшей меди и вся густо вызолоченная. Также в императорском дворце Гензерих не оставил ни меди, ни какого-либо другого металла... И, нагрузив свои корабли золотом, серебром и драгоценными вещами из императорского имущества и имущества патрициев, король с сыновьями вернулся в Карфаген.

Вандалы пригнали с собой в Африку тысячи римлян, обратив их в рабов, увезли с собой также императрицу Евдоксию, двух её дочерей и Гауденция, младшего сына полководца Аэция. Одну из дочерей, носившую имя матери, затем отдали в жёны Гунериху.

Гунерих её не любил — в сердце он всю жизнь хранил образ Рустицианы; Гунерих не только относился к римской принцессе невнимательно, но и грубо. Евдоксии удалось через шестнадцать лет убежать от него в Иерусалим, как в своё время убежала от своего мужа, византийского василевса, её бабушка Афинаида-Евдокия; там Евдоксия-младшая и окончила свои дни...

За сорок пять лет, которые прошли со времени вторжения Алариха в Рим, его население к 455 году убавилось на сто пятьдесят тысяч, если не больше. Многие древние роды исчезли совсем, другие находились в бедственном положении и гибли, как гибли многие языческие храмы. Дворцы опустели, в базилики народ ходил с неохотой — он просил помощи от Бога, но не получал.

Люди двигались как привидения, всюду было мертво. Если раньше Рим, застроенный храмами, дворцами, аркадами, вызывал восхищение, то теперь он представлял картину торжественного развала...

Майориан, при поддержке варвара Рицимера ставший новым императором, попытался было защитить Рим от... самих же римлян, так как они бездумно стали использовать существующие здания как каменоломни для добывания строительного материала, и издал грозный эдикт. Однако никакие эдикты нового императора не могли остановить стремительной» развала античного Рима, тем более что подлинным хозяином его являлся Рицимер, которому вскоре слишком энергичный Майориан стал надоедать.

Возможно, что Рицимер вступил в тайный сговор с вандалами: когда Майориан двинул флот к берегам Африки, чтобы отомстить Гензериху за разграбление Рима, римский император потерпел поражение и был обезглавлен.

Но это уже другая история.