Загорелое и обветренное лицо француза засияло.

– Не смею винить вас в излишнем скептицизме, месье Остин, – «Моран-Солнье» и впрямь выглядит так, будто его собрал какой-то школьник в подвале своего дома. Его длина составляет всего двадцать два фута, а размах крыльев не превышает двадцати семи. Однако не стоит забывать, что в свое время этот крохотный москит был самым грозным оружием в небе. Он был самым быстрым – более ста миль в час – и обладал удивительной маневренностью. В руках умелого и опытного пилота это действительно была самая эффективная машина для поражения противника.

Остин подошел к самолету и провел рукой по фюзеляжу:

– Больше всего меня удивили этот конусообразный обтекаемый фюзеляж и конструкция крыла. Когда речь заходила о Первой мировой, я обычно представлял себе неуклюжие тупорылые коробки с двойными крыльями.

– И правильно делали, месье Остин. Большинство тогдашних аэропланов действительно имели спаренные двойные крылья, но французы далеко опередили другие страны в разработке монопланов. Эта модель была лучшей по аэродинамике за весь период войны. Ее главное преимущество перед бипланами состояло в том, что такая машина могла гораздо быстрее набирать высоту, хотя этот недостаток был скоро устранен на самолетах типа «Сопвич» и «Ньюпорт».

– Ваш «иммельман» был исполнен превосходно.

– Merci. – Гроссе грациозно поклонился. – Порой все не так просто, как кажется на первый взгляд. Этот крохотный самолет весит менее тысячи фунтов с полной нагрузкой, но при этом оснащен мотором мощностью 116 лошадиных сил. Требуется немалое умение, чтобы управлять такой машиной в воздухе и держать ее под контролем. – Он весело улыбнулся. – Один пилот как-то сказал, что самая большая опасность в этом типе самолетов заключается не в том, чтобы успешно вести бой, а в том, чтобы благополучно сесть на землю. Вы, вероятно, заметили, что я садился на огромной скорости.

Остин энергично закивал.

– Да, месье Гроссе, вы еще мягко выразились. У меня было такое чувство, что вы сейчас проделаете огромную дыру в этом летном поле.

– И я был бы далеко не первым в этом деле, – заверил Гроссе, не переставая сиять. – Хотя моя задача была не такой сложной, как у старых пилотов военной поры. Вы только представьте себе, что такой самолет садится с продырявленными крыльями и оборванным покрытием на фюзеляже! А ведь многие пилоты получали ранения и теряли сознание от потери крови… Вот в этом-то и заключалась самая большая опасность.

Остин заметил нотки ностальгии в голосе Гроссе. Тонкие черты лица и аккуратно подстриженные усики напомнили ему о тех славных французских летчиках, которые кружили над немецкими траншеями и бомбили их со своих почти не защищенных аэропланов. Остин позвонил Гроссе – директору авиационного музея – по совету Йена Макдугала и попросил того показать некоторые снимки старых аэропланов. Гроссе ответил, что постарается сделать все возможное, и сдержал слово. Узнав, зачем Остину понадобились снимки старых самолетов, он попросил переслать ему снимки разбитого самолета и вскоре дал ответ.

– Ваш самолет состоит из множества обломков, – сказал он, – но я согласен с месье Йеном, – это аэроплан фирмы «Моран-Солнье» серии N времен Первой мировой войны.

– Боюсь, что мои познания в области старой авиации настолько слабы, что я просто не могу представить себе, как они летали, – ответил Остин. – Вы не могли бы рассказать мне о них более подробно?

– И не только рассказать, – обрадовался Гроссе. – Я могу даже продемонстрировать вам один из них. В нашем музее как раз есть такой самолет серии N.

Рано утром того дня Остин, едва успев зарегистрироваться в одном из парижских отелей, сел на скорый поезд и помчался в музей, причем добрался туда быстрее, чем если бы летел на каком-нибудь самолете из музея Гроссе. Музей был расположен в ангарном комплексе на краю летного поля, примерно в пятидесяти милях к югу от Парижа.

После столь успешной демонстрации летных качеств самолета Гроссе пригласил Остина к себе в офис на бокал вина. Офис был устроен в дальнем углу ангара, который до отказа был забит старыми винтовыми машинами. Миновав длинный ряд самолетов – там были и «корсар», и «фоккер», – мужчины вошли в небольшую комнату, стены которой были увешаны фотографиями всевозможных летательных аппаратов.

Гроссе налил два стакана бордо и предложил тост за братьев Райт. Остин добавил, что надо выпить и за Альбер-то Сантоса-Дюмона – великого бразильского пилота, который долгие годы прожил во Франции. На большом деревянном столе были разложены цифровые фотографии, присланные Остином по электронной почте. Остин взял одну из них, посмотрел на обломки обнаруженного им на дне озера аэроплана, а потом с удивлением покачал головой.

– До сих пор не могу понять, как вам удалось идентифицировать аэроплан по такой куче обломков.

Гроссе отложил в сторону стакан и стал перебирать снимки, пока не остановился на одном из них.

– Поначалу я не был уверен, – задумчиво сказал он. – Конечно, у меня были какие-то мысли… Я узнал пулемет Гочкиса, но такие были установлены на многих аэропланах начала прошлого века. Потом я обратил внимание на остроконечный нос самолета, и это стало для меня главным ключом к разгадке. Вскоре я обнаружил еще одну интересную вещь. – Он протянул Остину через стол фото, а потом подсунул увеличительное стекло. – Посмотрите внимательно вот на это.

Остин пристально посмотрел сквозь лупу на круглую деревянную форму:

– Похоже на часть пропеллера.

– Так и есть. Но это не обычный пропеллер, которые тогда устанавливались на самолетах. В начале 1914 года Раймон Солнье изобрел устройство, которое позволяло вести стрельбу из пулемета системы Гочкиса, установленного в носовой части самолета. Иначе говоря, он синхронизировал стрельбу и движение пропеллера так, что пули могли свободно пролетать сквозь вращающиеся с огромной скоростью лопасти. Правда, скорость стрельбы была не самой высокой, но он снабдил лопасти стальными отражателями, и это повысило эффективность стрельбы.

– Да, я слышал об этом, – сказал Остин. – Изящное решение довольно сложной технической проблемы.

– После серии первых испытаний некоторые летчики погибли от пуль, рикошетом отлетавших от стальных лопастей, и об этой идее до поры до времени забыли. А потом началась война, и снова возникла потребность в эффективной военной технике, способной поражать врага. Французский ас по имени Ролан Гарро встретился с Солнье, и они снова вернулись к идее стальных дефлекторов. Ролан Гарро совершил несколько удачных полетов, нанес противнику значительный ущерб, а потом его самолет был сбит над германскими позициями, и через некоторое время немцы стали выпускать «фоккеры», оснащенные механизмом синхронизации.

Остин взял другую фотографию и показал пальцем на небольшой прямоугольник на месте кабины:

– А что вы можете сказать по поводу этого предмета? Похоже на какую-то металлическую пластину.

– У вас острый взгляд. – Гроссе улыбнулся. – Это шифр завода-изготовителя. – Он передал Остину другую фотографию. – Я увеличил эту пластину на компьютере. Конечно, буквы и цифры несколько расплывчаты, но мне все же удалось прочитать их. А потом я сопоставил их с теми данными, которые имеются в музейном архиве.

Остин поднял голову и посмотрел на собеседника:

– Вам удалось выяснить имя владельца?

Гроссе кивнул:

– Всего было выпущено сорок девять самолетов этой серии. Убедившись в успехе Ролана Гарро, многие другие французские пилоты стали заказывать себе такие же самолеты и использовать их не менее эффективно. Несколько машин закупили даже англичане, которые называли их «пуля». И русские приобрели несколько машин. Везде эти машины доказали свою надежность, хотя многие летчики жаловались на проблемы с посадкой и слишком большую чувствительность в управлении. Вы говорите, что нашли эти обломки в Альпах?

– Да, на дне ледникового озера, что неподалеку от Спящего Человека.