— Ну что ты переживаешь, — успокаивал его друг-инженер и в шутку добавил:

— Да ты сам знаешь больше академика…

Сказал и подумал: «А ведь в этом есть доля правды…» Встает в памяти один разговор с женой Гагарина — Валей. Перебирая учебники Юрия на этажерке, она говорила:

— Все учится и учится — всю жизнь. И все-таки считает, что знает мало. Сейчас думает, куда бы ему еще поступить… В академию, что ли…

А позже, уже на космодроме, был такой случай. Утром после завтрака космонавты, как всегда, направились к автобусу, чтобы ехать на стартовую площадку. Юрия и его друга не было. Ждали пять минут.

— Что случилось? — заволновался руководитель.

Вскоре вышли трое.

— Сознавайся, кто меня медиком сделал? — смеялся Юрий, поднимаясь в автобус. — Ты мне змейки привинтил? — в шутку напустился он на товарища и стал рассказывать:

— Представляете, одеваю шинель, смотрю — в петлицах вместо крыльев змейки!

— Это тебе пожелание на будущее, — сказал сидевший рядом доктор медицинских наук Владимир Иванович. Теперь эти змейки носят только люди с высшим медицинским образованием, вот тебе друзья и пожелали…

Но вернемся в зал, где Юрий продолжает отвечать:

— Если масса ракеты при полностью израсходованном топливе будет равна М, — рассуждает Юрий, — а наибольшая скорость V_max, то из формулы Циолковского следует, что

Если отношение начального веса ракеты к весу в конце горения равно 10 и если относительная скорость отбрасываемых частиц равна 3000 метров в секунду, то максимальная скорость ракеты будет равна:

От простейших трех законов механики, которые он узнал уже в седьмом классе, до вычисления скорости движения ракеты — вот ответ его на государственном экзамене космонавтов. А дальше он рассказывает о Мещерском. Мещерский — это уже «интеграл».

О нем он узнал здесь, готовясь стать космонавтом, И опять вопросы, вопросы, вопросы… Каждый из, членов комиссии лично участвовал в подготовке космонавтов, в подготовке первого полета человека в космос. Каждому из этих людей очень важно, как пройдет этот первый полет. Вот почему так строга комиссия, так «любопытна» и «вредна».

— Какие три важных соединения вы должны будете сделать сразу после посадки в кабину и следить за ними? — спрашивает один из членов комиссии и получает полный ответ.

— Какие есть на корабле средства защиты от излучений? — задает вопрос врач.

— Когда, в какой момент включается тормозная двигательная установка? — интересуется один из конструкторов. — И что вы думаете о последнем участке движения ракеты?

— Вот я тут вычислял… — нерешительно сказал Юрий. — Не знаю, что у меня получилось… Но мне кажется, что здесь должно быть вот так…

И он продолжал писать формулы.

Ведущий конструктор корабля переглядывается с соседом.

В коридоре все по очереди пожимали Юрию руку.

Много экзаменов за свою жизнь сдавал Юрий — в школе, в ремесленном, в техникуме, в авиации. Если все сосчитать, наберется чуть ли не сотня. Но это был особый экзамен — экзамен на первый полет в космос. Тогда он этого еще не знал, но так получилось… Само название этого экзамена говорит за себя — государственный. Принимало его от Юрия Гагарина государство. И вынесло оценку «5+».

— Учтите, пять с плюсом — это аванс, — сказал тогда председатель комиссии. — Настоящий экзамен там, — он поднял указательный палец вверх.

Аванс был выдан не зря.

НЕЗАДОЛГО до старта мы сидели с Юрием в гостинице на космодроме и долго обо всем говорили. В соседней комнате космонавты собирались играть в бильярд, тихо потрескивал приемник, в стеклянную дверь видно было, как мимо ходят люди. Но скоро я обо всем этом позабыла — разговор был очень интересным.

— Кто тебе много в жизни дал? — спросила я Юрия. — Ведь у каждого есть люди, которые оставили в жизни след. Есть и у тебя такие. Расскажи мне о них, — попросила я Юрия.

Он стал машинально перебирать страницы книги и не сразу заговорил:

— Много встречалось в жизни хороших людей. Разве обо всех расскажешь…

— Знаешь, Юр, есть какие-то в жизни вехи, поворотные пункты, что ли… Вот тут какой-то очень хороший, сильный человек и оставляет тебе, как зарубку, след на всю жизнь…

— Был такой у меня человек. Еще в детстве, в школе. Учительница была по литературе, Ольга Степановна Раевская. До сих пор вспоминаю с благодарностью. Сразу после войны это было. Собрались в школу мы, ребятишки, у которых и детства-то не было… А она — как мать нам. На Московской улице в Гжатске жила.

Как сейчас помню этот дом. Большой души она человек, Ольга Степановна. Вот у кого я учился человечности… Подожди секунду — я проверю время, — попросил Юрий.

Он включил приемник и поймал знакомое мерное цоканье. Юрий внимательно смотрит на часы и стучит в стенку:

— Сколько?

— Точно! — отвечает ему оттуда Космонавт Два. Вот уже несколько дней каждый час космонавты сверяют время. Здесь, на космодроме, им выдали штурманские часы, изготовленные по специальному заказу. Часы сделаны отлично. Но в космос надо взять самые точные.

— В ремесленном, когда в Люберцах учился, был там у нас один преподаватель, — продолжил Юрий, выключив приемник, — инженер Изотов… Старый инженер… Большой специалист был. Но не в этом дело. На уроках он учил нас понимать металл, делать из него вещь. Мы были мальчишки, и, чего греха таить, нам поскорей бы кончился урок и — на речку, на спортивную площадку!.. Но странное дело: с уроков Изотова никто не спешил. Звонок — а мы, как цыплята, сидим вокруг него и слушаем. Он поднимается, а мы провожаем его толпой. Тут рассказывает он нам о другом металле… Изотов — старый большевик-подпольщик. Было ему что рассказать. Крепкой закалки этот человек. У него отец был революционер. Может быть, с Лениным начинал революцию делать. Очень любили мы Изотова. Провожаем его и, раскрыв рты, слушаем одну историю интересней другой, про подпольщиков. Вот когда я, наверное, впервые нутром почувствовал, что такое большевики, как трудно им было в подполье, сколько они вынесли лишений, невзгод и все-таки выстояли. И если бы не они — кто знает, стояла ли бы сейчас на старте эта ракета. Скажешь — громкие слова? Нет. Помнишь, ты спрашивала, почему мы впереди американцев в освоении космоса? Из-за топлива? Топливо — да, конечно. Но кроме топлива кое-что есть посильней. Наверное, это все то, о чем рассказывал нам Изотов. Жизнь наша. Вот что решает.

— А как человек Изотов, как он? — спрашиваю Юрия.

— Что это был за человек?.. — раздумывает Юрий, — Он чистый был человек: вот смотри на свет — и пятнышка не увидишь. Всю жизнь его себе за образец ставлю. Принципы жизни взял у него.

Юрий снова посмотрел на часы:

— Не прозевать бы проверку.

Потом вдруг, будто вспомнил что-то очень важное, лицо его оживилось, он обнадеживающе заулыбался:

— Хочешь, я расскажу тебе об одном интереснейшем человеке? Вот уж о ком стоит рассказать! Если когда-нибудь мне случится совершить хоть маленький подвиг в жизни, то я всем скажу, что подвигу я учился у него. У Сергея Ивановича Сафронова — у командира моего звена. Как-то он мне показывал, что такое вираж, и между прочим рассказал историю.

Было это в бою под Сталинградом. Пошли в атаку пара самолетов — Сафронов и его друг. Немецких было четыре. Дерзко дрались наши двое, каждому из четверки всыпали очередь. «Одолеем!» — подумал уже тогда Сергей Иванович и тут увидел, что друг его горит. Падает и горит… Пошел с ним на связь, кричит: «Пятый! Пятый! Пятый!» А «Пятый» молчит. Один! И четверо. Быстро пошел на вираж. (На вираже очень трудно поймать цель.) Ходил, ходил. Немцы тоже не дураки — давай «ножницами»… И уж тут кто — кого. У Сафронова уже мотор на пределе — гудит, ревет как бешеный, все окаменело, а выйти из виража нельзя — тут же собьют. Чувствует, что не может больше: сейчас остановится двигатель или руки сами отпустят штурвал. Решил обхитрить немцев — перейти на другой вираж. Выбрал момент и только чуть выровнял машину — чувствует, как прошила очередь. Двигатель вспыхнул. Самолет падал. Сафронов горит, падает, но следит за немцами. Уходят… Сделали свое дело… «Все, конец, — подумал тогда Сергей Иванович. — Горю, как свечка». И тут неожиданно пламя погасло. Видно, потоком воздуха очень просто сбило с мотора. Сафронов опомнился. Схватился за штурвал. Земля уже близко. Набегает на него черной глыбой! Все было в секунду: дорога, телеграфный столб, дал ногу и врубил крыло прямо в столб.