— Сейчас увидишь. — Он усмехнулся и снял свитер. Майка оставляла открытой руки, и они были ужасны. Все в белых уродливых шрамах, вдоль и поперек.

— Сам что ли резал? — не понял Васильич.

— Ну что я, дурак что ли? — даже обиделся Стриж. — Было дело, еле отбился. Но руки они мне попортили.

Хуже было вот это.

Он задрал майку и показал маленький шрам, скорее точку напротив сердца.

— Отверткой. Хорошо, перехватил руку, а то точно бы припороли.

— Как ты все-таки смог выдержать, а? С твоим-то характером.

— Цель была, — снова повторил Стриж и склонился над сумкой.

Завязывая на запястьях старые, изрядно побитые перчатки, Васильич заметил:

— А ты, я вижу, форму держишь. Все те же шестесят три с половиной?

— Полкило лишнего.

— Ничего, сейчас сбросишь.

Он еще раз оглядел Стрижа. При относительно небольшом росте у того были длинные руки, кулаки висели где-то ниже колен. Талию можно обхватить двумя ладонями, зато торс и плечи круто расходились вверх и поражали красотой мышц атлетической лепки. Покатые плечи, мощные бицепсы. Даже из-под майки было видно, как выпирают мышцы брюшного пресса.

— Ну что, тебе лучшего или послабее?

— Обижаешь!

Соперником Стрижу Васильич выбрал Илью Шикунова, молодого черноглазого парня, кандидата в мастера спорта. В роли рефери на ринг вышел сам тренер.

Бой начался осторожно, с разведки. Илья был заметно выше Стрижа, стройный, поджарый, но такой же легкий и подвижный. Оба словно порхали по рингу, пробовали атаки с дальних и средних дистанций, лишь изредка срываясь на ближний бой. Шло красивое зрелище: оба были больше техники, чем силовики. Несмотря на обилие ударов, лишь считанные из них дошли до цели, остальные завязли в перчатках или ушли в воздух.

В перерыве Васильич, обмахивая полотенцем Стрижа, все приглядывался к нему. И он увидел то, что хотел, — огонек азарта, тот, что горел у прежнего Стрижа. Его не было, когда Анатолий вошел в зал, и только сейчас Васильич до конца убедился, что Стриж все тот же. Десять страшных лет не убили в нем пацана, боксера, а значит, и в остальном он остался прежним, каким любил его старый тренер.

Во втором раунде боксеры сразу взвинтили темп. Илья пытался из возраста, из молодости выжать как можно больше. Он юлой крутился вокруг Стрижа и бил, бил одиночными ударами и целыми сериями. Но Стриж, сделав шаг, другой назад или в сторону, уходил, уклонялся, ставил под удар перчатки и всегда успевал нанести удар-другой вдогонку, когда Илья уже выходил из атаки. "Опыта у Стрижа побольше, — думал Васильич. — Стратег! Как он дал ему атаковать. Сам ведь на месте стоит, сил меньше тратит. А по ударам почти равенство получается. В третьем Илья сдохнет, зарвался пацан".

Все произошло именно так, как предполагал мудрый тренер. В третьем раунде Илья, что называется, «встал». И вот тут шансы у него оказались явно невелики. Длинные руки Анатолия неумолимо, как шатуны хорошего дизеля, били и били со средней и ближней дистанции. Если раньше Илья уходил, то теперь, отяжелев, уже пропускал почти половину ударов Стрижа. Тот брал еще своей неумолимой логикой, пониманием боя. Как хороший шахматист знает, что будет через несколько ходов, так и Стриж читал бой на несколько ударов вперед. Бил левой прямой в голову, а правой — уже в незащищенный корпус. И снова левой в голову, но уже боковым. И удары у него оказались потяжелее, чем у Ильи. Не будь на том защитного шлема, давно бы оказался в нокдауне, а то и в нокауте. На последних секундах Илья оживился, попробовал пойти в атаку. Анатолий уклонился, Илья проскочил мимо, и Стриж вдогонку добавил ему по затылку открытой перчаткой. Шикунов полетел ласточкой, плашмя приземлился на живот. В ту же секунду грохнул гонг.

— Ты чего это открытой перчаткой, сдурел что ли? — грозно обратился к Стрижу Васильич, помогая Илье подняться с пола.

— Прости, Васильич! — с трудом улыбнулся Стриж, сквозь тяжелое дыхание медленно выговаривая слова. —

Набрался у этих блатных разного мусора. Но в драках хорошо помогает. — Он повернулся к Илье. — Прости и ты, брат, не хотел, машинально выскочило. Ради бога, не обижайся.

И было в его словах и глазах что-то такое искреннее, живое, от души, что дрогнуло сердце Ильи, прошла обида. В этом и состоял редкий талант Стрижа. Он не любил громких фраз и не произносил красивых слов. Но его боялись враги и любили друзья, ибо всегда с ними он был добр и внимателен и шел за них до конца.

После душа сидели вдвоем в маленьком кабинете Васильича, пили с печеньем душистый чай на травах и говорили о многом.

— Значит, Мурай хорошо живет?

— Да. Он сейчас большая величина в городе. — Васильич говорил как бы нехотя, морщась. — Зажал всех в кулаке, разбогател, с властями на ты. В мэрию дверь пинком открывает. Дом себе отгрохал двухэтажный, белый «мерседес» купил, личный шофер его возит.

— И чем же он живет?

— Торгашей трясет, марафет и браконьерство.

— Браконьерство? — удивился Стриж. — Он же вроде и удочки-то никогда в руках не держал.

— А зачем ему это? На него целая флотилия работает. Сетями Волгу перегораживают. Ячея мелкая, берут только осетровых, на икру. Сейчас как раз нерест, каждый день к берегу такие подарки прибивает!

— А рыбнадзор?

Васильич горестно усмехнулся.

— Кого приручили, кого проучили. В прошлом году двоих инспекторов похоронили. Браконьерам сейчас раздолье, катера Мурая их прикрывают, а там — целый арсенал. Прошлой осенью большой катер рыбнадзора чуть не потопили. Бабахнули по нему из гранатомета, а потом давай из пулемета садить. Тем, чтобы не утонуть, пришлось на мель выброситься. До сих пор в ремонте стоит.

— Обнаглели!

— Еще как! Года два, и у нас совсем осетровых не останется.

— Про Гошку плохие слухи ходят, правда что ли?

— Говорят, — нехотя признался Васильич. — Но точно не знаю, он уже года два как не приезжал.

Игорь был на год старше Стрижа, друг детства. Вместе пришли в этот зал, бок о бок тренировались девять лет, были не разлей вода. Судьба нелепо развела их в разные стороны. Когда Игорь первый раз стал чемпионом Европы, Стриж смотрел его финальный поединок вечером по телевизору. А утром снова налег на лопату и мастерок. Какому дураку пришло в голову послать кандидата в мастера спорта в стройбат, неизвестно. Бился Стриж в этой клетке два года, но даже в спортроту не смог попасть. Словно стена встала на его пути. А как хорошо все начиналось! В семнадцать лет уже кандидат в мастера, два выигранных взрослых турнира и место в юношеской сборной России. И тут этот нелепый призыв. Он всего лишь на час отстал от своей призывной команды — пятерых спортсменов увезли в областной центр, а он опоздал, и, как оказалось, — навсегда. Не было уже полных залов, наград, сборов перед соревнованиями. Рок. Злая судьба наносила и наносила удары. Игорь завоевывал медали и кубки, стал чемпионом мира. Уже в зоне Стриж увидел, как старого друга провожали из большого спорта, и слезы стояли у него в глазах. Он мог быть там, он должен был быть там, рядом, на ринге, а вместо этого… Сейчас про Игоря упорно шел слух, что он связался с рэкетирами, что стал чуть ли не самым главным у них там, в области. Точно пока в родном городе не знал никто.

На стене висело несколько фотографий, Стриж поднялся с места, подошел посмотреть. Это были снимки наборов разных лет. Он переходил от одной фотографии к другой, и вот, как удар, его год. Все они здесь — Васильич, Игорь, Стриж, Ванька Кротов, Леха Цапаев — Цыпа. И с краю, выше всех — Мурай.

Этот человек сломал его жизнь. На фотографии он еще тот, десятилетний. Худой, как глист, кадык выпирает на тонкой шее, но голова уже высокомерно вздернута вверх. С годами он приобрел мощь и силу. При росте сто восемьдесят пять имел сто килограммов веса, в котором не было лишнего жира. Ему не хватало реакции, он не любил оттачивать технику, но бил, как кувалдой, и если попадал даже в лоб, побеждал чистым нокаутом. При этом Мурай всегда проигрывал в спаррингах Стрижу. Зрелище наблюдалось забавное: мощный, на голову выше ростом, он махал кулаками, как мельница, а юркий, быстрый Стриж порхал рядом как бабочка, но, разрывая дистанцию, жалил, как пчела, и так же легко уходил.