— Эх, Славик, скоро моя мама тебе на День рождения такой подарок сделает…

Слава вздрогнул. От тещи он давно не ожидал ничего хорошего. Он отодвинул тарелку с пересоленным супом, неожиданно нахлынули воспоминания.

С Танюхой они учились в параллельных классах. Потом она в Михайловку, в колледж поступила, а он в Урюпинское училище. Через три года встретились на местном пляже, Слава ее и не узнал: девка похорошела, голубые глаза, русая коса до пояса… Его будто молнией тогда ударило. Целый месяц бегал за ней, как привязанный: в кино ходили, на дискотеку. Однажды парня в сторону отвела ее мама, Зоя Андреевна:

«Парень ты, конечно, хороший, но не пара ты нашей Татьяне ¬— не ходи к ней, сынок…»

Вскоре его забрали в армию, Татьяна даже на проводы не пришла. Хотя письма изредка писала. Потом друзья рассказывали, к ней ездил армянин Ашот, из Зареченска, на новой спортивной «Ауди». Мама Зоя была в восторге от молодого, обходительного и вежливого человека.

«Слова от него грубого не услышишь, мамой меня называет», — хвастала тетя Зоя соседкам.

Но гром раздался среди ясного неба. Как-то приехала в гости сестра Елизавета, из Зареченска, оказалась, что она жила в одном дворе, с красавцем-армянином. Ашот Погасян, как оказалось, был давно женатым, и счастливым отцом двоих маленьких детишек… В тот вечер «Ауди» Ашота, набрала невероятную скорость по проселочной дороге, убегая от разъяренной тети Зои. Очевидцы видели даже торчащий сзади, в двери багажника, топор, загнанный по самое деревянное топорище. Казачка Зоя была крута на расправу. После этого случая она махнула рукой, и сказала, что выдаст дочь — за последнего деревенского алкаша. Но вскоре из армии вернулся Слава, и через полгода они с Татьяной поженились. На свадьбе теща крепко обнимала зятя, и называла его «первый парень на деревне»

Вспомнился Славе и еще один случай, который произошел лет восемь назад. Он тогда уволился с завода, устроился в местный Лесхоз, на заготовку дров. Вскоре, мужики выбрали его бригадиром. Однажды, решили они «подшабашить», прихватили заброшенную делянку, быстро попилили, и сдали «налево» десять тракторных прицепов дров. В выходные он собирался с женой в город за покупками. Слава уже одел новую куртку, когда к дому подъехал «Уаз», оттуда вышел лесник Васильевич, пожилой участковый Голубев и теща Зоя Андреевна.

— Слава, вы что, охренели, — завелся Васильевич, — на той заимке — редкая порода дуба росла, а вы, скоты, все попилили. Как я теперь отчитываться перед «Природоохраной» буду?

— В понедельник, со всей со своей бандой — напишите объяснительные, а то дело в район передам, — пожилой участковый Голубев сурово насупил брови.

Слава посмотрел на Зою Андреевну, как будто ища в ней поддержку. Но теща была сурова и холодна, как снежная королева:

— Все деньги за продажу древесины — сдадите в Лесхозовскую бухгалтерию, под расписку. А не то, милый зятек, поедешь дрова валить далеко, в тайгу…

И вся троица, хлопнув дверьми «Уаза» укатила, подняв столб придорожной пыли.

— Сла-ав, — вышла из дома жена, — а чего они приезжали-то?

— Да так, по работе.

— Так мы едем за новым теликом или нет?

— Или нет. К маме твоей будем ходить телик смотреть… — Слава махнул рукой, и пошел в дом переодеваться.

За последние годы теща немного осунулась, похудела, только голос у нее был такой же властный, с металлическими нотками. А характер стал более черствый, тяжелый. Слава больше не ждал от нее ничего хорошего.

— Ты куда собрался на ночь глядя? — Татьяна с удивлением смотрела на мужа, копающегося в старом шкафу, в веранде.

— Тань, ты не видела мои кожаные перчатки?

— Слава, ты что, банк собрался грабить?

— Да на рыбалку с Витьком собрались, сеточки поставить. Да заодно с бредишком на раков забрести, а они знаешь, как клешнями руки режут…

— Тебе что, со своим дружком малахольным, дня что ли мало?

— Татьяна, не шуми, днем сейчас «Рыбнадзор» гоняет. Еще штрафов нам не хватало, для полного счастья…

Он наконец нашел перчатки, и быстро положил их в карманы джинсов, достал сотовый и посмотрел на часы: 22:55.

Дом тещи, большой, деревянный, с красивыми резными ставнями, стоял возле заброшенного клуба. Друзья встретились в условленном месте, и молча, пошли вдоль забора к дому. Из-за угла клуба тихо вышел человек, стараясь не попадаться на глаза, он пошел за ними, стараясь держаться в темноте. Во дворе тявкнула собака.

«Тише, Тузик, свои…» — Слава подошел, погладил пса, затем снял с него ошейник:

«Давай, побегай…»

Радостная дворняга выбежала за калитку, в сторону соседского сада.

Они быстро выкрутили проушины, державшие старый амбарный замок, и проникли в дом.

— Деньги она в подвале держит, — прошептал Слава, — я сколько раз видел, как с базара придет — сразу в подвал.

Друзья откинули тяжелый люк, и спустились вниз, по деревянной лестнице, одновременно включив маленькие фонарики.

— Ну и хлама здесь… — удивился Витя.

— Давай, пройдем по шкафам и стеллажам, ты слева, я справа…

Витя прошел, проверяя шкафы, забитые всяким старьем: старыми газетами и журналами, посудой и тряпьем, и вдруг заметил за нишей, под стеллажами с закруткой, большой железный ящик. Он аккуратно выдвинул его, и приоткрыл крышку: прямо на него из глубины ящика смотрел пустыми глазницами череп. Сердце быстро запрыгало в груди, Витя бросился прочь, и наступил ногой на крысиный капкан, который тут же захлопнулся. Ногу сжало, будто в тисках, он истошно заорал, и кинулся прочь, к выходу из проклятого подвала, но на ходу головой врезался в стеллаж со стеклянными колбами и пустыми банками, и упал прямо в него, проваливаясь головой в нишу… А с верхних полок, как серебряный град, продолжали падать и биться пустые колбы, Витя закрыл голову руками и застонал.

Слава, услышав крики друга, бросился к нему на помощь, но запутался в свернутых на полу физкультурных матах, сверху на него упала волейбольная сетка, и опутала всего с ног до головы. Фонарик упал на пол. Слава скользил в темноте, пытаясь выпутаться, как бабочка в паутине, пока не ударился спиной о какой-то шкаф. Прямо на голову ему свалилось что-то очень тяжелое. Перед глазами запрыгали искры и тысячи радужных шаров, а потом он провалился в темноту, склонив голову на бетонный пол. Рядом с ним лежала большая гипсовая голова Ильича, смотревшая на него с хитрым прищуром.

В это время на лестнице, опускавшейся в подвал показались ноги, в начищенных до блеска туфлях, и в милицейских брюках. Человек медленно спустился, накинул на Витю брезентовый полог, и пристегнул его руку пластиковыми наручниками за арматуру, торчащую из бетонной опоры. Затем он подошел к Славе, ощупал его пульс, и также приковал его к забетонированной трубе-стойке. Осмотревшись, человек медленно вылез из повала, закрыл люк, вставил в проушины висячий замок, а ключ положил на стол. Отряхнувшись, он медленно вышел из дома.

3

Славе снился сон, будто он спал на ромашковом летнем лугу, ветер трепал его волосы, а жена Татьяна лежала рядом, и целовала его, но только как-то странно, как будто она пыталась вдуть в него воздух. Слава открыл глаза, и увидел, как над ним склонился Витя, и прильнул сухими потрескавшимися губами к нему.

— Уйди, придурок! — Слава быстро оттолкнул друга.

— Блин… хорошо ты очнулся, я уже искусственное дыхание хотел делать.

Слава попытался встать. Голову сковало, будто железным обручем, он потрогал рукой, волосы слиплись от крови, а прямо на макушке выросла огромная шишка, будто рог. Правая рука была пристегнута наручником к трубе.

— Отстегни меня, проклятый извращенец!

— Не ори, кто-то и меня пристегнул, — Витя показал в руке разрезанные пластиковые наручники. Слава только сейчас заметил, что волосы и лицо у друга также были в крови.

— Я осколком стекла разрезал наручники, — он быстро вытащил осколок и разрезал наручники, держащие Славину руку. — Здесь, в подвале, кто-то третий. Нужно побыстрее выбираться отсюда….

Он приподнял друга, и указал пальцем на железный ящик:

— А в ящике скелет лежит, не иначе бывший муж старой ведьмы.

— Дурак ты Витя, это скелет из кабинета биологии.

Виктор облегченно вздохнул.

— Все равно, нужно быстрее линять отсюда…

Но люк погреба был закрыт снаружи. Витя застонал от досады. Слава присел на бетонный пол и обхватил руками лицо. Ему было больно, страшно, и стыдно. Как тогда, когда он в шесть лет потерял портки на реке, и возвращался в хутор без штанов… Слава громко всхлипнул.

Зое Андреевне не спалось в душной городской квартире сестры Елизаветы.

Она тихо встала, и пошла на балкон.

— Зойка, ты чего так рано, пять часов только…

— Это вы, городские, привыкли пузо греть до обеда. А у нас надо буренку подоить, курочкам дать.

— Курочкам дать,¬— передразнила Елизавета, — лучше бы ты в молодости мужу чаще давала, может и не сбежал бы он с той училкой…

Зоя Андреевна заскрежетала зубами.

— Зойка, ты наверное, из-за покупки переживаешь? Все нормально будет.

Васька к девяти часам придет, вместе с ним и сходите в автосалон.

Елизавета Макаровна медленно поднялась, такая же плотная, сбитая (одна порода):

— А пока пойдем, сестра, чай пить, расскажешь мне о деревенском житье-бытье…

…Неожиданно люк погреба приоткрылся. Сверху забрезжил солнечный свет, и друзья поняли, что на улице уже рассветает. Они быстро спрятались за бетонную колонну.

— Ну, Зойка, зараза, — услышали они голос тещиной соседки, бабы Нюры, она спустилась по лестнице, и посмотрела в глубину подвала, — Твою ж мать, ну и завал! Придется за ведром домой идтить, корова у нее орет-разрывается, а она по гостям вздумала ездить, зараза, да еще все ведра попрятала…

Баба Нюра поднялась, захлопнула люк погреба, но замок одевать не стала.

Друзья тихо выбрались из погреба, и незаметно, через огороды, держась друг за дружку пошли к старому клубу.