– Да-да, я наконец-то стану начальником, и если не у себя дома, то хотя бы в полиции,- продолжал мистер Дуглас,- мне надоело подчиняться всю жизнь! Я такой же человек, как и все вы, я тоже хочу хоть немножко покомандовать, тоже хочу, чтобы меня слушались!…

– Да постой же, идиот,- закричала миссис Дуглас что есть мочи,- постой же! Иди куда хочешь, только оставь машину в покое, ты же не доедешь до первого перекрестка.

Не обращая внимания, Дуглас включил вторую передачу.«Олдсмобиль», дернувшись со страшным рывком едва, не сбил раннего пешехода.

– Я кому говорю!- кричала миссис Дуглас.- Идиот, поставь машину туда, где брал!…

В это время мистер Дуглас едва не угодил под огромный карьерный самосвал – огромное страшное колесо прошло в нескольких дюймах от капота «олдсмобиля».

– Ладно, ты все равно далеко не уедешь,- пробормотала миссис Дуглас,- я тебе не дам.

Оббежав вокруг дома, она направилась через стройку, желая таким образом срезать круг и, нагнав непослушного супруга, отобрать у него автомобиль, однако чего-то нерассчитала и, зацепившись ногой за проволоку, со всего размаху плюхнулась в ров с грязной дождевой водой. Побарахтавшись в грязи, миссис Дуглас вылезла и, помахав мужу кулаком, произнесла:

– А пошел ты…

В салоне шикарного «ролс-ройса» в то же утро назревал не меньший скандал. Шикарная тачка принадлежала мистеру Томпсону – владельцу довольно крупной фирмы по торговле недвижимостью. Личный водитель вез в Полицейскую Академию Мери Томпсон – дочь преуспевающего бизнесмена. Она, прочитав во вчерашнем номере «Нью-Йорк Таймс» объявление о новых условиях приема в Академию, сразу же решила посвятить себя охране правопорядка в родном городе. Рядом сидела мать Мери – престарелая миссис Томпсон, которая, узнав о решении дочери, пришла в неописуемый ужас. Поглаживая лежащего на коленях огромного, лоснящегося от жира персидского кота, миссис Томпсон говорила раздраженным голосом:

– Не понимаю, моя девочка, и зачем тебе эта дурацкая Академия? Неужели ты действительно хочешь стать полицейским? Это же так унизительно- разбираться с разными наркоманами, проститутками, насильниками! Ты наберешься там нехороших слов, ты знаешь, я недавно проходила по улице и услышала очень-очень нехорошее слово от каких-то негров -подростков. Ну просто очень нехорошее слово. На букву «ж».

Мери нехотя обернулась.

– Жопа, что ли?- недоуменно спросила она.- Так

ведь это нормально. Старая миссис Томпсон побледнела:

– Господь с тобой, моя доченька! Как только у тебя язык поворачивается такое говорить! И где ты такого набралась…

– Ну, мама, что значит где? Ты что, не смотришь телевизор, не читаешь книг и газет? Странная ты какая-то…

– Господи, неужели сейчас такое можно прочитать в книгах?- в ужасе воскликнула миссис Тампсон.- Господи, это просто какой-то ужас!…

Водитель, сидящий впереди – стеклянная перегородка не была опущена – удовлетворенно хмыкнул.

– Ну мама, ты какая-то совсем странная! Если табуретка называется табуреткой, как это еще назвать? Табуретка есть табуретка, а жопа есть жопа…

Миссис Томпсон тяжело вздохнула:

– Девочка, когда я была в твоем возрасте, я вообще

не знала подобных слов… Мери отмахнулась, как от назойливой мухи:

– Знаю, знаю, можешь не продолжать: вы не знали ни что такое жопа, ни что такое минет…

– А что это такое?- поинтересовалась миссис

Томпсон,- слово как будто французское… Мери засмеялась:

Это когда у мужика отсасывают…

Что отсасывают?

Что, что… А что у мужика можно отсасывать?

Естественно, член… Миссис Томпсон чуть не лишилась сознания:

– Боже, откуда ты это знаешь? Тебе ведь только двадцать четыре года!…

– Можно подумать, что ты в свои двадцать четыре этого не знала!…

Машина остановилась у светофора. Миссис Томпсон закрыла стеклянную перегородку, отделявшую салон от водителя.

– Я все-таки никак не могу понять, зачем тебе эта дурацкая Академия,- попыталась переменить она тему разговора,- нашему папке вполне по силам оплатить тебе учебу в любом университете. Может быть, хочешь в Йельский университет? Или куда-нибудь в Европу?

Мери отрицательно покачала головой.

– Ну зачем тебе только это надо,- продолжала миссис Томпсон,- зачем ты хочешь стать полицейским?…

– Не полицейским, а сотрудником полиции,- поправила ее дочь.

– Какая разница…, – миссис Томпсон машинально поглаживала кота, лежащего у нее на коленях – тот жмурился от удовольствия.- Плюсик, Плюсик,- нежно сказала старуха,- ты, наверное, молочка захотел? Сейчас, мой хороший, сейчас, мой красавец, вот только отвезем Мери в Академию…

– Знаешь, мама,- наконец сказала Мери,- мне надоело сидеть с вами. Мне надоела эта роскошь, эти приемы, этот дурацкий «ролс-ройс»… Я хочу свободы и самостоятельности. Я не хочу ни от кого больше зависеть. Кроме того, в Полицейской Академии, надеюсь, я

познакомлюсь с интересными людьми…

Миссис Томпсон, поглаживая Плюсика за ухом, понуро молчала. Она прекрасно знала, что переубедить любимую дочь ей все равно не удастся…

Полицейская Академия находилась за городом – гдето в получасе езды. Когда лимузин Томпсонов подъехал к фасаду кузницы кадров правопорядка, во дворе было полным-полно абитуриентов. В разномастных гражданских еще одеждах они походили скорей на выбравшихся на пикник студентов, чем на будущих стражей закона.

Мери быстренько вышла из машины.

– Ну, пока, привет папке,- попрощалась она,- если что, я позвоню.

Неожиданно сзади подкатил полуразбитый «Крайслеримпериал»- за рулем, попыхивая сигаретой, сидела развязная девица лет восемнадцати, на заднем же сидении находились еще две такие же девицы и молодой человек в белом фланелевом костюме и черных солнцезащитных очках.

– Эй, ты, телка,- обратилась к Мери та, что сидела за рулем,- давай, вали отсюда поскорее, не верти тут своей жопой… А то нам припарковаться негде…

С заднего сидения захохотали.

– Деоувачки,- молодой человек раскрыл дверцы

«Крайслера»,- деоувачки, я ещчио виернусь к вуам… Те заерзали на сидениях:

– Конечно, конечно…

Деоувачки,- кандидат в офицеры полиции говорил с явным латиноамериканским акцентом,- я обиазатиельно приеду к вуам, будем засуаживать по суамыу поумидоуры…

Ура! Засаживать, засаживать!- несказанно обрадовались девочки,- и обязательно по самые помидоры! Дорогой Хуан, у тебя это так замечательно получается!…

Машина Томпсонов, описав на прощание круг по двору Полицейской Академии, посигналила и скрылась за воротами. Мери осталась одна.

– А ты сиампатичная деоувачка,- услышала она за спиной голос латиноамериканца,- я б тебе тоуже с удоувальствиуем засуадил…

Мери с испугом шарахнулась в сторону. Латиноамериканец засмеялся:

– Виудела ты эттих тиолок,- догнал он девушку,- мой пиерец им поунравился. Они так аппетитно обсуасывали его сиегоудня утром…

– Молодой человек, оставьте меня в покое,- сказала Мери,- мне совершенно не хочется знать ни о вашем перце, ни о ваших коллективных минетчицах!

– Зриа, зриа,- совершенно не обиделся незнакомец,- оучень зриа… Ви, доурогая, тоуже оустались бы доувольны!

Мери, резко повернувшись, пошла подавать заявление о приеме. Незнакомец пошел за ней.

– И это будущие полицейские?- начальник Академии комендант Лассард, стоя у окна, критическим оком смотрел на вновь прибывших.- И это – будущие полицейские?…

– Сброд,- ответил ему лейтенант Харрис, находившийся тут же в кабинете.- Самый настоящий сброд. Дерьмо, отбросы, мразь, отпетые негодяи.

Лейтенант Харрис – высокий плотный блондин сорока лет,- был одним из самых нелюбимых офицеров Академии. У него были очень бледные голубые глаза, жесткие щеки, выглядевшие такими же мускулистыми, как и его руки. Это было лицо человека, привыкшего только командовать, отдавать распоряжения: его рот, казалось, обладал способностью выкрикивать распоряжения о наказаниях, а глаза – следить за их выполнением. Слабая полуулыбка, игравшая на его тонких губах, оставалась постоянной. Но это была улыбка-капкан: единственное, что доставляло ему истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие, так это чужие неприятности. Лейтенант Харрис наводил своей улыбкой страх на любого кадета.