— Обморок.
— С открытыми глазами?! — не поверил Боуэн. Майор отослал ребят помочь привести скутеры к месту происшествия, и теперь вся наша группа была в сборе.
— С открытыми. Бывает такое.
— Скольких подстрелили? Кто-нибудь считал? — спросил Брент, прикладывая электронную диагност-аптечку к виску мальчишки.
— Вместе с мутантом — девять.
Несколько отстранённо лейтенант сказал:
— Давайте определимся с терминами. Мутант — это всё-таки частичное изменение организма. А здесь — полное, да ещё с возможностью возвращаться в истинную форму.
— И что ты предлагаешь?
— Метаморф.
— Пусть будет метаморф. Что уж так обязательно переименовывать?
— За мутантов обидно.
— Никаких метаморфов! — заявила Бланш. — Слишком хорошее слово для плохишей. Ну-ка… Морф, морфик… О, морфец! И гадко, и скользко — самое то!
Разведдесант ухмыльнулся и принял новое кодовое обозначение.
Мальчишка тем временем задышал заметнее. Был он белокур почти до альбиносовой расцветки, на бледной коже лица снежно белели брови. Только на висках чуть смялись соломенные прядки.
Майор знаком предложил мне присесть перед мальчишкой. Почему мне? Здесь же и Ник Имбри. В конце концов, о нём точно известно, что он отец двоих детей! Или обо мне судят по словам Лекса Берёзы?
Первые проблески сознания начали оживлять мальчишечьи глаза. Совершенно машинально я расфокусировала свой взгляд и перешла на проникающее зрение. Всегда неплохо заранее знать, что случилось, да и вообще о человеке… То, что я увидела, заставило меня мгновенно развернуться.
— Эрик!
Тайгер поспешил было ко мне, но я быстро замотала головой и ткнула пальцем в губы. Я позвала Эрика, потому что пока лишь о нём знала: читать по губам он может. Лейтенант остановился и кивнул. Старательно шевеля губами, я изобразила: "Уберите зверя. Его мать". Тайгер снова кивнул и, ухватив за локоть Винсона, повёл за собой. Кивнул и отправился за ними и Леон Дайкс… Надо бы узнать у майора на всякий случай, все ли военные умеют…
— Ата, берегись!
Я поворачивала голову снова взглянуть на мальчишку, когда раздался крик и что-то жёсткое ударило меня в плечо. Моя рука рефлекторно дёрнулась вслед за стремительно прыгнувшим мимо меня подростком. Жилистый и неожиданно подвижный, он отозвался на попытку удержать его лишь плохо заметным, замедленным рывком. Он буквально протащил меня вперёд. Поскольку, вцепившись в его рубашку с коротким рукавом, я не собиралась выпускать его. Знакомое движение… Спасибо, Римлянин! Пара слов ещё оформлялась в сознании, а я уже оттолкнулась от земли и упала на спину мальчишки. Всё равно я тяжелее. Подо мной он забился. Худенькие руки я перехватила — и таким образом полностью лишила шанса на побег. Придавив плечом его голову, я зашептала:
— Миленький, ну, успокойся! Теперь всё будет хорошо…
Ножны на плече жёстко фиксировали белокурую голову левым ухом к земле, так что успокаивающие слова я шептала ему прямо в правое… Он ещё вздрогнул раза два — и обмяк.
— Вы кто? — шёпотом спросил он в пыль.
— Мы помощь.
Мелкая дрожь сотрясла его тело. Сотрясла и пропала. Как в начале дождя сыпанёт по траве и листве горсть капель — и тишина. Протрясло сухим плачем — поняла я и встала.
Он тоже встал, сгорбившись, с повисшими вдоль тела руками. Нас осмотрел исподлобья. Потом снова повернулся ко мне.
— Маму убили, да?
Сидевший на провисшей решётке газонной оградки, Луис Гилл похлопал ладонью рядом с собой.
— Садись, братишка. Хочешь соку?
— Соку? — неуверенно отозвался Младший брат, во все глаза глядя, как Римлянин ссыпает в походный складной стаканчик пакетик с розовым порошком и заливает его водой из маленького патрона, каких много у него на поясе. Мальчишка берёт стаканчик, принюхивается и осторожно пьёт.
Всё. Ритуал соблюдён. Он ел — пил! — из рук Римлянина. Значит — доверяет. Так, по крайней мере, казалось.
"Он сейчас сбежит", — заметил внутренний голос. "Знаю", — отозвалась я, наблюдая, как воздух вокруг мальчишки сгущается туманом, похожим на тёмно-серую тучу с острыми вспышками алых искр. Туча явно грозила грозой, в случае мальчишки — конкретным активным действием.
Мальчишка медленно протянул стаканчик Римлянину. Я увидела, как напряглись его тонкие, суховатые руки, и быстро, специально шаркая обувью по дороге, подошла к нему со спины. Он был чуть ниже меня, и обнимать его было приятно, почему-то до боли в сердце, почти до слёз. Он был… такой родной.
— Не убегай. Мы правда пришли на помощь. Хочешь, я познакомлю тебя с каждым? Меня зовут Ата. Вот этот верзила, который сразу определил тебя своим братом, — Луис.
Под моими руками мальчишка затаился. Он всё ещё не терял надежды сбежать от нас, но послушно двигался туда, куда его направляла я. А я всё перечисляла ребят из команды, только раз сделав паузу — для него, но не для Маккью, внимательно и удивлённо следившего за мной: "Маккью. Проверь люк, о который споткнулся". Маккью тут же исчез за контейнером.
Не переставая обнимать мальчишку, я села с ним около Римлянина.
— Ну, теперь поговорим. Ты, с матерью и младшим братом, был на открытой местности, когда вас увидели эти твари. Так? Мать спрятала вас в ящике. Сама спастись не успела. Сколько вы здесь прятались? Сутки? Больше? Младший умер от голода?.. Так?.. Бедненькие…
Мальчишечье лицо скривилось в отчаянном плаче, он сам развернулся ко мне обнять за пояс и разревелся. Я качала его, гладила его по голове и плакала сама. Римлянин обхватил нас ручищами и тихим басом упрашивал нас успокоиться. А напротив стоял Винсон и отрицательно мотал головой, глядя радостно и торжествующе.
— Она сдвинула ящик! — звенящим от слёз голосом выкрикнул мальчишка. — Она столкнула его! Мама всегда была сильной! Поэтому умер Ларс… Потому что она была сильной.
Из-за контейнера, напротив которого мы сидели, выглянул Маккью — лицо бесстрастное, но показал большой палец. Даже отсюда было видно, что рядом с ним на корточках сидит майор и глубокомысленно качает головой.
А мальчишка захлёбывался слезами, соплями, яростью и горечью и рассказывал мне в сгиб локтя, как мать, прихватив его и маленького Ларса, потихоньку ото всех (кто это — все?) выбралась на поверхность. Живут они под землёй, но иногда так хочется выйти на солнечный свет… Он, Денис, первым заметил лениво плывущие к ним тени. Ящик-то совсем рядом. Но тени всё хорошо рассчитали. Ларс маленький — его надо поднять и опустить вовнутрь. Пусть даже Денис туда забирается сам — время тянется именно из-за братишки.
Наши стояли, боясь шелохнуться. По рассредоточенности глаз я знала, что они воочию представляют происходившее. Вот мать опустила Ларса в контейнер, где братишку подхватил Денис. И вдруг изо всех сил захлопнула крышку. Ошеломлённый Денис решил было, что мать просто не удержала крышку. В следующий момент он понял: случилось непоправимое. Подсказал мягкий стук в боковую поверхность. Стук тела, бьющегося словно в припадке… Заплакал Ларс. Денис обнял его и стал покачивать. Нужно успокоить брата во что бы то ни стало. Не услышь их, зверюга, бывшая мамой, могла бы уйти. Но Ларс не успокаивался и звал маму, и пришлось по-быстрому раскидать тряпки и постараться открыть люк. А зверюга услышала и стала бегать вокруг контейнера, а потом биться о ящик, сама того не подозревая — сдвигая его с места спасения. Некоторые контейнеры в городе были без дна и стояли над люками, о чём превращавшиеся в чудовища не помнили. Денис обмолвился, что больше всего боялся обратного превращения матери: вернувшийся в прежнюю физическую оболочку человека оборотень, как правило, о люках тоже не знал, но мог догадаться открыть крышку…
Винсон потоптался и ушёл.
Я так и не поняла, чему он рад.
… От стука, мощных бросков на ящик Ларс расплакался больше. Плач ребёнка разозлил зверюгу. Она начала атаковать ту сторону контейнера, где сидел Ларс. А люк и так находился не на середине. Ужаснувшийся Денис обнаружил, что канализационный люк рывками уходит под стенку ящика. Денис ухватился за крышку, чтобы сделать ещё одну попытку. Опоздал. Нижний край контейнера намертво припечатал люк. И печатал дальше, пока люк совсем не скрылся. И стало всё равно, плачет Ларс или нет. Денис снова обнял братишку и начал машинально двигаться вместе с контейнером. У него ещё мелькнула мысль посадить братишку в противоположный угол ящика. Пусть Ларс плачет, а зверюга толкает контейнер на люк. Но мысль мелькнула опять-таки поздно — Денис давно потерял представление, в какой стороне остался люк… Ларс замолчал к ночи и стал совсем вялым. Денис думал, что брат устал и хочет спать, и вспомнил про сухарь, прихваченный перед походом на поверхность. Ларс есть отказался и выглядел сонным. А потом впал в дремоту и Денис. Когда стенка контейнера под ударами оборотня наезжала на него, он вместе с Ларсом на коленях отодвигался дальше. В тяжёлом полусне находились даже силы удивляться, что можно спать при таком грохоте… Под утро зверь ушёл, а вернулся, когда солнце уже взошло, — и с той же злобой бросился на контейнер. Денис уже перестал понимать, спит он или нет. Многочасовой грохот и душная тьма постепенно погружали его в кошмар, который он вряд ли сумел бы описать словами. Всего раз его вырвало из этого кошмара в реальность: он понял, что Ларс умер, что он обнимает ещё тёплое, ещё мягкое тело братишки. Тогда он хотел выскочить и убить зверя. Удержало воспоминание: тень была не одна, и наверняка они всё ещё ждали… А потом вообще всё стало безразлично.
И тут пришли мы.
Мальчишка затих, тяжело вздыхая от плача и пережитого. Я подняла глаза, продолжая гладить его беловолосую голову. Луис Гилл холодно смотрел вдаль. Бланш резко смахивала слёзы. Имбри обнял огнемёт и мыслями был где-то далеко. А откуда-то от скутеров шёл счастливый Винсон и нёс малыша Ларса, который удивлённо и всё ещё сонно поглядывал то на спецназовца, то на нас.