Итак, во-первых, им нужно как-то найти Дока Фореста, а во-вторых, Уильяма уже и след простыл! Но Алиса была уверена, что Уильям не мог попасть в портовый город и не сделать себе новую татуировку и что он сумел разыскать лучшего татуировщика шведской столицы. А это значит, что если они найдут Дока, то есть шансы, что узнают и куда уехал Уильям. Ведь когда тебя татуируют, тебе больно, и чтобы отвлечься от боли, ты волей-неволей заводишь с татуировщиком беседу о том о сем.

Пока шли поиски Дока, Алисе приходилось тратить много денег. Для начала они поселились в «Гранд-отеле», лучшей гостинице Стокгольма. Окна их номера выходили на Старый город и на воду, из них открывался вид на пристань, где швартовались сотни судов. Джек потом вспоминал, как гулял по набережной и изображал капитана, только что ступившего на берег. Он знал, что «Гранд-отель» – дорогое заведение, потому что мама написала об этом миссис Уикстид; она послала ей открытку, которую зачитала Джеку вслух. Но все это было не просто так – у Алисы был план. «Гранд-отель» располагался поблизости от оперы и театров, в ресторане отеля всегда было полно людей, здесь же завтракали и обедали местные бизнесмены. Вестибюль тут был больше и светлее, чем в «Англетере». Джек и обитал в вестибюле, словно отель – его замок, а он в замке – маленький принц.

План у Алисы был простой, но верный. У них с Джеком была нарядная одежда, в ней они и ходили днем и ночью (так что счет за стирку тоже был о-го-го). Каждое утро они съедали за завтраком как можно больше, сколько могли: шведский стол был включен в цену номера, и за весь день это была их единственная настоящая еда. Набивая брюхо, они старались угадать, кто из других разодетых людей в ресторане может оказаться потенциальным заказчиком татуировок. Они ведь искали себе клиентов, хотя старались не подавать виду.

Обедать они и вовсе не обедали. На обед в «Гранд-отель» люди всегда приходили компаниями, а Алиса знала, что решение сделать себе татуировку человек принимает всегда в одиночестве. В самом деле, татуировка остается на твоем теле на всю жизнь, и в окружении друзей решиться на такое непросто, ведь те непременно станут тебя отговаривать.

Ранним вечером Джек отправлялся в номер и жевал холодное мясо и фрукты, а мама спускалась в бар и искала клиентов там. Ближе к ночи Джек ложился спать, а мама переходила в ресторан и заказывала что-нибудь подешевле – постояльцы «Гранд-отеля» ужинали как раз поодиночке. Алиса считала, что все это «бизнесмены в командировках».

Подход к клиентам у нее был всегда один и тот же. Она прямо спрашивала: «А у вас есть татуировки?» Она даже выучила это по-шведски: «Har ni någon tatuering?»

Если человек отвечал «да», Алиса спрашивала, не Док ли Форест делал ее. Выяснилось, однако, что о таком человеке никто не слышал, да и на первый вопрос обычно следовал отрицательный ответ.

В этом случае Алиса говорила, сначала по-английски, затем по-шведски: «Может быть, вы хотите сделать себе татуировку?» («Skulle ni vilja ha en?»)

Как правило, ответ был снова «нет», но иные говорили «может быть». Большего Алисе не требовалось – если ей приоткрывали дверь, она всегда умела добиться, чтобы в итоге ее распахнули настежь.

Джек заучил этот диалог наизусть, и когда ему не спалось, он повторял его снова и снова; под него засыпалось лучше, чем под счет овец или мысли о Лотти. Может быть, поэтому-то Джек и стал актером – эти реплики он не забывал никогда.

«Если у вас есть немного времени, у меня есть комната и оборудование» («Jag har rum och utrustning, от ni har tid»).

«А это долго?» («Hur lång tid tar det?»)

«Бывает по-разному» («Det beror på»).

«А сколько это стоит?» («Vad kostar det?»)

«Тоже по-разному» («Det beror ocksa på»).

Позднее Джек задумывался, какое впечатление на самом деле производила на людей фраза «Если у вас есть немного времени, у меня есть комната и оборудование». Ведь некоторые из «бизнесменов в командировках» явно понимали Алису превратно, тем более что разговаривала она с ними наедине. Была одна дама, которая сказала, что не прочь сделать татуировку, только по правде нужно ей было что-то совсем другое. Она очень удивилась, обнаружив в номере у Алисы четырехлетнего мальчика, и даже потребовала, чтобы тот ушел.

Но Алиса и не подумала отослать Джека. Означенная дама, далеко не молодая и вовсе не красивая, была глубоко оскорблена. Она отлично говорила по-английски – может, даже родом была из Англии – и, скорее всего, намекнула директору отеля, что Алиса у себя в номере делает людям татуировки.

А меж тем выяснить это было не так-то просто. Хотя оборудования была целая комната – машина, краски, блок питания, педаль, фильтры, спирт, глицерин и прочее, – но все это Алиса с Джеком тщательно прятали каждый день, перед тем как в номере появлялись горничные. В те времена тату-бизнес был в Стокгольме подпольным, и Алиса понимала, что в отеле не обрадуются, если узнают, как она зарабатывает на жизнь.

Позднее Джек решил, что проблемы с директором отеля начались после визита той странной дамы, англоговорящей лесбиянки, но на самом деле он ни разу не видел, чтобы мама о чем-либо беседовала с директором. Просто в один прекрасный день мама стала по-другому смотреть на отель, стала говорить слова вроде: «Если сегодня я не получу какой-нибудь информации про Дока, мы выметаемся отсюда завтра же утром» (впрочем, никуда они наутро не выметались). А еще случалось, что Джек просыпался ночью и не находил мамы рядом. Он, конечно, был маловат, чтобы определить, который час, но ему все-таки казалось, что уж точно было слишком поздно даже для самого позднего ужина. Так куда же Алиса отправлялась по ночам? Может, она делала директору бесплатные татуировки?

Так что им сильно повезло, когда они встретили того бухгалтера. Джек скоро начал думать, что маме в каждом городе суждено встретить кого-нибудь, кто им поможет. Правда, когда тебя спасает бухгалтер, испытываешь разочарование – ну что такое бухгалтер по сравнению с самым маленьким солдатом? Но когда мама с Джеком заметили этого человека за завтраком в «Гранд-отеле», они еще не знали, что он бухгалтер.

Звали его Торстен Линдберг, и был он так тощ, что казалось, один завтрак ему не поможет. Торстен явно был такого же мнения, судя по тому, какие горы еды он накладывал себе на тарелку. Алиса с Джеком поэтому и заметили его, а вовсе не потому, что он походил на искателя татуировок. Торстен наложил себе полную тарелку селедки – а Джек с Алисой ее терпеть не могли – и принялся со страстью ее поглощать. Мама и сын забыли о своем бизнесе и как завороженные смотрели, с каким аппетитом ест этот высокий, печального вида человек. Они решили, что, наверно, у Торстена завтрак – тоже единственная настоящая еда за день. Да, ел он невкусную с их точки зрения селедку, но в остальном явно говорил с ними на одном языке.

Наверное, они так были поглощены зрелищем, что забыли о том, что глазеть на чужих людей невежливо; наверное, поэтому Торстен Линдберг стал глазеть на них в ответ. Позднее он объяснял, что не мог не заметить, как много еды (среди которой не было селедки) уплетали они с Джеком. Бухгалтер в нем не мог не сделать вывод, что эта женщина с ребенком пытается сэкономить.

Джек аккуратно отодвинул на край тарелки грибы из своего омлета из трех яиц – для мамы; она доела блины, а сыну оставила дынные шарики. Линдберг же все атаковал свой бесконечный косяк селедки.

Тот, кто думает, будто все бухгалтеры скупердяи, а детей терпеть не могут, не встречал Торстена Линдберга. Закончив завтрак, достойный самого Гаргантюа, чуть раньше, чем Алиса и Джек, – они-то одновременно выглядывали клиентов, – Линдберг подошел к их столу, улыбнулся Джеку и что-то приветливо сказал по-шведски. Мальчик обернулся к маме, прося о помощи.

– Прошу прощения, мой сын говорит только по-английски, – сказала Алиса.

– Отлично! – воскликнул Линдберг, словно бы полагал, что в Швеции англоговорящим детям нужна особая доза хорошего настроения. – Скажи, ты когда-нибудь видел рыбу, которая плавает в воздухе?