Месснер тоже признал Валентино. После дежурного приветствия в виде «хайль» он дружески потрепал коллегу по плечу:

- Рад встрече, геноссе! И как тебя занесло в такую дыру?

Не дожидаясь ответа, Месснер направился к фон Троттнову. То, что сначала он обратился к Валентино, было добрым знаком для последнего, несмотря на некоторую снисходительность приветствия.

Фон Троттнов как хлебосольный хозяин немедленно пригласил высокого гостя к столу. Доктор Месснер отказался:

- Дело срочное, мой дорогой Троттнов. У меня есть предписание как можно скорее доставить материал по назначению.

Комендант взглянул на фургон.

- Позволю себе заметить, что у вас неудовлетворительная охрана. Если материал имеет ценность…

Тот перебил его со смехом:

- Бросьте! Кому они нужны? Неужели вы думаете, что кто-то вознамерится отбить эту мразь? Они нужны нам, но больше - никому… Да и кто бы посмел? Мы в Германии, а не в белорусских лесах.

- Совершенно верно, господин штурмбанфюрер, - комендант почтительно склонил голову.

Противореча себе, Месснер добавил:

- Усиленная охрана лишь вызовет ненужные подозрения.

После этого непродолжительного вступления вся верхушка направилась к амбулатории. Доктор Валентино держал наготове папку с сопроводительными бумагами. Он трудился всю ночь, пытаясь придать записям наукообразный вид. Получилась, правда, какая-то ахинея, и дело спасла лишь немецкая педантичность, благодаря которой рапорт приобрел вполне товарный вид.

В амбулатории Валентино преобразовался в услужливого ординатора, докладывающего матерому профессору. Месснер, не имевший никаких ученых степеней и званий, воспринимал это как должное, переходя от койки к койке. Игриво взял Оську за подбородок, потрепал по щеке Сережку Остапенко. Зато на девочек внимания почти совсем не обращал, из чего Валентино сделал для себя соответствующие выводы. Возможно, когда-нибудь это еще пригодится ему - в плане служебного роста.

Волнуясь, как школьник, Валентино зачитывал результаты. Он старался говорить четко и ровно, но Месснер в какой-то момент перебил его, отобрал папку и начал сам вчитываться в «документы». На лице его постепенно укрепилось брезгливое выражение. Баутце заметил и поспешил оправдаться:

- Если бы я, господин штурмбанфюрер, был больше осведомлен в задачах эксперимента, я смог бы лучше сформулировать…

Но Месснер опять перебил собеседника:

- В ваших интересах, дорогой коллега, знать как можно меньше. Много знаний - много печали, как сказано в Библии. Читайте Екклезиаста, хоть он и еврей. Ваше усердие в любом случае похвально, и я доложу о нем командованию. Уверен, что оно будет оценено по заслугам.

Валентино щелкнул каблуками, поклонился. Он не сомневался, что ничего подобного Месснер в жизни не сделает.

Перечитав бумаги вторично, эсэсовец ткнул пальцем в лист:

- Этот образец продержался в вашей живодерне дольше других. Остапенко - я верно прочел?

- Совершенно верно, господин штурмбанфюрер. Вы только что изволили потрепать его по щеке.

Месснер вернулся к койке, где лежал Сережка. Он обратился к нему по-русски:

- Откуда ты родом?

Тот назвался.

- Надо добавлять «господин штурмбанфюрер», - нравоучительно заметил Иоахим Месснер.

Остапенко был до того напуган, что только кивнул. Валентино вмешался:

- Нельзя исключить врожденную устойчивость лишь к одному конкретному агенту, клостридиум тетани. В моем отчете указывается, что оснований для общих выводов недостаточно…

- А почему же вы, доктор, ограничились одним агентом, натолкнувшись на сопротивление?

Доктор Баутце побледнел:

- Недостаточность еще не означает полного отсутствия. Я не осмелился подвергать потенциально ценный экземпляр новому риску…

Месснер усмехнулся:

- Действовали строго по инструкции? Это похвально. Никто и не ждал от вас инициативы. Вы хороший солдат, Валентино, но ученого из вас, боюсь, не получится. Большая наука не делается без дерзновения.

Теперь Баутце покрылся испариной.

- Виноват…

Штурмбанфюрер пренебрежительно махнул рукой:

- Забудьте. Никто и не требует от вас особой пытливости. Упражняйтесь с фенолом, каждому свое.

Последние два слова, представленные на воротах Бухенвальда, придали его фразе особый издевательский смысл. Месснер никогда не упускал случая пнуть беззащитного, не видя большой разницы между подчиненными и расовым быдлом.

- Грузите их, - распорядился он и передал папку адъютанту.

К амбулатории Месснер потерял всякий интерес. Таких лазаретов он повидал десятки. Он пошел к выходу, а Валентино затрусил следом:

- Прикажете продолжать эксперименты?

- Что? - Месснер недоуменно наморщил лоб.

- У меня еще остался материал, - пояснил Баутце. - Я имею в виду не особей, а культуры…

Штурмбанфюрер пожал плечами:

- Я не получал указаний на сей счет. Если угодно - развлекайтесь дальше. Не пропадать же добру.

Лицо Валентино, хоть и огорченного пренебрежительным отношением бывшего однокашника, осветилось радостью. Он значительно посмотрел на коменданта. Фон Троттнов пожал плечами - ему было все равно.

Однако на выходе он предупредил доктора:

- На сей раз - никаких санаториев…

- Об этом и речи нет, господин комендант, - отозвался тот. - Меня самого угнетало это усиленное питание. А фенол забавен, но со временем приедается.

Их долго везли, нигде не задерживаясь.

Немецкие дороги пребывали в отличном состоянии, и невольники спустя какое-то время задремали. Караулившие их автоматчики испытывали сильное желание пресечь эту возмутительную вольность, но им вменили в обязанность бережно обращаться с пассажирами.

Конечным пунктом их путешествия стал военный аэродром.

Узники испытали очередной шок: ни одному из них еще ни разу не приходилось летать самолетом.

У Сережки мелькнула безумная мысль: столь резкие перемены в судьбе могут означать что-то хорошее. Никто не повез бы их за тридевять земель, если бы речь шла об уничтожении. Наверное, они и в самом деле имеют большую ценность для немцев - может быть, им сохранят жизнь, а уж какой она будет, не так и важно.

- Спинной мозг вырежут, - Оська разрушил его фантазии.

- Зачем? - задавая вопрос, Сережка ни на секунду не усомнился в вероятности сказанного.

- Для опытов, ясное дело. Они так часто делают. Марта, вон, из-под Кракова, говорила, что там всем вырезали.

Марта сидела рядом на скамье, ничем не реагируя на сказанное.

- И Валентино вырезает, - добавил Оська.

- А нам почему не вырезал? - подала голос Дашка.

- У нас особенный, - у Оськи на все был готов ответ.

- Они его едят, - отсутствующим тоном произнесла Марта.

- Откуда знаешь?

- Видела. Наш доктор велел готовить ему. Я была в хозобслуге. Вымачивали в вине и поджаривали на углях. А иногда сырыми ел.

Все надолго замолчали.

- Нет, нам не вырежут, - изрек, наконец, Сережка. - Мы зачем-то еще нужны. Не Гитлеру же на обед.

- А может, и ему.

Один из солдат, уловив имя любимого фюрера, нахмурился и прикрикнул на «особей». Он правильно сообразил, что его подопечные вряд ли скажут что-то хорошее о вожде. Вновь наступила тишина, теперь надолго.

Прошло несколько минут, и вот двери фургона распахнулись.

…На аэродроме стояло несколько машин. Самая ближняя была готова к полету, пилот застегивал планшетку. Месснер стоял рядом и нетерпеливо смотрел на фургон.

- Ведите их сюда! - закричал он. - Пусть пошевеливаются - зря, что ли, их кормили деликатесами?

Дети под конвоем автоматчиков припустили трусцой.

Едва они разместились внутри, как взревели двигатели и винты начали набирать обороты. В салоне были оборудованы сиденья, но узников усадили на пол, лишив - сомнительного, впрочем - удовольствия наблюдать в иллюминаторы красоты победоносного фатерлянда.