- А что делать с этим? - Фон Кирхенау покосился на труп Маркса.

- С ним? Ничего. Положим на место.

- То есть как, на какое место?

- Туда, где нашли…

- Нет! - взвизгнул Отто. - Я к нему не прикоснусь! И… вы что же - хотите сказать, что мне предстоит спать с ним в одном помещении? Да я лучше… я лучше отправлюсь в русскую тюрьму!

- Вы, может быть, и отправитесь, но мне этого совершенно не хочется, - спокойно возразил Эрих. - И я постараюсь не допустить такого оборота событий. Вам не нужно к нему прикасаться, я сделаю все сам.

- Но я не засну, - тот едва не плакал.

- Заснете, - уверенно ответил фон Кирстов.

- Но как?

Эрих ничего не сказал, только кивнул на початую бутылку «Столичной».

…Когда спустя полчаса фон Кирхенау повалился без чувств и захрапел, Эрих глубоко вздохнул, еще раз прошелся по номеру и остановился перед телефонным аппаратом. В его глубинах, как он давно и точно установил, находился «жучок», аналогичный тому, что сжимал в кулаке мертвый Людвиг. Неизвестные установщики устройства слышали весь их разговор. Неизвестно, какие выводы они сделают из услышанного. Оставлять труп в номере, безусловно, крайне опасно. Приходилось надеяться, что слушающие поняли Кирстова именно так, как он хотел.

Но всякой откровенности есть предел.

Он налил себе щедрую порцию, выпил и вышел в коридор. Изображая чуть нетвердую походку, постучал в третью дверь от лестницы слева. Хельга Лагенербе, которую туда поселили, сначала должна была делить помещение с какой-то простой русской бабой. Но потом неразбериха усилилась, и Хельге дали-таки отдельный номер.

Дурацкая путаница или нечто большее?

Русскую поселили с Ирмой Золлингер, благо та ничего не имела против.

Итак, никаких доверительных бесед при «клопах»…

- Фройляйн Лагенербе? - Голова фон Кирстова просунулась в номер.

Хельга - высокая и худая, сплошные мышцы - стояла возле окна, одетая к выходу.

- Позвольте пригласить вас прогуляться, - любезно предложил Эрих. - Я слышал, здесь есть казино…

Изображая идиота, он, естественно, переигрывал. Какое может быть казино в православной обители?!

Хельга ответила ему ледяной улыбкой.

- С большим удовольствием, герр Кирстов.

Кутаясь в куртку, она вышла; в коридоре Эрих галантно взял ее под руку и повел к выходу.

- Работаем сегодня, - произнес он негромко. - Маркс мертв. Он у меня в номере.

- Браун? - Голос Хельги был абсолютно спокоен.

- Я почти не сомневаюсь.

- Но он не один.

- И это более чем вероятно.

Непринужденно беседуя, они спустились в вестибюль.

Каретников прослушивал запись, по ходу пытаясь проанализировать ситуацию и принять решение. Действовать предстояло быстро.

- Этих двоих не трогать, - произнес он сквозь зубы. - Тут какая-то своя игра, и надо дать им проявиться. Не пересекаться и ни в коем случае не мешать - разве что при прямом нападении…

- Нападении - на кого? - спросил Флинт.

Посейдон задумался.

- На нас, - ответил он после паузы. - Насчет остальных я пока ничего не могу сказать. Придется действовать по обстоятельствам.

- Думаете, они и есть наши объекты? - В голосе Флинта звучало сомнение.

- Вполне возможно, но я не уверен. Похоже, что группа более разнородна, чем нам представлялось. Налицо столкновение каких-то интересов. Все за то, что Кирстов и Кирхенау не убивали Маркса, - во всяком случае, один из них точно не при делах. Иначе в происходящем нет никакой логики.

Вошел Магеллан.

Остальные было вскинулись, готовые к неожиданностям, но при виде товарища расслабились.

- Люди Гладилина в вестибюле, - доложил Магеллан. - Самого его не видно. Катер на месте.

- Ты выяснил, где он остановился?

- Ему дали второй номер. Дверь заперта, никто не отвечает.

- Он опрашивает монахов, - подал голос Торпеда. - Я видел, как он направлялся к игумену.

- Так это когда было, - поморщился Посейдон.

- У него работы непочатый край. Паломники, родители ребятни из лагеря, те же немцы…

- Тогда почему его люди бездействуют, сидят внизу?

Торпеда пожал плечами:

- Они не следователи, полномочий не хватает.

- Очень странно, что прислали такую маленькую группу, - пробормотал Посейдон. - Он должен был запросить больше.

Посмотрел на часы:

- Выходим через десять минут, разбиваемся по двое. Чайка, ты останешься здесь, будешь вести прослушку.

Чайка потемнела лицом.

- Шеф, - произнесла она негромко. - Это откровенный сексизм. Почему я? Мне есть чем заняться. Моя дорогая соседка - фигура подозрительная, уж очень приветливая и сладкая, аж противно. Мне лучше быть к ней поближе…

- Она в номере? - усмехнулся Каретников.

- Была в номере.

- Вот и слушай ее номер… Капитан, это приказ. Вы собираетесь возразить?

- Никак нет. - Чайка испепеляла Посейдона взглядом.

Тот оставил ее недовольство без внимания, повернулся к остальным.

- Задействуем три направления, сходимся на косе. Выходим через окно. Все ловят маяк?

Маяк находился в закладке для ее безошибочного обнаружения в темноте.

- Если наш выход засекут, это будет означать полную демаскировку и срыв легенды, - заметил Мина.

- Значит, надо действовать быстро и незаметно. Хотя возможно, что легенды нам больше не понадобятся. Весь этот шум для чего-то нужен…

Он не договорил, дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял капитан Гладилин, выглядевший озабоченным и будто готовым принести извинения. Щеки его, как обычно, пылали румянцем.

Когда он заговорил, в его тоне и вправду обозначились извиняющиеся нотки.

- Гражданин Сажин, - произнес он с некоторым усилием.

Посейдон смотрел поверх его плеча; помощники Гладилина покинули вестибюль и теперь сопровождали начальника.

- Я попрошу вас пройти со мной. Всем остальным предлагаю оставаться здесь и не покидать номер. Отрадно видеть вас собравшимися вместе, это облегчает мою не очень приятную задачу.

Каретников вскинул брови:

- Какую задачу, капитан? Что вам от нас надо, черт побери?

- Пройдемте со мной, и я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Погиб еще один человек, и я не могу позволить себе сидеть сложа руки.

- Да мы-то при чем? Что вы к нам привязались, в самом деле? Вам больше нечем заняться? Я арестован?

- Что-то вы слишком буйный для реставратора, - удовлетворенно отметил капитан. В нем больше не было ничего мальчишеского, в голосе прорезалась сталь, глаза заледенели, а кровь отхлынула от щек. - Вы не арестованы, а задержаны. Прошу на выход, - он посторонился.

Каретников какое-то время смотрел на него, затем молча пошел к двери.

- А с вами, - Гладилин обратился к «Сиренам», - побудет мой человек. Если не возражаете.

Автоматчик шагнул в номер. Он выглядел вполне миролюбиво, но каждый боец из группы Посейдона сразу же отметил, что автомат снят с предохранителя и переведен в режим стрельбы очередями.

Чуть задержавшись на пороге, Посейдон дотронулся до правого уха, словно поправляя косынку.

Это означало: «Валить».

- Кто погиб-то? - спросил он громко - с преувеличенной, но вполне натуральной тревогой.

- Придет время - узнаете. Идите вперед.

- Руки поднять?

- Как хотите. Не обязательно.

Посейдон исчез из вида, Гладилин пошел следом, держа правую руку в кармане. Второй милиционер следовал за ним по пятам.

Оставшийся автоматчик притворил дверь, не спуская с реставраторов глаз. И замер, готовый в любую секунду принять бой.