- Так ты уже тормознутый! Много от тебя от такого толку!

Подумав, Торпеда нехотя согласился, и Мина ударил его шприц-тюбиком в бедро. Промедол подействовал быстро, и голову немного отпустило, хотя тошнота не прошла и даже усилилась.

- Держись, парень. Недолго осталось.

- Типун тебе на язык с твоим недолго. Я еще пожить хочу.

Мина ухмыльнулся и приложил ухо к двери. В часовне стояла мертвая тишина, не было слышно даже всхлипов. Гладилину удалось до полусмерти запугать своих узников.

…Тем временем Посейдон, когда Флинт и Ваффензее поравнялись с ним, крикнул:

- Эй, капитан! Давай решать вопрос, дети устали. Вот тебе твой приятель, пообщайся с ним.

Через несколько секунд послышался голос Гладилина:

- Пускай заходит. Здесь и потолкуем.

- Нет уж, сокол. Хрен тебе. Говори так.

Капитан подумал, затем крикнул:

- Ладно, черт с вами. Герр Ваффензее! Объясните мне и моему лучшему другу Сажину, что там у вас такое в ящике? Из-за чего сыр-бор?

- Это не ящик, - презрительно отозвался немец. - Это контейнер. Я не собираюсь кричать, я буду говорить только с глаза на глаз, в часовне.

Нужно вырваться из лап спецназа - это раз. Нужно не дать Гладилину наделать непоправимых глупостей - это два.

- Только не открывайте его, не стоит, - громко добавил Ваффензее.

- Слышали, Сажин? Вам придется подчиниться воле большинства. Демократия.

- Нас тоже двое, - откликнулся Каретников.

- Не смешите меня. Вас хоть целый полк набери - все один человек. Муравейник.

- Шеф, нельзя его отпускать, - сказал Флинт.

Посейдон промолчал.

Гладилин между тем чувствовал себя все увереннее. Рассудок вернулся - если можно его ограничить последовательным мышлением. Нервы у капитана были на пределе, но способность рассуждать восстановилась. Правда, теперь эти рассуждения протекали исключительно в структуре помешательства, однако сами по себе были вполне логичными.

- Сажин! Если через десять секунд Ваффензее не будет в часовне, я начну отстрел!

В ответ на это раздался плач, который вдруг резко оборвался. Пока что Гладилин выигрывал.

- Остановись, идиот! - закричал Посейдон. - Будет тебе Ваффензее! Уже пошел…

- Наручники снимите, - попросил Клаус.

- Перебьешься. Ступай, давай. Спасибо ему скажи, он сильно осложнил тебе жизнь.

На лице Ваффензее читалось торжество. Он и не ждал, что его раскуют, - попросил так, ради издевки.

Он двинулся к часовне, и ему отворил все тот же мальчишка.

В следующую секунду он скрылся внутри.

Посейдон посмотрел на часы: время летело неумолимо. Что теперь? Он колебался. Всякое силовое проникновение в часовню наверняка повлечет за собой жертвы. Значит, снова придется ждать, когда эти мерзавцы договорятся. Любое изменение ситуации может подсказать новый шанс, нужно только уметь его разглядеть.

…Голоса в часовне зазвучали чуть громче, и Мина весь обратился в слух. Торпеде было не до того, силы его покидали. Он привалился к бревенчатой стене, прикрыл глаза, перепоручив анализ обстановки товарищу. Он оставлял за собой лишь действия, берег себя для последнего прыжка.

- Ничего не разобрать, - с досадой пробормотал Мина.

Торпеда не ответил, и Мина посмотрел на него с тревогой. Посейдон через Флинта отдал ему приказ действовать по обстановке. Казалось бы - вот она, дверь, ерундовое препятствие, отделяющее его от врагов. Вообще не препятствие. Ворваться вихрем и положить обоих, все проблемы будут разрешены в секунду. Но Мина понятия не имел, что творится внутри. Эти гады могли сидеть на полу, окружив себя живым щитом. И он не услышит, как они встанут.

Голоса смолкли.

Затем Гладилин подошел к передней двери:

- Слушай меня, Сажин! Сейчас мы выйдем. Не делай глупостей, мы будем не одни. Мы пойдем на катер, и ты лично доставишь нас на берег. Только ты, и больше никого. Тебе понятно?

- Понятно, куда яснее, - незамедлительно ответил Посейдон. - Выходите, вас не тронут.

- Приготовься, - быстро шепнул Торпеде Мина.

Чтобы выйти наружу, Гладилину с Ваффензее волей-неволей пришлось повернуться лицом к двери, и этого оказалось достаточно, чтобы боковой вход на миг приоткрылся, и в часовню скользнули две стремительные тени. Мина и Торпеда ворвались бесшумно и сразу упали ничком, по-прежнему невидимые за фигурами заложников. Дети, слава Богу, встали на ноги. Кое-кто начал испуганно поворачиваться, но спецназовцы успели приложить пальцы к губам. Все висело на волоске: террористам нужно было всего лишь обернуться и присмотреться внимательнее; они, однако, не ждали подвоха со стороны.

Мина коротким жестом дал понять, что берет на себя капитана. Торпеда кивнул.

Гладилин и Клаус толкали перед собой двух ребят. Выбрали специально тех, кто повыше и постарше, чтобы не слишком открываться. Рюкзак с контейнером теперь находился у капитана за плечами.

Спецназовцы уже держали наготове ножи, они не хотели стрелять.

Торпеда успел, а Мина - нет.

Мина метнул нож в ту секунду, когда Гладилин распахнул дверь ногой и переступил порог; капитан отклонился совсем ненамного, и нож просвистел над его правым плечом. Тот даже не понял, что произошло, и рассудил о случившемся по сдавленному крику своего напарника.

Нож Торпеды вошел Клаусу Ваффензее точно между лопаток, пробив позвоночник.

В следующую секунду Гладилин отнял ствол пистолета от виска парнишки и сунул его тому под подбородок. Капитан заорал:

- Сажин, твою мать! Я успею снести ему башку, даже если ты выстрелишь в мою!

Он сместился влево, прижался спиной к стене часовни, и подобраться к нему сзади стало невозможно.

Одновременно в часовне поднялся вой. Нарыв лопнул, и дети уже не видели разницы между своими и чужими. Они бросились к выходу, и Мине пришлось опередить их, встать в дверях.

- Куда? - зарычал он, сдвигая брови. - Оставайтесь, где были. Еще немного, ребята, скоро пойдете домой…

Торпеда же, теряя силы, приблизился к Ваффензее, состояние которого было куда хуже. Немец лежал ничком, полуприкрыв глаза; изо рта слабыми толчками выплескивалась кровь. Торпеда перевернул Клауса на бок:

- Тебе окажут помощь. Но сначала ты скажешь мне, что в ящике.

Торпеду никто не уполномочивал это делать, но он чувствовал, что другой возможности у него может не быть.

Ваффензее молчал, тупо глядя куда-то в сторону.

- Ты сам себе роешь могилу, - настаивал Торпеда, тогда как у него самого все кружилось перед глазами, а тошнота и слабость становились нестерпимыми. - Одно слово - и я оставлю тебя в покое.

Однако немцу было просто трудно говорить.

- Не ящик… - пробормотал он еле слышно.

- Не ящик? - быстро переспросил Торпеда. - А что? Что это?

- Контейнер… я сказал…

- Хорошо, пусть. Можно догадаться. Что в контейнере?

Клаус Ваффензее закашлялся.

- Если повредить… всем конец… нельзя трогать…

- Да что там такое?! - заорал во весь голос Торпеда, уже не сдерживая себя. Он схватил немца за плечи и встряхнул, забывшись.

Вокруг стоял шум, снаружи неслись крики, но Торпеда ничего не слышал.

- Там… - Ваффензее закатил глаза так, что остались видными одни белки.

- Ну же!

Внезапно Клаус оскалил зубы.

- Шайсе, - сказал он по-немецки. - Русское животное… хлебайте сами теперь…

И он витиевато выругался, уже по-русски, очень искусно - Торпеде редко приходилось слышать такую музыку.

- Хорошо, хорошо, - закивал Торпеда. - Животное, шайсе, хорошо. Ты только скажи. Иначе можешь забыть про больничку…

- Засунь свою больничку… - пробормотал Ваффензее и больше ничего не сказал.

Его тело вдруг отяжелело, и Торпеда отпустил труп.

- Мина! - крикнул он. - Пусть командир не стреляет! В этом ящике какая-то зараза…

- Да! - послышался снаружи голос Гладилина. - Вы совершенно правы! Лучше не пробовать!