– Я пришла посмотреть, не могу ли я чем-нибудь помочь, – ответила Тася, направляясь к окну.

Она немного подняла его, и в комнату ворвался свежий воздух. Снова повернувшись к кровати, она нахмурилась, увидев, каким зеленовато-грязным было лицо Нэн.

– Уходи, – простонала девушка. – Я умираю.

– Нет, не умираешь. – Тася подошла к умывальнику.

На нем громоздилась куча тряпок, все они были мокрыми и грязными. Тася достала из рукава свой носовой платок и смочила его водой из кувшина.

– Я тебя ненавижу, – всхлипнула Нэн. – Убирайся.

– Дай я умою тебя, а потом уйду.

– Чтобы ты рассказала другим… Ну как же, ты ведь ангел, спустившийся к нам с небес, черт бы тебя побрал, – обвиняющим тоном проговорила Нэн. Она снова склонилась над тазом и после отчаянного спазма сплюнула в него.

Затем она откинулась на постель, все ее лицо было в потеках слез. – По-моему, у меня все кишки вывернутся наружу.

Тася осторожно присела на краешек постели.

– Лежи тихо. У тебя лицо грязное.

Нэн нервно рассмеялась:

– Странно, почему это? Меня рвет четыре часа без отдыха… – Она замолчала: прохладный платок стер засохшую грязь с ее щек и подбородка.

Тася никогда не видела женщины, которой было бы так плохо. Она ласково отвела липкие волосы от лица Нэн.

– Есть у тебя что-нибудь, чем можно их подвязать? – спросила она.

Девушка указала на картонную коробку у изголовья. Тася нашла там гребешок и выцветшие ленты и, положив их на кровать, занялась волосами Нэн. Они перепутались, и их было невозможно сразу расчесать, поэтому Тася лишь пригладила их, как могла, и затем завязала на затылке лентой.

– Ну вот, – пробормотала она. – Теперь они не будут мешаться.

Нэн посмотрела на нее опухшими, воспаленными глазами и прохрипела:

– Почему ты пришла?

– Нехорошо, что ты осталась одна.

– Ты знаешь…, обо всем? – Нэн показала на свой живот.

Тася кивнула:

– Ты не должна больше ничего принимать, Нэн. Ни пилюль, ни микстур. Ты можешь навредить ребенку.

– Этого я и хотела. Я думала броситься с лестницы или прыгнуть с чердака в сарае… Сделать что угодно, лишь бы его не было. – Нэн содрогнулась. – Пожалуйста, побудь со мной. Я не умру, если ты останешься.

– Конечно, не умрешь. – Тася утешала ее, гладила ее по голове. – Все будет хорошо.

Нэн заплакала.

– Ты правда ангел, – горестно прошептала она. – У тебя такое ласковое лицо. Как на твоей деревянной картинке. Знаешь, это ведь я ее взяла.

Тася тихо покивала:

– Это не важно.

– Я думала, что она поможет и я стану такой же спокойной, как ты. Но она мне не помогла.

– Все хорошо. Не плачь.

Нэн судорожно вцепилась в юбки Таси, словно исповедовалась перед смертью.

– Я не хочу жить. Джонни я не нужна. Он говорит, что это я во всем виновата, а не он. Меня уволят, а у нас бедная семья. Они не примут меня назад, да еще с незаконным ребенком. Но я не плохая, мисс Биллингз. Я хочу быть с Джонни. Я люблю его.

– Я понимаю. Не утомляй себя, Нэн. Тебе надо отдохнуть.

– Зачем? – горько поинтересовалась Нэн, снова роняя голову на подушку.

– Тебе понадобятся силы.

– У меня нет ни денег, ни работы, ни мужа…

– У тебя будет немного денег. Я думаю, лорд Стоукхерст позаботится об этом.

– Он мне не должен ни шиллинга.

– Все будет хорошо, – твердо заявила Тася. – Обещаю. – Она ободряюще улыбнулась и встала с постели. – Я схожу за чистым постельным бельем. Твое надо сменить. Вернусь через несколько минут.

– Ладно, – прошептала Нэн.

Покинув ее комнату, Тася направилась на поиски миссис Наггз. Домоправительница отдавала распоряжения посудомойке, убиравшей посуду со стола, за которым ужинали слуги.

– Вы ходили к Нэн, – сказала миссис Наггз, едва увидев лицо Таси. – Я так и думала.

– Она себя очень плохо чувствует, – сообщила Тася.

– Нет смысла что-то делать для нее. Завтра ее здесь не будет.

Тасю удивила черствость домоправительницы.

– Миссис Наггз, я не вижу вреда в том, чтобы постараться как-то облегчить ее положение. Не могли бы вы распорядиться, чтобы кто-либо из служанок помог мне отнести наверх кое-какую еду и смену постельного белья?

Миссис Наггз покачала головой:

– Я сказала остальным девушкам, чтобы они не имели с ней дела.

– Миссис Наггз, она не прокаженная. Она всего лишь беременна.

– Я не желаю, чтобы на других девушек оказывала влияние ее распущенность…

Тасе очень хотелось ответить язвительно, но она сдержала себя.

– Миссис Наггз, – Тася тщательно подбирала слова, – разве не говорится в Писании: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»? А когда фарисеи привели прелюбодейку пред очи Господа нашего и задали ему вопрос, надо ли побивать ее камнями, разве не сказал он…

– Да, да, знаю: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Полагаю, что так же хорошо знаю Евангелие, как большинство людей.

– Тогда вы, конечно, знаете стих «Благословенны милостивые, ибо они помилованы будут…».

– Вы совершенно правы, мисс Биллингз, – поспешно прервала ее домоправительница, чтобы не выслушивать проповедь. – Я сейчас прикажу кому-нибудь из служанок отнести Нэн простыни и свежую воду.

Тася улыбнулась:

– Благодарю вас. Еще одно… Вы, случайно, не знаете, вернется ли сегодня лорд Стоукхерст?

– Вечер он проведет в Лондоне. – Миссис Наггз многозначительно посмотрела на нее. – Вы понимаете?

– Понимаю.

Происходящее привело Тасю к мысли о том, что на любовные похождения мужчин все смотрят сквозь пальцы Их принимают спокойно, даже одобряют. Лорд Стоукхерст мог свободно наслаждаться любовными утехами. Даже лакея Джонни никто не считал ответственным за ребенка. Расплачивалась только Нэн.

Миссис Наггз оценивающе взглянула на Тасю:

– Вы о чем-то хотите поговорить с хозяином, мисс Биллингз?

– Это может подождать до утра.

– Надеюсь, вы не собираетесь говорить с ним насчет Нэн и ее положения. Хозяин уже принял решение, как поступать. Никто не вмешивается в его распоряжения. Хочу верить, что вы не сделаете такой глупости и не станете раздражать его просьбами о Нэн.

– Разумеется, нет, – сказала Тася. – Спасибо, миссис Наггз.