– Мы с Жосленом тоже здесь останемся, – сказала я.

Возможно, признав справедливость небрежного замечания герцога л’Анвера, Каспар удовольствовался моими словами. Он кивнул и быстро зашагал прочь под защитой солдат с сомкнутыми щитами.

Небеса на востоке рассветно посветлели, а потом на землю пролились первые солнечные лучи. Жослен пристально вглядывался в бойницу, высматривая нашу армию. Лишь горстка гвардейцев Дома Курселей да неотвязные кассилианцы королевы окружали нас, и я осмелилась вызвать ее на откровенность.

– Мне удалось сохранить вашу книгу, ваше величество, – сказала я, чтобы завязать разговор. – Дневник вашего отца. Он остался с моими вещами в лагере. Все это время я с ним не расставалась.

– Ты его прочитала? – Исандра печально улыбнулась. – Мне эта история любви показалась прекрасной и трагичной.

– О да. Ваш отец любил страстно и мудро. Делоне долгие годы жил лишь памятью о той любви. – Я не стала упоминать об Алкуине, хотя в душе радовалась, что наставник познал счастье во второй раз.

– Знаю. – Исандра бросила взгляд во двор, где толпились воины. – Хорошо, что хоть перед смертью он помирился с моим дядей. Наверное, моя мать очень многим причинила боль.

– Наверное, – нет смысла оспаривать очевидное. – Люди часто причиняют кому-то боль из любви или ради власти.

– Или во имя чести. – Исандра сочувственно на меня посмотрела. – Сожалею, что пришлось втянуть тебя во все это, Федра. Знай: как бы ни обернулось дело, я буду вечно тебе благодарна за все, что ты для меня сделала. И за все, что ты… рассказала мне о Друстане. – Она улыбнулась Жослену. – Вы оба рассказали.

Немного помолчав, она внезапно спросила:

– А что сталось с вашим другом? Тсыганом? Он с армией Гислена?

Думать о Гиацинте было больно; у меня перехватило дыхание. Жослен на миг оторвался от бойницы и посмотрел на меня.

– Нет, ваше величество, – выдавила я. – Наше путешествие выдалось долгим, в него вплелись истории многих людей, а история Гиацинта, пожалуй, самая длинная и фантастическая.

– Как байка мендаканта, – пробормотал Жослен.

И мы поведали королеве эту историю на стене осажденного Трой-ле-Мона, пока в крепостные зубцы стучали скальдийские стрелы, а солдаты готовились к решающей битве. Рассказ повела я, но слишком разволновалась, и Жослен перехватил нить повествования. Да, он здорово поднаторел в красноречии, пока разыгрывал роль мендаканта. И я позволила ему воздать хоть такую дань уважения Гиацинту, совсем как Жослен позволил мне почтить друга в ту последнюю ночь на одиноком острове.

Думаю, самому Гиацинту этот вдохновенный рассказ пришелся бы по нраву.

Вернувшийся Каспар Тревальон застал королеву во власти сомнений – ей трудно было поверить услышанному от нас.

– Де Марше готов, – на ходу бросил он, возвращая нас в ужасную реальность. – Мигом начнет стрелять, как только прикажу. Д’Эгльмора или альбанцев еще не видно?

– Нет, милорд. – Я внимательно наблюдала за равниной, пока Жослен заливался соловьем перед королевой. – Пока нет.

Каспар Тревальон посмотрел на небо, уже окрасившееся в бледно-голубой цвет: солнце неумолимо вставало.

– Молитесь, чтоб они не подвели, – проворчал он. – Ров у барбикана уже почти засыпан, саперы Селига роют подкоп под северо-западным донжоном. Фарренс сказал, что у его людей камень дрожит под ногами. А к северной стене скальды тащат осадную башню. Мы подпустили их так близко, что окажемся в смертельной опасности, если подмога не подоспеет.

– Подоспеет, – успокоила я графа с уверенностью, которой отнюдь не испытывала. Здесь, на стене, армия Гислена и Друстана представлялась почти нереальной, как и легендарный Хозяин Проливов.

– Наши уже на подходе. – Жослен, приникнув к бойнице, всматривался вдаль. Он уперся ладонями в каменную стену. – Уже идут! Милорд! Посмотрите! – Забыв о высоком положении графа, мой кассилианец схватил его за руку и подтащил к стене.

Глянув в бойницу, Каспар Тревальон отошел.

– Ваше величество, – позвал он королеву.

Исандра надолго замерла у щели, а потом отпрянула с судорожным вздохом.

– Федра, – прошептала она. – Это ты их привела. Ты тоже должна увидеть.

Я шагнула к бойнице, приподнялась на цыпочки и, пытаясь не обращать внимания на боль в израненной спине, снова всмотрелась вдаль.

Там, у холмов, шла в наступление на захватчиков, осаждающих крепость, сверкающая сталью армия.

С высокой стены Трой-ле-Мона мы издалека первыми увидели спешащее нам на выручку войско, но вскоре его заметили и караульные Селига. Никто из скальдийских разведчиков не вернулся и не предупредил о приближении противника, и Гислен милостью Элуа нашел путь, которым солдаты смогли спуститься с холмов незамеченными, но на открытой равнине спрятать армию было невозможно.

Я уступила место у бойницы Исандре – королеве ведь нельзя не уступить, – но тут меня стали терзать муки неведения. Наконец, не выдержав, я вышла из-за зубца и встала перед низким парапетом. Жослен не отставал ни на шаг, на секунду мне показалось, что он хочет оттащить меня обратно под прикрытие зубца, но, бросив на меня внимательный взгляд, он остановился рядом, скрестив закованные в сталь руки.

Оказалось, что скальдов уже можно не бояться, поскольку их внимание начало переключаться с крепости на неожиданных противников.

Мне не с чем сравнить то, что я тогда увидела, кроме моря, приведенного в волнение Хозяином Проливов. Она была огромной до безбрежности, эта рассредоточенная по равнине армия северных варваров. Весть о приближении врага принесли с восточного фланга: кажущиеся сверху крохотными конники во весь опор скакали через лагерь к крепости, и по мере их продвижения все больше скальдов хватались за оружие и принимались бестолково метаться.

Волна хаоса быстро неслась к крепости, а когда достигла, разметав осадные порядки захватчиков, серебристый таран наступающего войска уже значительно продвинулся вперед.

Со всех сторон скальды верхами и бегом понеслись по равнине навстречу врагу. Сверкающее воинство остановилось, первые ряды опустились на колени, и над их головами понеслись стрелы ланьясских лучников Гислена, чтобы черным дождем пролиться на скальдов. Затем солдаты встали, подняли перед собой щиты и двинулись дальше.

То были камаэлиты, рожденные для войны, с младых ногтей постигавшие ее искусство. Неорганизованные варвары яростно нахлынули на них, как волна на утес, и так же отступили. А утес продолжил наступление.

У крепости царила неразбериха. Саперы и строители заодно с воинами покидали осадные позиции. Втиснувшись в центр всеобщей свалки, Вальдемар Селиг на гарцующем коне принялся громко призывать соплеменников оставаться на местах. И строптивые, вспыльчивые скальды ему подчинились: их осталось достаточно, чтобы удерживать наше войско взаперти.

А вдали, на равнине, серебристые ряды камаэлитской пехоты неудержимо шли вперед, сминая скальдов перед собой, но те уже заходили сбоку, грозясь одолеть количеством.

И тут в бой вступили альбанцы.

Кавалерия ринулась в атаку на правый фланг скальдов, боевые колесницы – на левый, пехота устремилась следом, выбегая из-за рядов камаэлитов. Дикие и повергающие в ужас, островитяне устроили на поле боя настоящее месиво.

Но скальдов все равно было больше.

Даже издалека я ясно видела, как текут реки крови, как убивают наших спасителей. Не сознавая, что делаю, я обеими руками вцепилась в предплечье Каспара Тревальона.

– Дайте сигнал! – отчаянно взмолилась я. – Они ведь там гибнут!

А вдоль крепостного рва, послушные приказу Селига, оставались на позициях десять тысяч скальдов.

Каспар покачал головой, даже не пытаясь высвободиться из моей хватки.

– Нашим солдатам придется выходить из узких ворот, – медленно проговорил он с отчаянием в голосе. – Толку не будет, если их перебьют по одному.

Я с криком отскочила от него и вновь обернулась к битве.

Утопая в бурном море скальдов, камаэлитская пехота каким-то чудом все еще сохраняла строй. Воины с поднятыми щитами каменно противостояли бесчисленным наскокам противника, и вдруг они начали расступаться.