Люк снова усмехнулся и хлопнул брата по плечу:

– Думаю, ты тоже можешь приехать. Ты ведь знаешь, что уже пять раз стал дядей? Джехен замужем больше шести лет, а Онор – без малого четыре. Сестренки время зря не теряют.

– Когда-нибудь обязательно, – пробормотал Жослен.

– Мы с радостью тебя примем, – твердо добавил его отец. – В любой день. Мать очень по тебе соскучилась. – Он ласково посмотрел на меня. – И вы всегда будете желанной гостьей в нашем доме, Федра но Делоне. Вам, наверное, известно, что я был знаком с графом де Монрев. Думаю, будь он жив, Монрев сейчас очень гордился бы своим сыном Анафиэлем и тем, какую ученицу тот воспитал.

– Спасибо, милорд. – Его слова значили для меня неожиданно многое. На глаза навернулись слезы при мысли, что, возможно, где-то там, в подлинной Земле Ангелов, отец Делоне наконец-то им гордится.

Потом я отошла, позволив Жослену проститься с родными без посторонних.

Тем утром домой отправлялась небольшая группа выживших сьовальцев. Когда спутники отъехали, Люк Веррёй, замыкавший кавалькаду, повернулся в седле, взмахнув поцелованными солнцем волосами:

– В госпитале о тебе поют ну очень интересные песни, Федра но Делоне! – смеясь, крикнул он.

– Благословенный Элуа! Чертовы моряки! – Я тут же покраснела. Раненые или нет, Парни Федры учили своей проклятой песне всех желающих.

– Они тебя обожают, – сухо возразил Жослен, глядя вслед удалявшимся всадникам. – И заслужили право на твою признательность.

Меня передернуло.

– Когда орали про меня непристойности при твоем отце?!

– Знаешь, он хотел переговорить с префектом, чтобы тот позволил мне вернуться в Братство.

Сердце на секунду остановилось.

– А что ты? – спросила я, пытаясь сохранить спокойствие.

Жослен посмотрел мне в глаза.

– Я попросил отца этого не делать. – И снова его губы и глаза тронула легкая улыбка. – В конце концов мне нужно сосредоточиться на своем обете.

Как давно я уже по-настоящему не смеялась? Сложно сказать. Но в тот момент я расхохоталась, и искренний смех словно свежим ветром пронесся по моей душе. Жослен, улыбаясь, не сводил с меня глаз.

– Нам все же надо кое-что обсудить, – сказала я, отсмеявшись.

Он кивнул, вновь посерьезнев. Но тут по мосту подбежал один из пажей Исандры: королева срочно нуждалась во мне, и поэтому на тот день разговор пришлось отложить.

Как и на следующий, и на позаследующий. Так всегда случается с обычными людьми, когда внимания требуют дела великих мира сего, – все лично важное приходится отодвигать до лучших времен. А какую бы роль мы с Жосленом не сыграли в войне, на гобелене политики мы оставались лишь незначительными фоновыми фигурами.

На время, пока страна восстанавливалась, Исандра со двором предпочла остаться в Трой-ле-Моне. Каждый день прибывали ангелийские аристократы: некоторые ехали, чтобы принести королеве клятву верности, другие – чтобы раскрыть ей чье-то предательство. Исандра не по годам проницательно выслушивала обвинения и выносила решения с помощью Каспара Тревальона, Баркеля л’Анвера и Друстана маб Нектханы, который теперь понимал наш язык намного лучше, чем многие мнили. Порой хитрецы, замышлявшие обвести Исандру вокруг пальца, попросту терялись, глядя на покрытое синими узорами лицо круарха. А для меня оно уже давно стало привычным. Каждый день мы встречалась с Друстаном наедине ради уроков ангелийского, и с каждой такой встречей я все больше поражалась его мудрости и проницательности.

На стене постоянно дежурили караульные и что ни день трубили в рог, возвещая о чьем-то очередном приезде. Я так к этому привыкла, что уже не любопытствовала, кого там еще принесло, а лишь мельком оглядывала знамена и гербы, мысленно сверяясь с длинным перечнем, который по настоянию Делоне мы с Алкуином заучивали наизусть. Я запомнила многие символы, а вот Алкуин вызубрил все.

То утро я встретила в кузнице, улаживая спор между мастером и двумя воинами из далриад, которым требовалось отремонтировать боевые колесницы – заменить оси и поставить новые колеса, – и не обратила внимания на пение рога, но тут явился Жослен и схватил меня за руку.

– Что такое? – спросила я.

Его лицо было непроницаемым.

– Идем, сама увидишь.

– Работа закончена, отдайте им колесницы, – велела я кузнецу. – Круарх сполна оплатит ваш труд.

Как ни стыдно это признать, но некоторые ангелийские ремесленники, прибывшие в Трой-ле-Мон, не упускали случая нажиться на альбанцах.

Следуя за Жосленом, я поспешила в башню и, пытаясь не обращать внимания на боль в еще не зажившей спине, одолела винтовую лестницу.

Уже на стене он указал на запад, откуда к крепости двигалась кавалькада.

– Смотри.

Всадники ехали квадратом, в центре которого находилась конная фигура с двумя стражами по бокам. Верховые на углах держали реющие на ветру знамена. Знакомый герб – ворон и море.

Куинсель де Морбан.

Я задержала дыхание, вспоминая герцога, но тут почувствовала, как Жослен почти до боли стискивает мой локоть. И вдруг узнала одинокую фигуру, окруженную людьми де Морбана. Даже издалека ошибиться было невозможно: она прямо восседала в седле, гордо вскинув голову с блестящим водопадом иссиня-черных волос.

Мир поплыл перед глазами, неприступные стены крепости зашатались. Только благодаря Жослену я удержалась на ногах. Подаренный бриллиант на моей шее горел на солнце, тяжелый как жернов.

– Мелисанда, – прошептала я. – О Элуа!

Не думаю, что герцог де Морбан сумел бы доставить королеве Мелисанду без помощи со стороны. Интриганку выдали ее же собственные родичи, те двое, что теперь ехали по бокам от нее, надвинув капюшоны даже в разгар летнего зноя, чтобы скрыть свои лица. Юные отпрыски Дома Шахризаев, Мармион и Персия, поделились с Куинселем де Морбаном сведениями о местонахождении своей кузины в обмен на его покровительство.

Де Морбан сдержал слово и допросил людей адмирала Русса лишь после того, как мы отплыли от берегов Земли Ангелов на флагманском корабле. Адмирал с остающимися в гавани не слишком откровенничал, но рассказал им достаточно, чтобы герцог сумел на дознании сложить два и два. И да, до него, как и, несомненно, до самой Мелисанды, дошли слухи о том, что кассилианцы служат вестовыми между союзниками Исандры и по пути выспрашивают о Мелисанде Шахризай. Де Морбан отнюдь не был дураком и, пока правил независимым герцогством в Кушете, неплохо изучил нравы Дома Шахризаев. Он держал язык за зубами и выжидал, наблюдая за разворотом событий.

Началась война, а Куинсель де Морбан продолжал тянуть время. И лишь когда по Проливам прокатились могучие волны и стало известно, что на ангелийский берег высадился альбанский флот, герцог сделал свой выбор и отправился на охоту за Мелисандой Шахризай.

Он застал ее там, где и говорили Мармион и Персия – в уединенном поместье на юге Кушета, за сборами в дорогу.

Кузены помогали ей скрываться, но к делам Мелисанды касательства не имели, а потому их показаний было недостаточно для ее осуждения. Пока Мелисанду везли в крепость, весть о ее прибытии распространялась по Трой-ле-Мону, словно лесной пожар. Казалось, каждый что-то знает, но никому не известна вся картина. Да, Мелисанда вела искусную игру. Главные свидетели ее вины пали на поле битвы.

– Ах, милая Федра, – сочувственно обратилась ко мне Исандра, – я бы избавила тебя от этого испытания, не вынуждай обстоятельства.

Я глубоко вдохнула и поежилась.

– Понимаю, миледи.

Слушание проводилось среди толстых каменных стен, в большом зале, прохладном и сумрачном. Даже летним днем его освещали лампы и факелы. Я стояла за троном Исандры, прячась за спины ее телохранителей и гвардейцев. Даже присутствие Жослена меня не успокаивало, хотя верный друг держался поблизости.

Куинсель де Морбан вышел вперед и преклонил колено перед Исандрой, принося ей клятву в верности. Не помню, что за слова он тогда произносил – все мои чувства сосредоточились на другой персоне, присутствовавшей в зале. Потом герцог отошел, и вперед выступила Мелисанда Шахризай в сопровождении двух людей де Морбана, которые, однако, к ней не прикасались.