Возможно, Селиг не стремился бы к завоеваниям, останься она в живых. Но разве тут угадаешь? Однако я давно заметила, что чем счастливее человек, тем меньшие страданий он готов причинить другим. И мне нравится думать, что с Вальдемаром так бы и случилось.

Несмотря на тяжелое похмелье, скальды вскорости начали собираться в обратный путь. Селиг объезжал палатки, прощаясь со всеми. Он являл собой внушительную фигуру, восседая на мощном вороном коне. В его волосах и бороде сверкала золотая проволока. Не стану отрицать, король варваров был привлекательным мужчиной. С ясными глазами, поскольку не позволял себе излишеств накануне, он деловито переговаривался со своими гостями, подбирая из теннов каждого селения самых быстрых гонцов, которым надлежало остаться при нем. Тем самым Селиг закладывал сеть связных.

Не получив приказа оставаться в большом чертоге, я вышла побродить по лагерю, рассчитывая попрощаться с Хедвиг. К тому же такое времяпрепровождение показалось мне более заманчивым, чем сидеть в душном зале и терпеть ненавидящие взгляды скальдов. Настроения в лагере значительно разнились с теми, что я отметила по приезде. Мужчины, недавно глядевшие друг на друга с почти нескрываемой враждой и опаской, теперь по-братски обнимались и клялись беречь друг друга в бою, когда в следующий раз доведется встретиться. Да, речи Селига творили чудеса. В голове не укладывалось, как поднаторевший в интригах Исидор д’Эгльмор мог так ужасно сглупить. Наверное, он допустил в отношении Вальдемара ту же ошибку, что и большинство ангелийцев по отношению к нему самому. «Камаэлиты думают своими мечами», – вспомнились мне пренебрежительные слова на балу у Сесиль Лаво-Перрин. Пока камаэлитов в прочих провинциях считали воинственными и туповатыми, их герцог д’Эгльмор строил изощренные планы захваты престола и наращивал свою армию. Интересно, говорил ли он о Вальдемаре Селиге теми же словами? Вряд ли. Я ни разу не слышала, чтобы кто-либо из ангелийцев признал за скальдами способность мыслить, хотя бы и мечом.

Погруженная в раздумья, я отвлеклась от дороги и забрела к палатке гамбривийцев, откуда как раз выходил какой-то тенн. Он ухмыльнулся, обнажив плохие зубы, и схватил меня за запястье с криком:

– Смотрите-ка, Селиг решил и нам дать попробовать вкус победы, хе-хе! Кто хочет перепихнуться по-королевски, а, парни? Чур, я первый, а следом все желающие!

Это случилось слишком быстро, буквально за пару секунд. В одно мгновение я глазела на гнилозубый рот, набирая в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, а в следующее мгновение тенн уже умелым движением завел мою руку за спину и толкнул меня в снег, давя на затылок. Лежа лицом в утоптанном снегу, я слышала дружный хор поощрительных возгласов с редкими вкраплением осторожных протестов. Но до тех пор пока скальд не задрал мне юбки, выставив голые ягодицы на трескучий мороз, я не могла поверить, что это происходит со мной на самом деле.

А все потому, что изнасилование в Земле Ангелов является не просто преступлением против личности, как и во всех цивилизованных странах, и даже среди скальдов, правда, по отношению только к скальдийкам. У нас, ангелийцев, это еще и богоборчество. «Люби по воле своей», – завещал нам Благословенный Элуа, и изнасилование – это нарушение сей священной заповеди. Во исполнение вышнего закона на каждое служение Наамах от меня – даже от ангуиссетты – ожидалось предварительное согласие и ни один мой гость не посмел бы нарушить святости сигнала. Даже Мелисанда чтила сигнал, как и прочие установления нашей Гильдии. То, что она творила со мной в последнюю ночь… она бы остановилась, если бы я произнесла сигнал, в этом я никогда не сомневалась. Я молчала из упрямства.

А Гюнтер и Селиг брали меня не спросясь, против моей воли, не оставляя мне выбора, и потому мне мнилось, будто весь ужас насилия уже мною изведан. Но в те минуты, когда утоптанный снег таял и холодил мне щеку, а тенн-гамбривиец, нависнув надо мной, возился со своими штанами под похабные вопли обступивших нас скальдов, я вдруг поняла, что познала лишь малую толику этого кошмара.

И тут в гул голосов вклинился новый, и мне на шею перестало давить. Торопливо отползая и поправляя юбки, я подняла взгляд и увидела Кнуда, неказистое лицо которого в тот момент показалось мне прекрасным. Он поднял насильника за шиворот и дважды засадил ему кулаком в лицо.

Большего Кнуд сделать не успел – гамбривийцы налетели на него, и вся братская любовь между племенами в одночасье оказалась забыта. Мой защитник боролся изо всех сил. Забыв о собственном страхе, я схватила первый подвернувшийся под руку предмет – котелок – и обрушила его на голову ближайшего гамбривийца. Один из теннов перехватил мои руки и, прижав меня к себе, принялся с хохотом потираться о мои ягодицы.

В гаме и суматохе никто не заметил появления Вальдемара Селига.

Он восседал на огромном коне и свысока наблюдал за дракой, должно быть, набирая в грудь достаточно воздуха, чтобы на одном дыхании отдать приказ прекратить безобразие. Что он собирался сказать, так и осталось для меня секретом, поскольку следом за ним в окружении Белых Братьев подоспел Жослен и, слетев с лошади, кинулся в бой, выкрикивая мое имя, словно боевой клич.

На сей раз он обнажил меч.

Двое гамбривийцев пали прежде, чем хоть кто-нибудь понял, что происходит. Тенн, который меня удерживал, с проклятьем оттолкнул меня, выдернул из ножен меч и устремился вперед. На снегу уже алела кровь. То, что началось мордобоем, вдруг обернулось смертельной схваткой с Жосленом в центре. Он вертелся юлой, от клинка и наручей летели искры. Еще один гамбривиец свалился, прежде чем Вальдемар Селиг спешился, обнажил свой меч и с воплем вклинился в мешанину тел. Я наблюдала за побоищем, в ужасе прикрыв рот рукой.

До того я не вполне понимала, почему скальды буквально боготворят своего предводителя. Тогда это стало для меня очевидным. Он не обладал изощренным кассилианским мастерством и грациозностью. Но они ему и не требовались. Вальдемар орудовал мечом так же естественно, как дышал. Гамбривийцы отступили от него, продолжая наскакивать на Жослена.

– Ангелиец, приказываю тебе остановиться! – крикнул Селиг, побледнев от ярости.

Один из гамбривийцев попытался ткнуть Жослена копьем, тот отскочил и занес меч над нападавшим. Но варвару повезло. Вальдемар оттолкнул его мощным плечом и принял удар на свой клинок, а затем подступил к кассилианцу и рукоятью саданул его в висок.

Мой защитник рухнул на колени как подкошенный, ослабевшие пальцы разжались, и он выронил оружие. Жослен стоял на коленях, покачиваясь, окруженный телами скальдов, истекающими багровой кровью на белом снегу. Чуть поодаль застонал Кнуд и, шатаясь, поднялся на ноги. Все молчали. Вальдемар Селиг посмотрел на Жослена и скривился с видимым отвращением.

– Убейте его, – приказал он Белым Братьям.

– Нет! – пронзительным, будто не своим голосом выкрикнула я и кинулась к ним. Упав на колени перед Селигом, я взмолилась: – Милорд, окажите милость, оставьте его в живых! Он только защищал меня во исполнение своего обета, клянусь! Я сделаю все, все что захотите, только оставьте его в живых!

– Ты и так сделаешь все, что я захочу, – бесстрастно ответил Селиг.

Я не сказала: «Нет, если вы его убьете». Но я так подумала, и Селиг меня понял. Даже пронзенная стрелой Кушиэля, я бы постаралась любой ценой обуздать свою отзывчивость и, думаю, мне бы это удалось. Во всех нас, детях Элуа, переплетаются божественное и земное. Как и Жослен, обнаживший меч, я готова была сорваться, вынужденно балансируя на грани своей природы.

Но до трагедии не дошло. Кнуд, мой добрый Кнуд, прохромал вперед, потирая шишку на лбу. Ногой подтолкнул тело мертвого гамбривийца с яростно оскаленными гнилыми зубами. Штаны его были приспущены, а вялый бледный член лежал на бедре – жалкое зрелище.

– Я своими руками сбил этого гаденыша, когда он пытался залезть на твою девчонку, лорд Селиг, – честно признался Кнуд. – И это правда, что парень поклялся ее защищать. Такой у него обет перед ихним богом. Гюнтер держал их вместе, чтобы они усмиряли друг друга.