– Я Друстан маб Нектхана, все вы знаете мой род и моих предков. Но с сегодняшнего дня всех вас, кто выступает на моей стороне, я также считаю своей родней. Все вы отныне – мои братья и сестры. Когда над деревьями покажется солнце…

Бойцы почему-то притихли один за другим. Нам, обозникам, бесполезным в сражении, досталось место на узком уступчике у подножия каменистого утеса за спинами солдат, но семья Друстана почетно расположилась на самой вершине. Я видела только фигуру бравого круарха, возвышавшегося над людским морем, но не более.

И тут его сестра, Брейдайя, закричала и указала на что-то рукой.

Я тут же забралась к ней и вгляделась в рассветный сумрак.

Из рощицы, где на молодых березках набухали почки, а от теплой влажной земли поднимался туман, появился огромный черный кабан. Не знаю, как долго они живут, но тот кабан, должно быть, достиг весьма преклонных лет, раз вырос в такую громадину. Его массивная туша резко выделялась на фоне берез. Зверь поднял черный пятак, словно принюхиваясь; гигантские копыта могли бы послужить плугом на поле. Кто-то недоверчиво ахнул, и я с удивлением узнала собственный голос. Клянусь, я с холма чуяла кабанью вонь в утреннем тумане. Зверь всматривался в серый рассвет маленькими злобными глазками, а шесть с лишним тысяч пиктов, круитов и далриад потрясенно следили за каждым его движением.

Внезапно кто-то придушенно чихнул, и могучий боров, громко хрюкнув, развернулся и потрусил обратно в рощу, слегка припадая на заднюю ногу.

Тысячи глоток восторженно взревели. Темные глаза Друстана маб Нектханы на свирепом лице с синими узорами сверкали огнем, когда он поднял в воздух обнаженный меч и воззвал, перекричав улюлюканье солдат:

– Следуйте за Куллах Горрьим!

С устрашающим рыком отряды бросились в атаку.

В нашей наспех собранной армии не было дисциплины, стратегии, порядка. Вояки ринулись в битву неудержимой ордой. Достигнув рощицы, всадники и колесницы замедлились, отыскивая проходы между деревьями, и пехотинцы вырвались вперед. Березовая роща внезапно наполнилась криками сотен воинов, стремящихся в долину.

Позже мне рассказали, что армия Маэлькона с ночи прокрадывалась по долине, надеясь, окружив нас с обоих флангов, внезапно напасть на  рассвете. Их план вполне мог удастся, если бы Друстан еще немного затянул с речью, а он бы так и сделал, не помешай ему черный кабан.

«Не пренебрегайте Черным кабаном».

Мы, оставшись в тылу, слышали ужасные звуки битвы, доносившиеся из-за рощи: звон клинков, предсмертные вопли, громыхание доспехов. Застигнутые врасплох в низине без укрытий, люди Маэлькона гибли сотнями, когда тысячи сторонников Куллах Горрьим сбегали на них с зеленого холма. Но солдаты узурпатора все равно отчаянно сражались, дорого продавая свои жизни.

Теперь-то я это знаю, но тогда томилась в неведении. Помню, как лицо Гиацинта перекосилось от испуга, а затуманенные глаза неотрывно смотрели туда, где шумело сражение.

– Что ты видишь? – спросила я, встряхивая его за плечи. – Что ты там видишь?

– Смерть, – прошептал он в ответ. – Повсюду смерть.

Я посмотрела на тсыгана, потом ему за спину и заметила кое-что немаловажное.

Верховой отряд Тауру Кро, рыжеволосых светлокожих круитов с синими татуировками на лицах под знаменем Красного Быка.

– Маэлькон был прав! – крикнул один из них, вытаскивая из ножен меч и тыча им в нашу сторону; воины тут же сомкнули кольцо вокруг нашего утеса. – Берите их в заложники!

Конечно же, речь шла о Нектхане и ее дочерях, матери и сестрах Друстана. С которыми мы стояли плечом к плечу на каменистом уступе.

Эти женщины были круитками и, хотя не принимали участия в битвах, умели стрелять не хуже мужчин. Я не раз видела, как сноровисто они обращаются со своими луками. Но луки и стрелы остались в лагере, в нескольких десятков шагов от нас, а между нами и палатками гарцевали люди Маэлькона. Мы все были безоружны.

Кроме Жослена.

Я посмотрела на него, уже зная, что увижу. Жослен, не колеблясь, пришел в движение, выхватив из ножен кинжалы. В лучах утреннего солнца остро блеснули клинки и наручи, когда, шагнув вниз из нашей группы, мой защитник поклонился и тихо сказал:

– Во имя Кассиэля, я служу и защищаю.

Безо всяких церемоний солдаты атаковали.

Двое упали, затем фигур на земле стало трое, пятеро – врагов было слишком много,  они  торопливо спешивались, выхватывали из ножен мечи и пытались вскарабкаться на наш утес. Гиацинт с руганью подбирал камни и швырял их в наступавших с меткостью опытного уличного бойца. Маленькая темная фигурка соскочила с уступа. Один из Тауру Кро подобрался совсем близко и, потрясая мечом, бросился на меня; я поднырнула под его руку и, оказавшись у него за спиной, с силой толкнула. Вояка, смеясь, отпрыгнул к своим товарищам.

– Жослен! – крикнула я. – Доставай меч!

Он на миг замер посреди боя, чтобы посмотреть на меня, в этом коротком взгляде я уловила воспоминание о Скальдии, об его нарушенном обете. Но тут же лицо Жослена ожесточилось, он ловко бросил кинжалы в ножны и выхватил из-за спины меч.

Маленькая фигурка прошмыгнула мимо него так близко, что кассилианец дернулся, но тут же продолжил сражаться, вертясь, словно танцор.

– Отступаем! – на гортанном круитском выкрикнул предводитель Тауру Кро; солдаты послушно отошли к своим коням. Вожак угадал. Жослен, не собираясь терять преимущество высокой позиции, не стал их преследовать и остался на выступе с обнаженным мечом.

И тут в воздухе запели стрелы.

Мойред, младшая дочь Нектханы, совсем еще девчонка, смогла добежать до лагеря, схватила там лук и полный колчан и принялась безжалостно пускать стрелы с тетивы одну за другой. Двое из Тауру Кро упали замертво, прежде чем их командир выругался и схватил копье.

– К дьяволу заложников! – рявкнул он. – Убейте их всех!

И метнул копье.

В Мойред.

Я увидела, как жало острия вонзилось девочке в живот. Она схватилась за древко обеими руками, с шумным выдохом повалилась навзничь. В тишине раздались два крика: горестный вопль Гиацинта и почти предсмертный стон Нектханы, спрятавшей лицо в ладони. Сестры Мойред взвыли низко и горестно.

И тут утро расколол еще один крик, крик ярости.

Видя, как Жослен сражается со скальдами, я думала, что это вершина боевого искусства, которую невозможно превзойти. Так вот, я ошибалась. Падающей звездой он обрушился на Тауру Кро, словно кассилианский берсерк с серебряной змеей в руке вместо меча. Солдаты один за другим падали на его пути, брызжа кровью из смертельных ран; они падали и умирали, бестолково сжимая свои копья.

Сколько их было? Двадцать, как я потом сосчитала. Больше половины перебил Жослен, еще двоих застрелила Мойред. Когда Нектхана с дочерьми тоже бросились в гущу битвы со своими острыми маленькими кинжальчиками, от их рук погибло еще четверо или пятеро противников. Двоих походным ножом прикончил Гиацинт, Принц Странников.

Я же, трясясь от ужаса, не убила никого.

Тут-то нас и нашел Друстан, круарх Альбы. Его украшенные синими узорами руки были по локоть обагрены кровью, в глазах плескалось мрачное торжество, а гнедой конь хрипел в пене и мыле. Победившая армия с триумфальными криками возвращалась через рощицу в лагерь. Друстан выпрямился и посмотрел на мать и двоих оставшихся в живых сестер, чьи похожие лица выражали одно и то же горе, а потом на младшую сестру, Мойред, на чьих губах навеки застыла слабая улыбка.

– О нет. Нет!

Жослен стоял на коленях, каясь перед Кассиэлем, Гиацинт скорбно понурился. Нектхана встала от тела дочери.

– Куллах Горрьим взял то, что ему причиталось, – тихо произнесла она. – Сын мой, кто теперь правит Альбой?

Друстан повернул голову; к нему подкатила колесница, в которой восседал запыленный и окровавленный Имонн. За колесницей волочился труп крупного рыжеволосого мужчины с изуродованным лицом и местами содранной кожей. Маэлькон.

– Теперь правлю я, мама, – тихо ответил Друстан. – Узурпатор мертв.