- Замучила наводка, - плаксиво пожаловался Виталик. - То есть, то нет. С декабря не ладится. Так и с ума сойти недолго!

"...Я подвергся изощренным пыткам: головные боли, воздействие на спинной мозг с потерей равновесия. Не один раз я отказывался от пищи, не один раз хотел покончить с собой, но в условиях исследования это невозможно из-за управления организмом. Меня превратили в мученика науки, в Иисуса Христа..."

- А может, заэкранируемся? - предложил Виталик.

"Вот-вот, - обрадовался Кузьмин, - напишу ему, чтобы заэкранировался. Хотя что же, он так и будет сидеть в клетке?"

Ему стало неловко.

"...Не странно ли, что Вы уехали в Сибирь, а я едва ли не был счастлив слышать Ваш голос по московскому радио. Насколько мне известно, в Сибири нет такого устройства, а если бы и велось исследование, то почему Вы там не выступили по радио? Зачем для этой цели ехать в Москву..."

"Зачем? Ах, если бы на самом деле сесть в самолет, и туда, на улицу Качалова!" - грустно сыронизировал Кузьмин. Передачу записывали перед самым отъездом, она была прощальной.

"...Прекратите исследование или..."

- Что "или"? - произнес вслух Кузьмин. - С глупой наводкой столько времени справиться не можем, а здесь... - Выключай аппаратуру, будем искать причину! - крикнул он Виталику.

* * *

Голова была тяжелой и гулкой, как сейф. Аркадий сомкнул глаза. Исчезла опостылевшая палата. Векам стало горячо, словно на солнце. Медленно проявилась знакомая картина: стенды, приборы, люди в оранжевых халатах. На первом плане, вполоборота, человек с крупным лицом - тот самый Кузьмин... Однажды он, заездом из столицы, прочитал на их потоке лекцию, и Аркадию запомнилась его смешная привычка дергать себя за ухо.

Кузьмин что-то кричит. По движению вывернутых губ Аркадий угадывает: "Выключай аппаратуру!" И сразу все исчезает, уходит боль, становится легко и покойно. Аркадий счастлив, хотя понимает, что это ненадолго.