Герольд… Вместо того, чтобы думать, как спастись, Ник продолжал вспоминать — и Авалон стоял перед его внутренним взором.

— Авалон!

Что побудило его произнести это имя? Лошадь вздернула голову, заржала, и ей отозвался мул. Животные перестали щипать траву и стояли, глядя на дерево, к которому был привязан Ник.

Затем появился он!

Еще один призрак? Если так, то выглядел он чрезвычайно реально.

— Авалон? — Ник произнес это как вопрос. Захочет ли Герольд его спасти? Или оставит на милость летающих охотников, раз Ник не принял его предложение?

— Я Авалон, — услышал он в ответ.

— Вы можете… вы меня освободите? — Ник перешел сразу к делу. Пусть Герольд скажет «да» или «нет», и покончим с этим.

— Каждый должен освободить себя сам. Свобода возможна для всех, но ты должен сделать выбор сам.

— Но… я не могу пошевелиться… даже чтобы взять это ваше бесценное яблоко, если захочу!

Как и прежде, лицо Герольда ничего не выражало; вокруг него разливалось сияние.

— Существует три вида свободы. — Авалон не извлек яблоко. — Есть свобода тела, есть свобода мысли, и есть свобода духа. Дабы стать воистину свободным, человек должен обрести все три…

У Ника в душе закипел гнев. Сейчас время — его злейший враг, и он вовсе не желал тратить его на философские споры.

— Мне от этого не легче.

— Свобода — в тебе самом, — отвечал Авалон, — равно как и во всех живых существах…

Он чуть повернулся и перевел невозмутимый взгляд с Ника на лошадь и мула. За время, что он на них смотрел, Ник успел несколько раз вздохнуть. Затем животные замотали головами с такой энергией, которую до сих пор эти заморенные существа ни разу не проявляли.

Они подошли к зарослям кустарника, сунули глубоко в листву морды и принялись фс какой-то явно разумной целью поворачивать головы и выгибать шеи. Веревки с кусочками металла, которые латники намотали им на шеи, зацепились за ветки. Затем каждый из них наклонил голову, дернулся назад — веревки соскользнули и остались висеть на кустах.

Освобожденные лошадь и мул тотчас же подошли к Герольду и склонили перед ним головы. Он протянул руку к сбруям, но не коснулся — упряжи упали на землю, освободив животных от всего, чем их опутал человек.

Однако они по-прежнему стояли и глядели на Герольда, а он на них — словно вели безмолвную беседу. Потом лошадь негромко заржала, мул заревел. Они развернулись и потрусили во тьму.

— Если вы в состоянии освободить их, — запальчиво проговорил Ник, — то можете то же самое сделать и для меня.

— Свобода в твоих руках, лишь ты сам можешь ее обрести.

Ник понял, что Герольд говорит это с какой-то целью, а не из желания ему досадить. Лошадь и мул избавились от своих «оков», но все попытки Ника только вконец обессилили его. Ему не освободиться без посторонней помощи — это просто невозможно.

— Как? — спросил он.

Ответа не последовало.

— Вы же объяснили животным! — сердито настаивал Ник.

Герольд хранил молчание.

Свобода, которую лишь он сам может обрести? Возможно, из-за того, что он не принял золотого яблока, Герольд не может или не желает ему помочь чем-либо еще, кроме этого туманного утверждения? Ник оперся на ствол дерева и постарался спокойно подумать. Несомненно, способ есть. Вряд ли Авалон по какой-то неясной причине нарочно его мучает. А если такой способ есть, то у него должно хватить воли, терпения и ума, чтобы его найти.

Тщетные попытки вырваться ничего не дали. Лежащие на земле кинжалы — вот мука! — он видел, но достать не мог.

Итак — что же остается?

Тело было не свободно. Свобода мысли, свобода духа — может ли он воспользоваться ими? Телепатия… Предвидение… Человеческий мозг таит в себе различные силы… Паранормальные способности. Но подобным даром обладают немногие, и Ник к их числу не принадлежит.

Кинжалы… он их видит… свобода мысли…

Авалон ждал. Он больше ничем не поможет. Ник был уверен, что остается рассчитывать только на себя, на свою волю и силы.

Кинжалы… как-то их использовать…

С величайшим напряжением Ник вглядывался в тот, что лежал всех ближе, — тонкий клинок, который выронила женщина. Нож… веревка… они соприкасаются… и он свободен.

Нож… веревка… Не думать ни о чем ином, только об этом узком, отливающем красным в свете угасающего пламени, лезвии, о веревках, стягивающих тело. Нож… веревка…..

По лицу катились капли пота. У Ника было странное чувство, будто какая-то его часть пытается оторваться от тела. Часть… словно рука… пытается освободиться. Если он не может сдвинуть кинжал с места силой своего желания… что там насчет руки?

Ник переменил тактику. Кисть… рука… свободная… дотягивается до освещенной площадки. В некоторых случаях тело повинуется приказам мысли, удастся ли сейчас? В воздухе появилось нечто смутное, призрачное: коснулось кинжала. Так, значит, железо этому не помеха! Ник сосредоточился. Кисть, пять пальцев… отведенный большой палец и еще четыре, которые сомкнулись вокруг рукоятки. Вот он, сероватый призрак… стиснувший кинжал.

У него была кисть, но ее нужно присоединить к руке, иначе все теряет смысл. Рука… он представлял себе запястье, затем руку до локтя, до плеча. Снова образовалось нечто туманное и призрачное. Оно слилось с кистью, а другим концом касалось его плеча…

Ну же!

Никогда прежде какие-либо действия не давались ему таким напряжением воли. Длинная-предлинная призрачная «рука» начала стягиваться. Он должен удержать ее — должен!

Ник прерывисто дышал. К себе, тянуть к себе — он должен подтащить кинжал!

Лезвие уже уползло из освещенного круга, перемещаясь по земле короткими рывками, словно энергия Ника то приливала, то убывала. Но лезвие приближалось! Ник не чувствовал радости — только необходимость держать и тащить.

Теперь кинжал у его ног, длинная призрачная рука провисла и упала на землю кольцами, как ослабленная веревка. Ник был чуть жив — тяжелой черной пеленой на него навалилась усталость, какой он не испытывал никогда в жизни. Если поддаться ей, он пропал.

Кинжал должен подняться! Поникший призрак уплотнился, кольца слились в более толстую, отчетливо видимую колонну, на конце которой была сжимавшая кинжал кисть. Вверх! Ник обратился в одно-единственное страстное желание.

Короткими толчками лезвие стало подниматься. Острие кольнуло в колено. Ник поднял кинжал выше, до первого витка опутывавшего его ремня. Режь! Он приказал — режь!

Лезвие двигалось медленно, слишком медленно. Ника охватило было отчаяние, затем он взял себя в руки. Пусть медленно, но все же оно двигается.

Режь!

Лезвие потихоньку елозило по жесткой коже ремня. Лишь бы оно было достаточно острым! Не отвлекаться… думать только об одном… режь… режь… режь!

Обрезанный конец ремня змеей свернулся у его ног; туманная колонна сломалась, вместе с ней упал кинжал. Из последних сил Ник отчаянно забился. Путы спали, и он повалился ничком на землю, полумертвый от усталости.

Он повернул голову и взглядом поискал Авалона. Герольд исчез. Ник лежал в одиночестве между угасающих костров, перед ним на фоне красных угольков чернел кособокий крест.

Он свободен, но руки по-прежнему связаны, ноги онемели, и нет никаких сил.

Руки — нужно развязать руки. Кинжал. Ник лежал и смотрел на него. Он снова попытался создать руку-призрак, однако сила, породившая ее в первый раз, иссякла. Теперь помогать себе надо физически.

Он с трудом перевалился на бок, скрючился и нащупал лезвие… Как-нибудь бы его закрепить… но онемевшие пальцы не двигались. Закрепить! Извиваясь на земле, Ник весом собственного тела вдавил рукоятку глубоко в прошлогоднюю опавшую листву. Где-то здесь был камень, пододвинуть его… Он терпеливо трудился, пока не решил, что закрепил клинок вполне надежно. Туда-сюда — Ник водил руками по лезвию, даже не зная точно, режет ли оно веревки.

Он не был уверен в этом до тех пор, пока не упали на землю освобожденные руки и не началось мучительное восстановление кровообращения. Затем он заставил себя подняться на ноги и приник к дереву, у которого простоял долгие часы. Лежащий у ног кинжал… железо. Придерживаясь опухшей рукой за ствол, чтобы не упасть, Ник неловко нагнулся и поднял, затем, через силу сомкнув на рукоятке ноющие пальцы, кое-как засунул кинжал за пояс.