Надеюсь, что они не найдут его до утра, а затем я буду уже далеко.
До того, как уйти, я роюсь в его карманах и вытаскиваю весьма полезную карточку, гарантирующую мне свободный доступ к запасному входу в здание. Улыбаясь ему, я произношу:
— Прости, чувак. Бизнес есть бизнес. Без обид.
ВАНЕССА
Один безобидный взгляд может изменить все.
Кивок, прищуренные глаза, или подергивание губ — это все, что требуется, чтобы передать послание, которое разрушит все.
Мне стоило довериться своим инстинктам, стоило прислушаться к предупреждающим знакам. Волоски на затылке встают дыбом, страх струится по венам вместе с кровью, говоря, что это было неправильно. Но я передаю бокал своему мужу, улыбаясь и мягко похлопывая его по плечу.
— Вот, держи, милый, — говорю я, легко прикасаясь губами к его щеке.
Когда поворачиваюсь назад к парню, с которым обменивалась взглядами, его нет.
Мой муж смеется и забирает бокал из моей руки, вырывая меня из моих мыслей.
— Ванесса, позволь мне познакомить тебя с Корделией. — Женщина рядом с ним протягивает руку, и улыбка на ее лице такая же фальшивая, как и последующие слова:
— Корделия. Я — фанат работ вашего мужа.
— Ванесса. Очень рада знакомству. Кажется, у моего мужа много фанатов на этой вечеринке, — улыбаюсь я, будучи хорошей женой и притворяясь, что не заметила, как она ему подмигнула. Ее слегка помятое платье напомнило мне о руке моего мужа, которая была на ее заднице несколько секунд назад. Меня мучает вопрос: хорошо ли он сжал ее, или позже найдет другие места для ласки.
Залпом выпиваю все содержимое своего бокала.
Все смотрят на меня, словно я выжила из ума, но я игнорирую их. Ставлю свой бокал на поднос проходящего мимо официанта, и поворачиваюсь с улыбкой:
— Что ж, Корделия, я много слышала о тебе. Ты одна из актрис в фильмах моего мужа, если я не ошибаюсь.
— Да, наш последний фильм выйдет на экраны уже в январе этого года, так что я очень переживаю.
— О, это прелестно. Ты близко с ней работал? — спрашиваю я своего мужа. — Вы, кажется, очень хорошо знаете друг друга.
— А, ну, да… — мой муж давится вином.
— Филипп показал мне все декорации. Он очарователен, — отвечает она, хихикая. — Он много знает об этом бизнесе. Клянусь, я снова чувствую себя новичком, когда оказываюсь рядом с ним.
— Хммм… могу представить, — отвечаю я с очередной улыбкой. Обращение к нему по имени уже многое дает понять. Это было быстро.
Филипп откашливается еще пару раз, его бокал с вином дрожит так, что жидкость выплескивается и капает на пол.
— О, боже, с тобой все в порядке, Филипп? — спрашивает Корделия, кладя руку ему на грудь.
Он кашляет еще больше, сгибаясь в этот раз, и похлопывая себя по груди. Я выхватываю бокал из его руки и отставляю его.
— Филипп? Скажи что-нибудь, — произношу я.
— Я… в порядке, — бурчит он, но я четко слышу вранье. Он слишком сильно кашляет, больше, чем когда-либо, и это при том, что он заядлый курильщик.
— Ты хочешь, чтобы я тебе помогла? — спрашиваю я.
— Нет, нет, нет, мне просто нужно на воздух.
Я кладу свою руку на его спину.
— Значит, давай выйдем на улицу.
— Думаю, будет лучше, если вы отвезете его домой, — произносит Корделия, сглатывая комок в горле. — Он выглядит… больным.
— Спасибо за твое сочувствие, — отвечаю я. Всегда на чеку. — С нами все будет в порядке.
— Нет, она права, — Филипп кладет руку поверх моей. — Давай поедем домой. Кажется, организм не справляется с таким количеством вина. Я достаточно выпил для одной ночи, — смеется он, но это весьма жалкое зрелище. — Кроме того, я увиделся и поговорил с некоторыми людьми. Вечеринка, по всей видимости, продолжится и без нас.
— Хорошо, если ты уверен. Увидимся позже, Корделия, — отвечаю я, махая ей, пока вывожу мужа на свежий воздух.
Перед нами открывают дверь, и я сопровождаю его на улицу. Мой муж отмахивается от любой помощи, которую ему предлагают официанты, так же, как и от моей. Я помогаю ему спуститься по каменным ступенькам, которые выполнены весьма искусно. Чем дальше мы идем, тем больше он опирается на меня, и становится все труднее помогать ему. Вскоре я почти тащу его на себе.
— Что с тобой происходит? Ты в порядке?
— Да, — отвечает он, и кашель становится громче. — Просто немного перебрал, и все. — Он спотыкается о бордюр, почти утаскивая меня за собой. Мне едва ли удается удержать нас обоих на ногах.
— Филипп, это не нормально. Ты даже идти не можешь, — отвечаю я, ведя его всю дорогу до нашей машины.
— Ничего ненормального, я всего лишь немного… навеселе, вот и все, — он похлопывает по карману, опираясь на машину и доставая ключи, а я открываю дверь, чтобы залезть внутрь.
— Нет, нет, я поведу, — произносит он.
— Что? Да ни в жизни! Ты не можешь. Ты слишком пьян.
Он хмурится.
— Нет, не пьян. А сейчас отойди и дай мне сесть за руль.
Я корчу недовольную гримасу.
— Всегда нужно быть таким упрямым? Просто дай мне повести машину. Я могу безопасно доставить нас домой.
— Все в порядке. А теперь отойди в сторону, женщина, — он толкает меня с такой силой, что мне приходится ухватиться за дверь, чтобы не упасть.
Прежде, чем у меня есть шанс запротестовать, он садится за руль и захлопывает за собой дверь. Мои руки сжимаются в кулаки, когда я устремляюсь к противоположной стороне машины и безмолвно шевелю губами, проклиная его. Этот человек… уф, куча дерьма, с которой мне приходится согласиться, сводит меня с ума.
Я открываю дверь и сажусь на место, громко захлопывая ее за собой. Филипп заводит машину и трогается с места, икая и цепляя бампером бордюр у края дороги.
— Осторожно! — вырывается у меня.
— О, хватит, — отвечает он, выезжая с парковки. — Ты можешь просто дать мне передохнуть?
— Нет, это опасно, и ты знаешь это.
— Я сказал, что я в порядке. Чего еще ты хочешь от меня, а? — он начинает давить на газ.
— О, только не снова.
— Замолчи и дай мне заняться своим делом.
— Делом — это вести машину? — жестикулирую я, пока мы едем по городу.
Он бросает на меня взгляд.
— Ты можешь просто не усугублять? Просто хотя бы на одну гребаную секунду моей жизни ты можешь просто не раздражать меня своим дерьмом о вечной любви?
Машина несется быстрее и быстрее, несмотря на оживлённое движение.
— Филипп, остановись.
— Нет, это ты остановись.
— Нет, я имею в виду светофор! — кричу я.
Слишком поздно. Он уже проезжает на красный. Я закрываю глаза руками, чтобы не видеть неминуемую катастрофу. Сердце грохочет в груди, дыхание сбивается, и, когда я снова открываю глаза, вижу, что ничего не произошло. Филипп по-прежнему сидит рядом и громко дышит, вены на шее набухают, а лицо краснеет от ярости.
— Да какого черта с тобой не так? — кричу я.
— Со мной все нормально, а вот что с тобой не так?! — кричит он в ответ.
— Ты только что проехал прямиком на красный свет. Ты в своем уме?
— Я — да, это твоя гребаная вина в том, что ты всегда впиваешься мне в горло! — шипит он.
— Так это расплата? Хочешь запугать меня? Как ты смеешь? — произношу я. — Останови машину.
— Нет.
Мы приближаемся к шоссе, и я не хочу, чтобы стало еще хуже. Мне нужно выбираться отсюда.
— Филипп, останови машину. Сейчас же. Пожалуйста.
— Нет, — повторяет он, дымясь от злости.
— Выпусти меня! — визжу я.
— Мы не станем этого делать. Не сейчас, — отвечает он, скрипя зубами.
Я оборачиваюсь, но все, что я вижу — это полосы трассы и другие машины. Ни травы, ни чего-нибудь отдаленно напоминающего то, на что можно было бы выпрыгнуть, даже если это смехотворная идея. Но когда вы находитесь под действием страха, в вашей голове проносятся глупые идеи. Я ненавижу опасность.
Дерьмо, мы уже едем по магистрали. Уже слишком поздно.